работал кондитером на пароме между Ньюхейвеном и Дьепом). Как глава Индокитайской коммунистической партии, он регулярно контактировал с Нуленсом и был приговорен к двум годам заключения военным трибуналом Гонконга. После освобождения в 1933 году Куок сформировал движение за независимость Вьетнама, был премьер-министром и лидером Вьетконга во время Вьетнамской войны. Значительно больше этот человек известен под именем Хо Ши Мин.
Вооружившись документами Нуленса, китайские власти вычислили еще сотни коммунистов в рамках “бескомпромиссного, своевременного и решающего применения карательных мер”, как хладнокровно назвали это британцы. Городское коммунистическое движение в Китае было разгромлено, его руководители разбежались, а оставшиеся на свободе жили в страхе. Тайная полиция прочесывала город, устраивая налеты то на одну, то на другую явочную квартиру. Чжоу Энлай, переодевшись священником, бежал в горы Цзянси. К началу 1932 года в Шанхае остались всего два члена Центрального комитета КПК. Один иностранный журналист (писавший до Холокоста) сообщал, что Белый террор “не имел прецедентов в истории, если не считать завоеваний и убийств гуннов в IV–V веках”.
Зорге не разоблачили. Ни одного из его агентов не было в ведомости Нуленсов, и пока полиция не установила между ними никакой связи. Зорге теперь был “единственным сотрудником советской разведки в городе” с незавидной задачей – разобрать завалы и сделать “все возможное для освобождения Рудников”. Урсуле, Изе Видемайер, Грише Герцбергу и другим членам группы Зорге было дано распоряжение быть готовыми к побегу в кратчайшие сроки. Но дни шли, сигнала к экстренной эвакуации все не раздавалось, и беспокойство Урсулы постепенно улеглось. Чемодан с документами и сундук с оружием вернулись в укромное хранилище в буфете Урсулы. Встречи возобновились. “С этих пор, – писала она, – я держала наготове чемодан с моими и Мишиными вещами”.
Называясь все новыми именами, арестованные Рудники поставили власти в безвыходное положение. Очень трудно вести следствие в отношении человека, если не знаешь, кто он такой на самом деле. Между тем “дело Нуленса” получило международный резонанс: знаменитости левых убеждений, сочувствующие, интеллектуалы и писатели выступали в защиту обвиненных супругов, утверждая, что те являются лишь мирными профсоюзными деятелями, подвергнувшимися жестоким гонениям со стороны китайских фашистских властей.
В этот момент Зорге попросил Урсулу выполнить задание, опасность которого превосходила все, за что она бралась до этого. “Ты спрячешь китайского товарища, которому грозит опасность?” Это было указание в форме вопроса. А также расчетливая игра. Скрывать беглого коммуниста в доме на авеню Жоффра было бы невозможно, не поставив об этом в известность Руди. Это задание требовало его активного содействия. Урсула знала, что Зорге проверяет на прочность и ее решимость, и ее брак, но выбора не было. “Я была вынуждена открыться Руди”. Никаких иллюзий она не питала. Вряд ли Руди обрадуется, узнав, что его жена – коммунистическая шпионка.
Глава 5. Шпионы, которые ее любили
В Шанхае Урсула отметила небольшой, но отчетливый сдвиг в политических взглядах Руди. Как и ее, его ужасал Белый террор, неизбывная бедность, самодовольство приезжей немецкой буржуазии, жиревшей на нищете китайцев. Кроме того, ко все более левым убеждениям Руди подталкивали события, происходившие в Германии. За два года нацистская партия из маргинальной группы экстремистов превратилась в самую мощную политическую силу в стране, сочетавшую традиционные политические кампании с тактикой террора и лавиной расистской, антикоммунистической и националистической пропаганды. Пока Гитлер, гастролируя по стране, подстегивал своими речами ярость антисемитов, нацистское ополчение избивало оппонентов, устраивало массовые митинги и громило витрины еврейских магазинов. На выборах июля 1932 года нацисты получили почти 14 миллионов голосов, став крупнейшей партией в рейхстаге. Столкнувшись с электоральным забвением, КПГ все чаще прибегала к насилию.
Урсула считала тревожные новости из Германии очередным доказательством, что лишь коммунизм сможет противостоять набирающему обороты фашизму, и, к ее радости, Руди постепенно приходил к тому же выводу: “В политическом отношении он стал мне ближе”, – писала она.
Но всему был свой предел: когда Урсула призналась мужу, что хочет приютить в их доме скрывавшегося от властей китайского коммуниста, Руди был вне себя. “Ты переоцениваешь свои силы, – настаивал он, – считаешь себя сильнее, чем на самом деле. Риск для тебя и Миши слишком велик”.
Она не уступала: “Твое отношение может стоить товарищу жизни, и я никогда не смогу тебе этого простить”.
Они продолжали ссориться, пока Руди не уступил или, скорее, не смирился с неизбежными обстоятельствами, противостоять которым он был почти бессилен, в конце концов согласившись приютить коммуниста. Теперь он против собственной воли и голоса разума был замешан в этом сговоре, став частью агентуры Зорге. Это могло сблизить Урсулу и Руди. Но их отношения дали трещину.
Их тайный гость появился на следующий день: молодой вежливый китаец небольшого роста был явно благодарен, крайне напуган – и не знал ни слова по-английски. Гамбургер стремился проявить себя в этой странной ситуации с лучшей стороны: “Когда он уже жил у нас, Руди изо всех сил старался сделать так, чтобы гость чувствовал себя как дома, был с ним приветлив, насколько это было возможно без общего языка”. Молодой коммунист прятался на верхнем этаже дома и лишь по ночам выходил на прогулку в сад. Когда за ужином бывали гости, он не шелохнувшись лежал в кровати, опасаясь, что его движения услышат внизу. Даже слуги не догадывались о его присутствии. Спустя две недели его тайком вывезли в безопасную зону Цзянси. Непосредственная угроза миновала, но напряжение не исчезло. “Мне было ясно, – писала Урсула, – что наш брак долго так не протянет”.
Тайные встречи возобновились, но стали не такими частыми. По отношению к Урсуле Зорге был заботлив и предупредителен, но дело Нуленсов не давало ему покоя, и его захлестнула очередная волна безрассудства. Однажды он влетел на мотоцикле на всей скорости в стену и раздробил левую ногу. “Одним шрамом меньше, одним больше – какая разница?” – шутил он, когда Урсула навестила его в госпитале. У Нуленсов, ожидавших суда в нанкинской тюрьме, был пятилетний сын, “Джимми”. (На самом деле его звали Дмитрий – даже у детей шпионов бывают псевдонимы.) Агнес Смедли вернулась в Шанхай, чтобы координировать работу Комитета защиты Нуленсов. Став временным опекуном Джимми, она выполняла эту роль, “заваливая его подарками, словно маленького принца”. Когда Урсула предположила, что это не лучшая идея, Агнес злобно парировала, что Урсуле следовало бы забрать ребенка к себе. Урсула едва не поддалась искушению: “Я постараюсь окружить его материнской заботой, а у Миши появится старший брат”. Но Зорге напрочь отмел эту идею, ведь таким образом можно
