– Черт! – Он откатился в сторону и вскочил. На полу, спиной к стене, сидела обманка, брат-близнец той, что осталась этажом ниже. Или та же самая. С голубыми глазами, которые неотрывно смотрели на Виктора.
– Ты ему понравился, – хмыкнул Борхес, проходя мимо, к Торпеде. Тот сидел на корточках и потирал руку, ругаясь сквозь зубы.
– Как ты?
Торпеда поднял на него глаза, тряхнул головой:
– Терпимо. Какой-то чувствительный «кирпич» попался, еще пара таких ловушек – и нужно будет руку менять, а то нервные окончания сгорят.
– Лучше чувствительный, чем заторможенный, – философски произнес Борхес.
– Согласен. Так, что тут у нас? – Здоровяк поднялся, оглядываясь. Четвертый этаж был ярко освещен бьющими в узкое окно лучами солнца. В лучах кружились пылинки, поднятые в воздух людьми. Солнце буквально озаряло лестницу, ведущую на пятый этаж, преломляясь в грязных стеклах и отбрасывая на стены причудливые отражения.
– Приплыли, – Торпеда достал блокнот и начал что-то искать в нем, перелистывая потертые страницы.
– В чем дело? – спросил у него Виктор, стараясь не смотреть на обманку, которая натужно дышала у стены.
– Думаю, как дальше идти. Лестница для нас закрыта.
– Как закрыта? – Куликов подошел к лестнице и посмотрел вверх, по пролету. Все было чисто, ни баррикад, ни преград. – По мне так все нормально.
Торпеда посмотрел на Куликова, словно учитель на нерадивого ученика:
– Кот, запомни, невнимательный инсайдер долго не живет. Что на этой лестнице не так?
Виктор еще раз, уже пристально, осмотрел ступени. Обычные ступени из серого камня, местами поколотые.
– Не знаю. Вроде…
– Яркий солнечный свет. Ты видел сегодня на улице такое яркое солнце?
– Нет.
– И я не видел. Даже если и предположить, что оно появилось из-за туч, то тогда почему его нет на этаже ниже?
Куликов пристыженно насупился, перешагнул обманку и посмотрел на этаж ниже. Серо, уныло, пасмурно. Как и должно быть, все верно.
– Это может быть опасно? – уточнил он у Торпеды.
Торпеда поднял руку, постучал пальцем по «кирпичу»:
– Он говорит, что опасно.
– Но вы же тут уже проходили, верно?
– Местность постоянно меняется, – подал голос Борхес. – Я уж и не уверен, что «глаз» все еще на месте. Но ты на всякий случай держись рядом, прикроем.
Виктор кивнул, отошел к стенке, чтобы не мешать.
Торпеда поводил «кирпичом» из стороны в сторону, сделал шаг к запертой деревянной двери. Прислушался. Сделал еще один шаг. К нему подошел Борхес, что-то сказал, указывая на обманку.
– Пойдем здесь, – угрюмо сказал Торпеда, указывая на квартиру с деревянной дверью. Судя по недовольной роже здоровяка, было понятно, что выбор ему не нравится. Борхес лишь пожал плечами, выуживая из рюкзака фомку. И без лишних разговоров всадил ломик между косяком и дверью, надавил, налег всем телом.
Дверь хрустнула, полетели щепки, посыпалась мелкими чешуйками краска. Торпеда, перехватив пистолет двумя руками, напряженно ждал. Взмахом руки подозвал Виктора.
Какой-то нарастающий шорох тревожил слух Куликова. Какое-то шуршание, тихое-тихое.
Борхес крякнул, толкнул, дернул. Хрустнул косяк, и дверь распахнулась, жалобно скрипнув на ржавых петлях. Инсайдер поспешно отступил за спины товарищей, убирая ломик.
За дверью оказалась полутемная прихожая с прогнившим стеллажом для обуви и рваным половичком. Возле заросшего паутиной плинтуса одиноко валялся домашний тапок с заскорузлым помпоном.
Торпеда сделал маленький шажок вперед, поводя стволом пистолета. Бряцнул автомат Борхеса.
Куликов недоуменно посмотрел на них. Шуршание нарастало, оно стало довольно громким. Неужели не слышат? Звук, словно кто-то растирает в ладонях сухие листья.
Торпеда первым шагнул в квартиру. Осторожно, готовый тут же кинуться назад, перенес через порог и вторую ногу. Борхес присел у косяка, держа на прицеле дальний угол прихожей.
Шорох нарастал, Виктора это не на шутку тревожило. Он не хотел выглядеть глупо в глазах более опытных товарищей, которые, судя по всему, никак не реагировали на приближающийся звук, но отчего же так неспокойно?
Обманка забулькала, задышала чаще, хлюпая носом. Куликов повернул к ней голову и встретился взглядом с выпученными синими глазами. И отшатнулся, внутренне холодея.
В глазах обманки стоял неподдельный, звериный ужас.
Виктор кинулся к лестнице, невзирая на предостерегающий окрик Борхеса, перегнулся через перила, посмотрел вниз.
Нечто черное, похожее на оживший ковер, волнами перетекало со ступеньки на ступеньку, поднимаясь вверх, к ним. Не то ожившее пятно нефти, не то стая сбившихся в кучу черных жуков, выпирающих буграми спин. Нечто было длиной метра три, занимало собой весь лестничной пролет, свисая волнами сбоку. Субстанция издавала шелест, быстро преодолевая подъем.
– В квартиру! – Куликов оттолкнулся от перил, буквально затащил внутрь опешившего Борхеса.
– В чем дело? – тревожно спросил Торпеда, появляясь в коридоре.
Виктор кивнул в сторону лестничной клетки. Над последней ступенью уже поднимались первые отростки-щупальца.
Торпеда чертыхнулся, захлопнул входную дверь. Борхес опрокинул на нее стеллаж, рассыпая задеревеневшую обувь.
– Что это за хрень? – Виктор указал пальцем на дверь, из-за которой доносился приглушенный хрип обманки.
– Впервые вижу, – кинул Торпеда, проходя вглубь квартиры. – В любом случае, нужно искать обходной путь.
Виктор прислушался. За дверью чуть слышно шелестело, легонечко скреблось. Но, судя по всему, ломиться в квартиру загадочная тварь не собиралась.
– Пойдем, – хлопнул его по плечу Борхес. – Забаррикадировали нормально, не должна пройти.
Квартира оказалась двухкомнатной, с длинным коридором. Пожухлые обои покрывали зеленые разводы плесени, линолеум вздулся пузырями, а в одном углу и вовсе отсутствовал, обнажая из-под резаного края серые плиты. Мебель отсутствовала, лишь шифоньер с выбитыми стеклянными дверцами сиротливо стоял у стены.
Торпеда пересек комнату, стараясь не наступать на пузыри линолеума, подошел к большому окну без рамы. Прижался спиной к стене и чуть выглянул на улицу.
– Черт, – с досадой выругался он. – Ну как назло! Институтские.
– Где? – Борхес кинулся было к окну, но Торпеда цыкнул на него, махнул рукой, чтобы товарищ не светился в оконном проеме.
– Аккуратно! Ну что ты, ей-богу…
Борхес пригнулся, шагнул в сторону, выглянул одним глазом в соседнее окно.
– Твою ж ядрена в корыто, – заковыристо выругался он. – И что делать?
Виктор не удержался и тоже посмотрел на улицу, стараясь оставаться в тени комнаты.
На другой стороне двора, под домом, возле забытого котлована для труб, копошились несколько фигур в синих комбинезонах. Они деловито сновали вдоль ямы и расставляли небольшие зеленые цилиндрики, соединенные проводами. Вокруг них, по периметру, удачно используя рельеф местности, засели бойцы охраны, ощетинившись стволами автоматов.
Хорошо, что Скаут с командой были на другой стороне дома.
– Борхес, – протянул Торпеда, задумчиво наблюдая за исследовательской группой, – ты сверток не оставил дома?
– Ты думаешь, стоит? – мрачно спросил инсайдер, скидывая рюкзак.
– Думаю, стоит.
– Ну и ладно, – пожал плечами Борхес. – Давно пора. И без того уж целый год таскаю, спину рву. Неприятный аттракцион.
Продолжая бурчать, он выудил нечто продолговатое, завернутое в целлофановый пакет. Передал Торпеде.
Здоровяк нашел глазами Куликова, кивнул на коридор:
– Кот, проверь, как там. Вдруг эта зараза уже внутри. Только осторожно.
Виктор без разговоров вышел в коридор, прислушался к происходящему в подъезде.
За дверью стояла тишина, не было слышно ни шелеста, ни хрипов обманки. Виктор протянул было руку, чтобы приоткрыть дверь, чуть отжав опрокинутый стеллаж, но передумал.
– Кот, ну что там? – спросил из комнаты Борхес.
– Вроде тихо.
– Торпеда, – обратился Борхес к товарищу, – может, ну его, выйдем через дверь?
В комнате что-то звякнуло, Торпеда уверенным голосом произнес:
– Береженого Бог бережет, румяный мой друг. Да и по лестнице все равно не подняться. Подсади-ка.
Куликов обошел баррикаду у двери, прошел дальше по коридору. Прошмыгнул мимо темной ванной, остановился у двери из непрозрачного стекла. Стволом автомата открыл створку. Заглянул внутрь.
Здесь когда-то была детская. Каким-то чудом здесь все осталось нетронутым, даже мародеры обошли это место стороной.
Небольшая двухъярусная кровать, полки с учебниками и мягкими игрушками. Раскрытый шкафчик с подростковой одеждой возле другой стены, плакаты эстрадных звезд. На письменном столе пожелтевшая записка на вырванном из школьной тетради листе.
Виктор подошел, оставляя следы в толстом слое пыли на полу, склонился читая. Чернила практически выцвели, но он смог разобрать неровный детский почерк: «Дорогая мамочка! Я ушла к Оле на день рождения, буду не поздно. Не волнуйся, мальчики домой меня потом проводят. Целую».
