Выяснилось, что жена приятеля постоянно... ела уголь. Сперва он обнаружил ее в своем кабинете — она сидела под столом и сосала маленький обломочек. Несколько дней спустя, за ланчем, он заметил кусочек, который она спрятала в платке и теперь крошила в суп. Шли недели, и он находил уголь по всему дому: подоткнутый под шарф, завернутый в шелковые платки, он оказался даже в ее лучшей шляпке. Ночью, когда гасили свет, он слышал, как она причмокивает под одеялом, потому что и в наволочке она хранила уголь, который сосала, прежде чем заснуть. Разумеется, утром простыни были грязными, а ее губы и язык — черными как смоль.
И все это огорчало ее мужа до невозможности. Он орал на нее и топал ногами, отбирал каждую найденную крошку. Он запретил ей близко подходить к углю и сделал тюремщиков из своих слуг, но, конечно же, не мог следить за ней целый день и прекрасно знал, что стоит ему отвернуться, как она украдкой бежала в подвал за новой порцией.
Остается лишь пожалеть, что старый приятель Гэлвея так долго скрывал свои опасения касательно помешательства своей жены, ибо если бы он поделился ими раньше, то скорее всего давно бы успокоился. Потому что Гэлвей — человек бывалый и слышал, что женщина, которая носит ребенка, подвержена целому ряду внутренних изменений, которые, в некоторых случаях, приводят к самым нелогичным и сильным потребностям. Существует предположение, что тяга к углю — случай на самом деле далеко не редкий — может оказаться не чем иным, как потребностью будущей матери в железе.
В общем, лорд Гэлвей немедленно сообщил все эти сведения своему приятелю, который умчался, как на крыльях, избавленный от тяжести на сердце. Несколько месяцев спустя его жена родила чудесного мальчика, ее страсть к углю исчезла так же быстро, как и появилась, и с прошествием лет ее муж с облегчением отметил, что их ребенок не унаследовал этой привычки.
Думаю, несколько месяцев назад, когда я гулял в парке около дома, эта история все еще копошилась в моей памяти. Было прекрасное утро — в июне или в июле, и солнце щедро дарило свое тепло. Бригада рабочих под управлением мистера Бёрда сооружала новый мост через озеро, а поскольку стояла жара, и воздух был влажный, некоторые парни разделись до пояса. Я уже поздоровался с мистером Бёрдом и собрался спокойно пройти мимо, когда один из рабочих отвернулся вытереть пот с лица, и я заметил, что на его спине наколота огромная карта Ирландии.
Она была лилово-красного цвета и простиралась от плеч до самого пояса. Разумеется, во мне сразу проснулся картограф-любитель, и я поспешил разглядеть ее. Подойдя ближе, я заметил, что карта-татуировка каким-то образом получилась объемной, чем, сказать по правде, я был немало озадачен, и лишь в паре ярдов от этого малого понял, что на самом деле на его спине большая короста.
Он, должно быть, заметил, что я слегка отшатнулся, ибо, хоть я не произнес ни слова, он пояснил как ни в чем не бывало:
— Псориаз, сэр.
— Псориаз, — беззвучно повторил я.
К счастью, он оказался сообразительным парнем и заметил, что я не понимаю, о чем речь, добавил:
— Это кожное заболевание, Ваша Светлость.
— Ага, — сказал я и придвинулся поближе.
Должен заметить, он был весьма любезен и нисколько не возражал, чтобы я изучил его великолепную коросту. Она была практически цельной; ее поверхность напоминала подгоревшее варенье. Вдоль побережья короста, которая все еще здорово напоминала Ирландию, немного шелушилась и в нескольких местах отставала от кожи. Помню, мне пришло в голову, что было бы здорово запустить пальцы под эту штуку и оторвать ее целиком. К счастью, мне удалось сдержать этот порыв, потому что парнем он был крепким, привык махать кайлом, и я уверен, он бы не на шутку разозлился, сделай я что-нибудь с его коростой.
Я спросил его, всегда ли короста напоминала Ирландию или когда-то была похожа на другие страны мира, и он ответил, что хотя короста постоянно перемешалась — то расползаясь, то сжимаясь, — ее сходство с картой какой-нибудь страны, говоря начистоту, никогда не приходило ему в голову.
И все же наша встреча показалась мне крайне увлекательной. Я дал славному малому шесть пенсов, поблагодарил его за потраченное время и уже собирался уходить, когда у меня возник еще один вопрос.
— Да, интересно... — сказал я. — А как вы его лечите?
И вновь, нимало не тушуясь, он рассказал мне, что врач недавно порекомендовал ему как можно чаще держать коросту на солнце, потому-то он сегодня и снял рубашку.
Не успел я переварить эти сведения, как он добавил:
— И угольный деготь, сэр.
Так вот, как я уже говорил, наверное, где-то в глубине моего сознания все еще находилась жена приятеля лорда Гэлвея, поедающая уголь, потому что, прежде чем я собрался с мыслями, слова «вы что, пьете деготь?» сорвались у меня с языка — да так громко и отчетливо, что парни, которые уже вернулись к своим делам, снова прекратили работу и уставились на нас.
Детина окинул меня холодным взглядом; его глаза сузились до двух щелочек. Голос его зазвучал так, словно он обращается к отсталому ребенку.
— Не пью, сэр. На спину мажу.
При моих обстоятельствах эту ошибку было нетрудно сделать, но совершенно невозможно объяснить.
— Конечно, конечно, — сказал я. Затем пожелал ему доброго дня и поспешил унести ноги.
Я знаю, это один из тех случаев, которые будут преследовать меня долгие годы. (Когда я был ребенком, я использовал семена сушеного шиповника в качестве «чесоточного порошка», но поскольку других детей рядом не было, я сыпал его себе же за шиворот. Упоминаю об этом потому, что оба ощущения кажутся мне в чем-то похожими.)
Нет сомнений, что пока я сижу и пишу об этой неловкой ситуации, тот самый рабочий держит речь в ближайшей пивной, рассказывая всем присутствующим о безумном старом Герцоге, который предложил выпить дегтю для исцеления псориаза.
27 ноября
Приняв совет сестер Дубли близко к сердцу, я распорядился, чтобы отныне и впредь говядину из моего рациона исключили. Миссис Пледжер оказалась на высоте и к ланчу преподнесла мне восхитительную котлету из сыра и спаржи, которая буквально таяла у меня во рту. Котлета — около шести дюймов в длину, в аппетитной панировке — сопровождалась морковкой в меду и легкой острой подливкой. Вечером, как я узнал, будет омар под острым соусом. Думаю, с такими успехами обойтись без ужасающей говядины будет проще простого. Остается надеяться, что улучшение не заставит себя ждать.
А вот с восстановлением моей поврежденной «ауры» могут возникнуть затруднения. Описание, данное сестрами, приводит на ум нечто вроде теплого света вокруг лампы. Думаю, это хороший образ. Теплый свет — как раз то, что нужно. Но когда я пытаюсь представить этот свет «с изъяном» или испорченным, передо мной возникает проблема. Если бы меня попросили представить ауру в виде плаща, к примеру, дело было бы в шляпе. Плащ — ну, скажем, большой твидовый редингот — продрался в каком-то месте. Скажем, я зацепился им за гвоздь. Очевидно, это значит, что мне потребно взять нитку с иголкой и заштопать его там, где он разорван. Но свет — с какой стороны приступить к латанию дыры в свете?
Я настойчиво пытался разрешить эту проблему, но так ни к чему и не пришел, постоянно колеблясь между теплым светом в одной руке и рединготом в другой.
Я совершенно уверен, что зловредный кулачок, в последнее время сидевший во мне под самой грудной клеткой, снова пустился в путь. Он выше, чем был раньше, и, похоже, сворачивает к позвоночнику. Поскольку мои легкие всегда были подвержены инфекции, я боюсь, как бы она не добралась до них и не явилась причиной скверного кашля, так что вчера вечером я попросил Клемента зажечь камфарную свечу, чтобы не дать треклятой штуке высунуть нос, и когда я проснулся, то сразу почувствовал, что она унюхала камфару и затаилась, поджав хвост. Я прихожу к выводу, что зло это жестоко и вероломно, но трусливо; оно все еще направляется к северу, но другой дорогой.
Во второй половине дня получил еще одно снадобье, на этот раз от преподобного Меллора. Убежденный, что я страдаю от «ревматизма», он включил в свою записку рецепт и настаивает, чтобы я им воспользовался. Рецепт достался ему от свояченицы из Уитби, где рыбаки, похоже, принимают это средство всю зиму напролет. Рецепт следующий:
Минеральная сера
корень ревеня толченое железное дерево
толченая селитра ...каждого по четверти унции,
скатать в пилюли по 6 гран ...
принимать по две каждый вечер перед сном.
Вообще-то, судя по составу, смесь больше похожа на порох, чем на какое-либо лекарство, но я все же исправно послал мальчишку ее приготовить. Когда он вернулся, с гордостью демонстрируя шарики, лежащие на тарелке, они напоминали маленькие пушечные ядрышки — выщербленные и опасные. Я велел поставить их на прикроватный столик. Если вечером у меня достанет храбрости, я выстрелю в себя парочкой.
