«Так будем же, – решил он, – мирно торговать с Южной оконечностью… До поры до времени, разумеется».
– На, бери, – пробормотал Робинзон, возвращая монету в одну пригоршню ее владельцу.
– Спасибо, дорогая Робин зона! – закричал осчастливленный торговец.
Соседи по торговым рядам, прислушивавшиеся к разговору, который вел с туземцем Робинзон, мигом сориентировались и стали в открытую продавать товар не только за северные золотые лепешки, но и южные золотые пригоршни.
При этом возникла одна проблема. Например, у покупателя была монета в одну пригоршню, а продавец не желал принимать ее в оплату за товар, говоря при этом:
– Да не нужна мне твоя южная пригоршня, ты мне подавай две полновесных северных лепешки.
– Где же я возьму две лепешки, если у меня только одна пригоршня?! – умолял покупатель, но продавец все равно отказывался продать товар.
Или продавец соглашался продать товар, но при этом возникал спор, что тяжелее: десять северных лепешек или восемь южных пригоршней, – в результате чего стороны опять-таки не приходили к соглашению, и сделка срывалась.
Тут Робинзон еще раз поразился скорости распространения на необитаемом острове диалектики. Не успели на рынке возникнуть несколько споров по поводу оплаты различной валютой, как один немолодой, но сообразительный туземец, которого Робинзон стал называть Менялой, выставил перед собой грубо сколоченный стол и расположился за ним, выкрикивая на весь рынок:
– Меняю одну валюту на другую! Обмен валюты! Налетай, пока не подешевело!
Все покупатели, которые имели на руках валюту и не могли договориться по этому поводу с продавцами, кинулись к этому Меняле и принялись обменивать лепешки на пригоршни, а пригоршни на лепешки.
В чем тогда заключалась выгода Менялы, если он обменивал одну валюту на другую? Разве вы не знаете? В том, что Меняла немножко обманывал каждого из своих клиентов, завышая обменный курс, то есть пропорции обмена, одной валюты и занижая другой. А если у Менялы не удавался обман, он брал с клиентов плату за проведенную операцию: одну маленькую рыбку. Клиенты все равно оставались довольны: им, пусть с небольшой потерей, удавалось обменивать пригоршни на лепешки, а лепешки на пригоршни. Кому было жалко маленькой рыбки в уплату финансовых услуг Менялы? А у Менялы этих маленьких рыбок за полчаса набиралось такое огромное количество, что он мог не только ими питаться, но и втридорога продавать на рынке – что, собственно, и делал.
Еще Меняла приспособился одалживать деньги – давать кредит, как выражаются профессиональные экономисты, – беря в оплату тех же маленьких рыбок.
Этот Меняла вообще оказался туземцем, гораздым на выдумки. Поторговав полчаса своими обменно-кредитными – точней сказать, обманно-кредитными, – услугами, он придумал такое, что обыкновенному человеку придумать вообще-то сложно.
Но сначала о Робинзоне.
К утру шестого дня пребывания Робинзона на необитаемом острове обслуживающий персонал настолько увеличился, что пришлось ему переселиться в пещеры в скалистой гряде, поближе к Робинзону. В пещеры переселились Дуболом с Мозгоправом, женщина для влажной уборки и кухарка. Также в пещеры переселился Советник, который со своими советами находился при Робинзоне неотлучно, а еще рабы, носившие Робинзона на паланкине, и надсмотрщики за рабами со своими семьями. Рабов-носильщиков было вдвое больше, чем требовалось, потому что второй паланкин завел себе Советник. Теперь по необитаемому острову разъезжало два паланкина: один с Робинзоном, а второй с Советником. Ну конечно, паланкин Советника был чуточку поменьше размером, чем паланкин Робинзона – из скромности, как вы понимаете, потому что Робинзон все-таки был первым лицом Северной оконечности, а Советник – всего лишь его Советником.
В результате того, что в пещеры переселилось значительное количество туземцев, туземная деревня ровно на это же количество туземцев опустела. Робинзон стал даже подумывать, а не переехать ли ему со своей свитой в деревню, однако пещера была так хорошо обустроена: одеяло было таким мягким, а в середине пещеры из камней был выложен удобный очаг со специальной выщербиной, в которую так удобно было ставить половинку кокоса, – что Робинзон подумал-подумал и отказался от переезда. Можно было, конечно, перенести туземную деревню поближе к его домашней пещере, но по размышлении Робинзон и от этого отказался. Рядом с деревней находились банановые плантации и козьи загоны, передвинуть которые вместе с деревней не представлялось возможным.
Отдаленность пещер от туземной деревни создавала определенные неудобства. Например, Робинзону приходилось повсюду таскать с собой государственный бюджет – как уже говорилось, довольно тяжелый. Конечно, Робинзон регулярно его опустошал, а оставшуюся часть сваливал в государственную казну, но за день набиралось такое количество золотых лепешек, носить которые вновь становилось затруднительно. А если бы деревня располагалась ближе к его домашней пещере, тогда переноска государственного бюджета не отнимала бы у Робинзона столько сил, которых оставалось бы больше на другие дела государственной важности. Вместе с Робинзоном страдал и его обслуживающий персонал, которому приходилось по нескольку раз в день бегать туда-сюда: из домашних пещер в туземную деревню, и из туземной деревни в домашнюю пещеру.
А теперь о Меняле.
Меняла посмотрел-посмотрел, как обслуживающий персонал мечется между деревней и пещерами, выполняя разные поручения Робинзона и Советника, и открыл в одной из свободных пещер подразделение меняльной хижины, посадив в нее своего сына. Поскольку сына Менялы звали Банкиром, подразделение стали называть банкирской пещерой. Эти два туземца – папа Меняла и его сын Банкир – были похожи как две капли воды: крупный старик с большими залысинами и немощным телом и его чернявый сынишка, невысокого роста, худенький и вертлявый. Их совместными усилиями была открыта банкирская пещера – первый на необитаемом острове, не считая меняльной хижины, банк.
Теперь туземцам, посланным Робинзоном в деревню с каким-нибудь поручением, не нужно было тащиться с деньгами через тропический лес, полный опасностей: порученец мог расплатиться в расположенной тут же банкирской пещере. Порученец оставлял деньги – допустим, десять золотых лепешек, – у Банкира, а тот взамен давал порученцу расписку, исполненную на листе лаврушки, в которой указывал: причитается по настоящему лавровому листу десять золотых лепешек. Порученец брал листок и, весело им обмахиваясь, следовал в туземную деревню налегке. В деревне порученец предъявлял его Меняле, который читал сделанную своим сыном надпись: причитается по настоящему лавровому листу золотых лепешек, – и немедленно выдавал указанную сумму порученцу, который брал деньги и покупал на рынке, что ему нужно. Таким образом, порученец платил деньги в одном месте, а получал их в другом, удостоверением чему служил лавровый листок с подписью Банкира.
Между прочим, такие листки называются векселями. Фактически это расписка, по которой можно получить деньги не только в том месте, где ты их сдал, но и в другом: сдать деньги в банкирской пещере, а получить в деревне, в меняльной хижине.
Векселя туземцам так понравились, что они стали сами их выписывать по мере необходимости – не только использовать те, которые выписали Банкир и его папа Меняла. Таким путем на необитаемом острове возникло вексельное обращение – такое, при котором не нужно носить деньги в кармане.
Чтобы обезопасить свою банкирскую пещеру, Банкир и его папа Меняла – ну не сами они, конечно, а нанятые для этой цели головастые туземцы, – ее укрепили. Строителям было приказано натаскать к банкирской пещере больших камней, а затем завалить вход в нее, оставив узенькое отверстие для прохода. Но на этом Банкир и его папа Меняла не остановились, а срезали колючий розовый куст и заложили им проход, отодвигая куст только в том случае, если к ним в пещеру кто-нибудь заходил. Таким хитроумным путем туземные деляги оборудовали в пещере сейфовое помещение для хранения своих и клиентских денег – как они говорили, капитала, – и не только оборудовали, но и всячески это невиданное на необитаемом острове помещение рекламировали.
– Только у Банкира! Лучшие банковские сейфы на всем необитаемом острове! – кричали на рынке специально для этого нанятые туземцы. – Сдавайте свои деньги на хранение в банкирскую пещеру! Любезный Банкир не только не возьмет с вас рыбку за эту уникальную финансовую услугу, но сам приплатит вам рыбку, такой он добрый!
То, что Банкир и Меняла приплачивали рыбку, если кто-то приносил им на хранение деньги, то есть оставлял вклад, было сущей правдой. Только они делали это не оттого, что были очень добрыми, а оттого, что были очень – как-то не по-туземному даже – жадными. Допустим, Банкир принимал от туземца восемь золотых лепешек и обещал через неделю отдать эти же золотые лепешки плюс приплатить за хранение одну рыбку. Туземец соглашался. Но едва этот довольный, рассчитывающий заработать дармовую рыбку туземец удалялся, и розовый куст за ним захлопывался, как Банкир приглашал другого туземца, нуждающегося в деньгах, и выдавал ему эти же восемь золотых лепешек в качестве кредита – но уже не за одну рыбку, а за две. Таким образом, Банкир умудрялся получить рыбку, не имея свободной наличности, а одалживая ее у простых туземных жителей. Справедливости ради следует заметить, что туземец, оставивший вклад в банкирской пещере, получал-таки свою дармовую рыбку, но это была рыбка за имеющиеся у него деньги, тогда как Банкир получал рыбку за отсутствующие у него деньги! Все это было, конечно, слишком сложным, чтобы заинтересовать туземцев, которые не жалели отдавать маленькие рыбки в обмен на финансовые чудеса.
