Варка скользнул к изголовью, подсунул руку под горячую костлявую спину. На плечо легла тяжёлая голова крайна.
– Ты… – прозрачные глаза уставились на Фамку, – жила в Норах…
Фамка кивнула.
– Жгли и грабили порт… огонь перекинулся в Норы… теперь там только угли… Мало кто спасся…
– А моя мать? Марта Фам?
– Не… знаю… мёртвой не видел… живой тоже…
Фамка снова кивнула и закрыла глаза.
– Госпожа Град с младшим сыном, – взгляд крайна скользнул к Ланке, – бежала из города… через Заречье… Возможно, жива…
– А отец? – с трудом выговорила Ланка.
– Полковник Град… убит на стене… в начале штурма…
Ланка поднесла руку к горлу и тихо осела на пол.
– Где Илия Илм? Я… не вижу… Погиб?
– Тут он, тут, – сообщила Жданка, – только он не в себе. Вы сказали – остаться, а он домой пошёл, и с тех пор ничего не соображает.
– Городской старшина Илм… повешен… на воротах… своего дома… Семья и слуги… убиты мантикорами… трупы оставлены на месте… для устрашения горожан…
– Ой, – пискнула Жданка, – за что?
– Ни… за… что, – терпеливо повторил крайн, – акция устрашения…
Слово «акция» Жданка не поняла, но про устрашение уразумела и в ужасе уставилась на сидевшего в углу Илку.
– Ты всё ещё… хочешь знать? – горячее дыхание крайна жгло Варкино ухо.
– Да, – прошептал Варка.
– Во время штурма… твой отец… был на стенах.
– Так я и думал. И мать тоже?
– Да… потом… защитники… укрылись в башне… что зовется… забыл… а… Толстая Берта… они… чтобы спастись от мантикор… они взорвали порох…
– Я же… я видел это… Кто-нибудь выжил?
– Нет… Теперь… дай…
Трясущейся рукой Варка поднёс кружку к губам крайна. На минуту в глазах потемнело, но он справился. Осторожно поставил кружку на стол. Вытряхнул в котелок остатки водки, долил воды, почти насильно заставил выпить Ланку, остальное честно разделил с Фамкой. Заснул как убитый и видел во сне сверкающие поющие горы.
Глава 10
Варка проснулся поздно. Видеть никого не хотелось. Говорить – тем более. К счастью, все ещё спали. Но Фамки не было.
Скверно. Скрытная Фамка вчера ни слезинки не проронила, а ночью могла над собой что-нибудь сделать. Варка забеспокоился, но как-то вяло, словно его накрыли пуховой периной. События внешнего мира доносились сквозь мягкий пух глухо, теряли по дороге всякий смысл и значение. Всё же Варка напрягся, выполз за дверь, и нос к носу столкнулся с Фамкой. Одета она была в доходящую почти до пят безрукавку, а в руках держала котелок, полный сморщенных оранжевых ягод.
– Не знаешь, чего это? – обычным тихим голосом спросила она, упорно глядя в землю.
– Шиповник.
– Есть можно?
– Да. Но противно. Обычно это при простуде дают.
– Варить надо?
– Заваривать. Но можно и сварить.
– Угу, – сказала Фамка, – дай мне войти.
Варка поглядел на небо, на горы, на унылый склон. Что-то надо было сделать. Что-то важное.
– А я вчера дым видел. Во-он там.
Фамка молча смотрела на него.
– Так что я, наверно, пойду…
Фамка кивнула и, выпутавшись из безрукавки, накинула её на Варкины плечи.
– Микстуру я с вечера смешал. Там осталось, в котелке… Дашь Крысе, если очнётся. И из белой скляницы тридцать капель в воду… И вот ещё что. Ложку мёда смешай с отваром шиповника. Пусть выпьет. Он уже пятый день без пищи. Это его подкрепит. И жар снимет хоть ненадолго.
– Не зови его Крысой, – сказала Фамка.
– Что? А… больше не буду.
***
Денёк выдался серенький, но тёплый. Небо затянуло, солнце проглядывало сквозь мутную пелену бледным пятном. Пройдя вниз по склону примерно с версту в нужном направлении, Варка увидел дом. Крохотная светлая крыша чётко выделялась на фоне леса. Со скал её не было видно только потому, что Варка смотрел сверху, и крыша цвета бурой травы совсем сливалась со склоном. Он мог неделями ползать по скалам и ничего не заметить.
До дома, на взгляд Варки, было версты три-четыре. Он поплотнее завернулся в безрукавку и пошёл, внимательно глядя под ноги, изо всех сил стараясь ни о чём не думать. К счастью, идти было трудно из-за кочек и невидимых в траве камней. Длинные сухие стебли скользили под башмаками и путались в ногах. Игрушечный домик постепенно увеличивался, пока не превратился в обширное приземистое строение, крытое пучками жухлой осоки. Необрезанные стебли свисали с крыши почти до земли. Потянуло дымом и перепрелым навозом. Где-то истошно завопил петух.
Строение окружал забор из неочищенных жердей, привязанных к хлипким столбам. Со стороны леса к дому лепилось крыльцо под дощатым навесом на толстых кривых опорах. Перед крыльцом обнаружились ворота из тех же жердей, вместо замка связанные верёвочкой. За воротами начиналась и уходила к лесу хорошая, наезженная колея.
Какое-то время Варка, навалившись грудью на забор, разглядывал пустые гряды большого огорода и короткую стерню давно сжатого поля. До слуха доносился редкий равномерный стук. Варка закрыл глаза. За домом, у сараюшки отец колол дрова. В Липовце топили углём, но некоторые лекарства полагалось готовить на дровах, да не каких попало, а нужного размера, да ещё деревья требовались разных редких пород. Отец работал голым по пояс. Мерно ходили лопатки на широкой спине. Мотались собранные в толстый тугой хвост светлые волосы. Солнце лежало на утоптанной земле, остро сверкало на лезвии топорика. Пахло свежим древесным соком, влажными розами Садов и отцовским потом.
– Пошёл прочь, пяндрыга!
Рядом грохнуло что-то тяжёлое. Варка вынырнул из глубин солнечного полдня. В плечо больно ударило суковатое полено.
– Прочь!
На задах дома громоздилась куча берёзовых чурбаков и маленькая горка расколотых поленьев. Между ними, опираясь на топор, стоял мужик в безрукавке вроде Варкиной и тёплых стёганых штанах. Был он низкорослый, худосочный, искорёженный временем и вечной работой. Лицо напоминало кочковатый склон, по которому только что спустился Варка. Пустое, равнодушное, до глаз заросшее пучками бурой шерсти. Волосы тоже бурые, прямые, слипшиеся в редкие пряди.
– Я ничего у вас не просил, – громко сказал Варка и изобразил одну из своих самых обаятельных улыбок. Это было верное средство. Пожилые матроны в ответ нежно улыбались, взрослые мужчины покровительственно трепали по плечу, а девчонки делались просто шёлковыми.
То ли улыбка не удалась, то ли мужик с топором вообще не отличался чувствительностью.
– Тогда чего тебе надо? – рявкнул он, – ходят тут всякие! – и, перехватив топор поудобней, с угрожающим видом направился к Варке. Шёл он почему-то боком, так до конца и не разогнувшись. Вымученная улыбка погасла сама собой.
– Я только хотел спросить, куда ведёт эта дорога?
– Куда надо, туда и ведёт.
Мужик подошёл вплотную и с облегчением ухватился за забор.
– Откуда ты взялся?
– Была метель, – выдал Варка давно заготовленную ложь, – мы заблудились.
– Мы – это кто? – подозрительно спросил мужик.
– Мы с ребятами, – туманно объяснил Варка, – шли из города и заблудились. Потом повезло. Нашли какую-то хижину.
– Где нашли?
– Там, – Варка неопределённо махнул рукой в сторону гор.
Хозяин топора хмыкнул.
– Нечисто там, – вдруг заявил он.
– Да, – вежливо кивнул Варка, – довольно грязно. Но жить можно.
– Нельзя там жить, дурень.
– Почему?
– Проклято всё.
«Тронутый, – подумал Варка, – тронутый с топором. И рядом никого. Лучше бы я сюда не приходил».
– Мы бы ушли, – поспешно согласился он, – да товарищ мой поморозился сильно, заболел. Идти не может. Того гляди помрёт. Если поправится – мы сразу уйдём. Так куда дорога-то ведёт?
– В Починок-Нижний, – поколебавшись, сообщил мужик, – это вот Починок-Верхний, а под лесом Нижний будет.
– А дальше?
– Дальше-то? Дальше – Дымница.
– Деревня?
– Деревня… Три дома с половиной… Потом Язвица. Потом Стрелица, в ней торг бывает… А дальше уж город.
– Какой? – жадно спросил Варка. Все эти Язвицы и Дымницы ничего ему не говорили.
– Какой-какой… Город – он город и есть. Ты ж оттуда шёл.
– Не знаю, – признался Варка, – может и не оттуда. Название у этого города имеется?
– Прозвание имеется, как не быть… Трубеж его прозвание…
– Ага… Трубеж, значит, – Трубеж мог находиться хоть в далёком Загорье, хоть в Мире Мёртвых. Ни о чём таком Варка сроду не слышал, – не, мы не оттуда. Мы с Белой Криницы.
Белая Криница была заведомо сожжена и разрушена до основания ещё полгода назад, так что Варка ничем не рисковал.
– Не слыхал, – крякнул мужик, – как же вас сюда занесло?
– Сами не знаем, – правдиво ответил Варка, – война… – и замер, ожидая дальнейших расспросов. Но мужик только скривился и ничего спрашивать не стал. Про Белую Криницу, знаменитую на всю страну, он не слыхал. Зато про войну слыхал наверняка.
