тротуару Катю. Она шла одна.
Не понял.
Нахмурился.
А где же Попов? Неужели отправила его туда, где ему самое место — на хрен?
— Ну это что ещё за дрянь? — услышал я и обернулся на отца.
О чём это он говорил? О том, что я пялюсь на рыжую? Да, это действие — та ещё дрянь, но сделать с собой ничего не могу. Отец же протянул руку и сорвал с нагрудного кармана моего пиджака бант, который я снял с косы заучки.
— Ты теперь трофеи от своих девиц и домой таскать будешь?
— Отдай, — попросил я, остановив на нём тяжёлый взгляд.
— Да выкинь ты его. Зачем он тебе нужен?
— Отдай, говорю, — попросил я снова твёрдо и спокойно.
— Да на, — кинул мне на колени бант Кати отец. — Только умоляю — трусы не начни таскать домой!
— Да не стану я ничего таскать больше, пап!
— Смотри мне… Взрослый парень. Наверняка у тебя уже целая коллекция…
Папа не прав. Коллекцию никакую я не собирал, и кто попало в ней точно не окажется. Если только у неё не рыжие волосы…
Сжал в руке бант и спрятал его в карман школьного пиджака.
Зачем он мне?
Да чёрт его знает.
Отец смотрел на меня как на имбецила, пока я нежно укладывал его себе в кармашек.
Рука не поднимется его выкинуть.
Это не просто бант. Это её бант. И я чувствую дебильную потребность его сохранить.
Отец проявил мудрость, которая у него всё же имелась и периодами просыпалась, и не стал больше заострять на этом внимание.
— Сделай вид, что ты благодарен Наташе за ужин.
Я только и поджал губы в ответ.
— Сын, — обратился ко мне отец, внимательно глядя в моё лицо. — Ну почему ты никак не примешь мою жену?
— Невесту пока еще, — поправил я его.
— Пусть так. Почти жену, — кивнул папа. — Через две недели у нас свадьба. Это не меняет сути моего вопроса. Что она тебе такого сделала? Старается так для тебя.
— Вот именно, папа! — поднял я брови вверх. — Она слишком много старается. Можно не трогать меня, и тогда я её всем сердцем полюблю!
— Ром, ну я серьезно же с тобой говорю…
— Я тоже. Она слишком лезет и в мою жизнь. Как сейчас со своим обедом. Я хотел бы поехать с мамой. Я и так выбрал жить с тобой и вижу ее в лучшем случае только на каникулах.
Папа пару минут помолчал. Он понимал, что я прав. В своё время так и было — при разводе родителей, когда мне было двенадцать, я решил остаться в России с отцом. Мама же уехала с США, куда до этого уже ездила на стажировке, устроилась там на хорошую работу и вышла замуж за американца. Но я не жалел об этом. В другой стране мне пока жить не хочется — я привык к России, гимназии, одноклассникам. И отцу без меня стало бы очень одиноко, я знаю. У мамы быстро появился новый муж, ей было куда веселее, чем моему угрюмому несколько лет отцу, который принял факт развода, — инициатор моя мать. Да и видеть Джона, вечно облизывающего мою мать, мне было ещё более мерзко, чем отцовскую Наташу. Я уже к ней как-то и привык даже.
— Ром, я ценю, что ты остался со мной, — сказал он. — Правда. Но мне неприятно видеть, как ты иногда относишься к женщине, которая вернула краски в мою жизнь. Она искренне старается, а ты её обидишь, если не поедешь на этот обед.
— Так я уже еду, если ты не заметил, — проворчал я.
Отец поджал губы и коротко глянул на меня.
— И вечно эти твои шутки…
— Юмор спасает мир.
— Это красота мир спасает, а не юмор.
— У тебя, может, и красота, — парировал я. — А у меня — юмор.
— Ладно, пусть так, — не стал спорить папа. — Но всё же — садись за стол не с таким выражением лица, какое у тебя сейчас.
— А какое у меня выражение?
— Такое, словно ты лимонов объелся.
— Нет, папа, — ответил я. — Такое лицо — твоя прерогатива после любых твоих переговоров в Бангкоке.
— Ишь ты жук! — шутливо пихнул он меня в бок. — Слов каких понабрался! Ты разве умеешь ими апеллировать?
— И даже знаю их значение, — поднял я палец вверх, вызвав тихий смех отца, что бывает не часто.
Давно мы так с ним запросто не говорили, откровенно. Всё лето я где-то мотался, а папа летал по командировкам или проводил все вечера со своей Наташей. Когда она появилась, он стал уделять времени ей значительно больше, чем мне, полагая, что я уже взрослый и мне не столь нужна его забота теперь. Наверное, частично моя неприязнь к Наташе обусловлена именно этим, но я предпочитал не признаваться отцу.
— Я могу аккуратно намекнуть Наташе, что её внимание тебе не нравится, — посмотрел на меня отец, когда мы уже подъезжали к дому.
— А вот щас я удивился, — уставился я в ответ на него. — Что — прямо так и скажешь: «Оставь в покое Злого Рому наконец»?
— Нет, конечно, — поднял брови вверх отец. — Выдвину это под видом своей идеи. Мол, наблюдал за сыном, и вот что понял…
— Что ж… — пожал плечами я. — Неплохо придумано. Буду благодарен, если твоя Наташа перестанет пытаться меня накормить. Я сам в состоянии разобраться с этим вопросом.
— Так она же как лучше хочет, — вздохнул отец. — Заботу проявляет о мужчинах в нашем доме. К тому же меня тоже волнует вопрос — поел ли ты.
— Не переживай, пап, — ответил я. — Тренировки так и так силы отнимут и заставят меня есть!
— Хоть кто-то… А то вечно бежишь куда-то, жуя бутерброд на ходу!
* * *
— А вот и мои мужчины, — воскликнула Наташа, встречая меня и отца у дверей.
