А вот о том, что подвальных этажей было два, а не один, знал только Тарчевский. Оборудованием подземелий, в отличие от всего остального в особняке, занимались приехавшие на сезон строители с Украины. И вот после того как они уехали, уже ни одна душа не смогла бы догадаться, что в особняке существует еще один подвал.
Этот второй подвал долго пустовал. Иногда Тарчевский спускался в него и представлял, как он мучает тут пленников, вырезает им куски плоти, выкалывает глаза, извращенно насилует женщин, ну и прочие кошмары. Нельзя сказать, чтобы Боря был кровожаден, он никогда в жизни не причинил никому физического вреда. Вот моральный – это да, это по его части. А что касается фантазий на тему кровожадности, так это Тарчевский просто тешил свое воображение, позволяя ему разыгрываться в любых, без ограничений, направлениях…
А когда подвернулся заказ с диадемой, Тарчевский сам сообразил, что подвал – идеальное место для его выполнения, там ничто не будет отвлекать огранщиков, конспирация полная. Он, конечно, посадит тут Игоря, давно прикормленного первоклассного ювелира, которому он и раньше поручал самые трудные заказы, и еще он привез с Урала двух очень талантливых выпускников уральского училища, «детишек», как он их называл. Этих «детишек» Тарчевский собирался взять на фабрику. И хорошо, что не успел оформить, никто про них не знает.
Что до Игоря, тот был у Тарчевского на крючке и не мог отказаться. «Детишки» хотели много денег сразу, а потому с радостью согласились. Но когда он завел их в этот мрачный подвал, «детишкам» – он это видел – сразу стало как-то не по себе. Тарчевский их успокоил, сказал, что будет появляться каждый день, за очень редкими исключениями, что за работой месяц пролетит незаметно. Зато отсюда они выйдут очень богатыми людьми. Удобства в подвале были, телевизор тоже, единственное, чего не было, – это телефона. Но не базарить же из-за телефона, когда надо работать!
И потянулись однообразные дни. С утра до вечера все трое, как уродцы-гоблины, склонившись над рабочим столом, пыхтели над работой. Первые двадцать пять камней получились исключительными. Тарчевский был счастлив, устроил им праздничный ужин и сказал, что все они на пороге большой и счастливой жизни.
Он принес им продуктов на два дня – с запасом, потому что завтра он улетает в Германию, отвезет камни и вернется послезавтра. И тогда же, ближе к вечеру, зайдет и сообщит о результатах поездки. И вот обещанный вечер наступил, а Борис так и не появился. Игорю стало немного тревожно, но Славик и Маринка над ним посмеялись – мало ли, устал человек с дороги, зайдет завтра.
«Дети» пошли спать, а Игорь сел смотреть ночные новости. И вот тут-то в анонсе какой-то программы о криминале он услышал о самоубийстве Тарчевского.
4
Игорь Петин родился в Москве в очень благополучной семье и посему, кончив школу, благополучно поступил в один из самых престижных вузов страны, благополучно же закончил аспирантуру, защитился и стал преподавать в альма-матер экономику социализма. Жениться он не спешил. Зачем, если всегда под рукой студенточки, аспиранточки, готовые скрасить одиночество симпатичного преподавателя? В деньгах он не нуждался: и зарплата была по тем временам вполне приличная, и при желании всегда можно подработать на репетиторстве. Словом, жил мужичок, как в раю. И жил бы так дальше, если бы не Мишка Горбачев да не один несчастный случай.
Была в его группе студенточка, видно, с Урала, говорила на «о», глазищи зеленые, сама серьезная – ужас. Такой бы красотке по ресторанам и барам, а она все учится, все в библиотеках сидит. И было бы еще что учить, а то туфта одна. Игорь и так к ней, и сяк. Не понимает. Смотрит глазищами и не понимает. Он ей: не хотите ли заняться научной работой, а она: очень хочу, но, извините, не по вашей специальности. Сначала думал – кокетничает, потом понял – нет. Просто бывают, оказывается, еще и такие экземпляры. И хоть и называл Игорь ее про себя дурой, но влюбился в нее по уши. И даже не то чтоб влюбился, но очень уж ее захотелось, ну мочи нет.
Пришлось признаваться в любви, что было совсем не в его правилах. Она серьезно все выслушала, сказала, что подумает, что у нее в планах не было до окончания института ничего такого, но на пикник в выходные поехать согласилась. И вот они неслись в его машине за город, и он так представлял, как будет заниматься с ней любовью, а она в такт движениям, серьезно, как все, что она делала, скажет: «Игорь Васильевич, не могли бы вы помедленнее, пожалуйста» или там побыстрее. Словом, смех. Он так размечтался, что не заметил выезжающий навстречу грузовик. А когда заметил, было уже поздно.
Очнулся он на следующий день в больнице, весь в гипсах и бинтах. Студентку же спасти не удалось. Ночью ему снились ее зеленые кошачьи глаза, да и днем он не мог ни о чем другом думать. Полгода он провел на больничной койке и превратился совершенно в другого человека. Ему вдруг стало на все наплевать, навалилась такая депрессия, что, даже когда Игорь совершенно выздоровел физически, он так и не вернулся в институт, а все лежал на диване дома и тупо смотрел в потолок.
Родители уже не на шутку начали опасаться за его психику, и вот тогда-то весьма кстати подвернулся один их хороший знакомый, старик ювелир Армен Саркисян, сказал, что постарается увлечь парня своей работой. Армен стал часто приходить к ним, рассказывал потрясающие истории о знаменитых людях и их не менее знаменитых ювелирных украшениях, о страшных убийствах, связанных с камнями, показывал Игорю книги по ювелирному искусству.
Вначале Игорь смотрел на Армена с таким же выражением, как и на весь окружающий мир, но постепенно начал брать в руки оставленные старым армянином книги и подолгу рассматривать их. Армен стал приносить ему камни, показывать, что нужно делать. Уже через полгода Армен начал давать Игорю кое-какие простенькие заказы. А еще через полгода имел в лице Игоря надежного помощника.
Старый ювелир, и сам помешанный на камнях, нашел в Игоре идеального ученика. Они могли часами толковать о некоторых тонкостях в оценке камней, о трудах Парацельса, изумрудной скрижали и чаше Грааля. А как-то незадолго до смерти Саркисян показал Игорю свою заветную тетрадочку, в которой, наряду со схемами нового типа огранки, которую он изобрел, мастер записывал свои стихи о камнях. Когда Саркисян умер, то оставил свою квартиру, свой инструмент и свою практику Игорю. Несколько лет Игорь, постоянно совершенствуя свое мастерство, перебивался случайными заказами. Но время шло, клиентов становилось все больше, Игорь приобретал известность.
Однажды ему позвонили и сказали, что к нему хочет наведаться какой-то большой чин российской патриархии, отец Игнатий. Этот иерарх слышал о работах Игоря и хочет лично убедиться в его профессиональной пригодности и, может быть, что-нибудь заказать. Игорь, ставший к тому времени верующим человеком, прочел много томов отечественных философов, которые все, как один, были истинными православными, и посещение отца Игнатия почел за великую честь.
Каково же было его удивление, когда пришедший человек в рясе оказался его бывшим сокурсником Ленькой Богдановским. Леньку в свое время выперли из института за распространение порнографических журналов, и, видимо, тогда он и решил обратиться в истинную веру.
– Да благословит тебя Господь, сыне, – сказал Богдановский, входя в комнату, наложив на Игоря крест и подавая руку для поцелуя.
От неожиданности Игорь руку целовать не стал, а Богдановский приказал сопровождающему его молодому человеку, чтобы тот вышел.
– Ну чего ты меня позоришь? Так трудно руку поцеловать? Сейчас этот, – указал он головой в сторону вышедшего, – доложит начальству, что ты неблагочестив, и я не смогу выбить для тебя заказ.
– Ленька, почему ты?.. – спросил Игорь Богдановского, указывая на его рясу.
– А ты почему?.. – спросил в ответ Ленька, указывая на его рабочий стол. – Никогда бы про тебя не подумал, что ты сможешь до такого дойти… – И вдруг возвысил голос: – Так жизнь сложилась, сыне! – Последнюю фразу, произнесенную с поповским завыванием, он адресовал в сторону двери, чтобы услышал сопровождающий отрок. – Короче, Игорек, я видел твои работы. Они потрясающие. Если хочешь, я за тебя замолвлю словечко, тебе будут давать заказы. У нас деньги приличные платят. Но помни, откат – первейшая вещь.
– Какой откат? – не понял Игорь.
– Процент от заказа. Ты – мне, а я дальше буду делиться…
– Ты хоть в Бога-то веришь? – Игорю почему-то ужасно захотелось задать этот вопрос бывшему сокурснику.
– А как же, сын мой!.. Отче наш, иже еси на небеси… – опять загудел Богдановский.
Несмотря на возникшее тогда чувство омерзения, Игорь стал работать на патриархию. Ему очень хотелось надеяться, что пастыри Православной церкви не все такие, как его бывший сокурсник. И он действительно нашел в лоне Церкви несколько истинно духовных людей.
