Всю ночь Павел Васильевич просидел над картой. К утру у него созрело решение. Отдав необходимые распоряжения начальнику штаба, он сел в машину и выехал на левый фланг своей армии. Он хотел лично переговорить с командирами частей и на месте поставить перед ними конкретные задачи.
Всю дорогу Павел Васильевич тщательно присматривался к окружающей местности. Когда машина спустилась в лощину, генерал тяжело вздохнул.
— Узнаете это место, товарищ генерал? — спросил водитель.
— Узнаю, Петя… — ответил Громов.
* * *
В январе нового, тысяча девятьсот сорок первого года они всей семьей приезжали сюда на лыжную прогулку. Аленка на своих совсем крохотных лыжах сразу же вскарабкалась на невысокую горку и оттуда закричала:
— Папа, смотри, как я умею!..
— Упадешь! — крикнула ей мать.
— А вот и не упаду! — ответила девочка и, выставив вперед руки, держа на весу бамбуковые палки, неуверенно стронулась с места. Уже через несколько метров ее лыжи пошли в разные стороны. Она упала и кубарем покатилась вниз.
Перепуганная Нина Александровна бросилась к ней, но Аленка уже стояла на ногах. Вся обсыпанная снегом, она крикнула матери:
— А мне нисколечко и не бо-о-о-льно, ага!..
Вспомнив об этом, Громов улыбнулся.
За поворотом внезапно появились люди. Они шли по обеим сторонам дороги. У всех были усталые, изможденные лица. Многие опирались на палки. Одни из них несли на руках маленьких детей, закутанных в разноцветные теплые шали и пальто. Другие тащили на себе или везли на самодельных тележках чемоданы и узлы.
И было так странно, так нелепо беженцам, этой толпе усталых и озлобленных людей, видеть человека, как ни в чем не бывало едущего им навстречу с улыбкой на лице.
— Э-эй, Аника-воин! — зло крикнул высокий, седой старик с котомкой за плечами. — Чему радуешься-то?..
Услышав эти слова, генерал обернулся. Он не знал, к кому обращался старик с суковатой палкой, и все же почувствовал себя неловко.
— Пороха еще не нюхал, потому и улыбается… — сказал кто-то из толпы.
«Улыбается?.. Кто улыбается?» — задал себе вопрос Павел Васильевич и тут же сообразил, что именно он, наверное, и улыбался. Конечно, глупо в такое время ехать среди усталых, измученных людей, поспешно уходящих от гитлеровцев, и улыбаться.
Павел Васильевич посмотрел в другую сторону и на обочине увидел женщину с ребенком на руках. «Может, и моя жена с Аленкой вот так же, как эта женщина, бредет на восток по какой-нибудь дороге…» — с горечью подумал командующий и стал торопить водителя:
— Ты можешь побыстрее ехать, Петя?
— Могу, но народу очень уж много на дороге, — отчаянно сигналя, ответил тот.
Чем ближе машина командующего подъезжала к переднему краю обороны, тем сильнее чувствовалось вокруг дыхание войны. Все чаще приходилось объезжать воронки от бомб, на обочинах виднелись остовы обгоревших машин, валялись убитые лошади, перевернутые повозки… В селах, через которые проходила машина генерала, то и дело попадались дымящиеся пепелища, и на них — закопченные русские печи.
На окраине одной из деревень генерал увидел небольшую группу военных. Многие из них были с окровавленными повязками на голове, руках, шее. Усталые, голодные и злые, шагали они в сторону Москвы, к местам формирования новых частей.
— Стой, Петя!
«Эмка», завизжав тормозами, остановилась. Громов вышел из машины.
— Подполковник, ко мне! — крикнул он высокому военному с забинтованной рукой, который шагал чуть впереди группы.
Подполковник подошел к генералу, приложил здоровую правую руку к запыленной, измятой фуражке и, глядя хмурыми, злыми глазами в лицо генералу, представился:
— Подполковник Овчинников… — И, заметив на себе острый, изучающий взгляд Громова, не сдержавшись, вдруг закричал: — И вы допрашивать будете? Где моя часть? Почему отхожу? Куда? Зачем?..
Командующий пропустил мимо ушей эти слова. Он видел перед собой человека, который был доведен до отчаяния.
— Сильно болит? — стараясь быть спокойным, указал Громов глазами на раненую руку.
Подполковнику стало неловко от этих простых человеческих слов. Он понял, что генерал не намерен его отчитывать.
— Э-эх, товарищ генерал!.. — с горечью сказал Овчинников. — Не рука, а сердце болит. Куда идем?! До Москвы довоевались…
— Сколько с вами людей?
— Сто три человека. Это все, что осталось от моего полка, — ответил командир. — Идем в Березовск на формирование.
— Знамя цело?
— Так точно.
Подполковник рассказал, что его полк с боями отступал от самой границы. Дрался за Минск, Смоленск. В районе Вязьмы бился в окружении, потом ему удалось с остатками людей прорвать кольцо и выйти к своим.
— Вот что, подполковник… Дальше вам идти незачем. Располагайте людей в этом населенном пункте, — указывая на деревню, сказал Громов. — На дорогах выставьте посты. Задерживайте всех, кто способен держать в руках оружие. Отбирайте здоровых бойцов и сколачивайте из них роты, батальоны. Сейчас нам дорог каждый человек.
— Ясно, товарищ генерал. Но у меня нет…
— Я понимаю… — сказал Громов и, достав из полевой сумки блокнот, написал несколько слов, вырвал листок и передал его Овчинникову. — Вот записка к моему начальнику штаба генералу Тарасову. Пошлите с ней кого-нибудь в Березовск. Тарасов сделает все, что в его силах. Вы поняли меня, подполковник?
— Так точно! Понял! — ответил Овчинников.
— Действуйте. На обратном пути заеду посмотрю, что вами сделано. — Громов снова сел в машину.
Когда «эмка» тронулась с места, он в зеркальце обзора увидел, как Овчинников, выстроив своих людей, отдал им какое-то распоряжение. Из строя вышли три человека с винтовками в руках и стали на дороге. И еще две такие же группки отделились от строя и пошли в разные стороны от дороги.
3
Через полчаса командующий уже был у автострады. Вправо и влево от нее виднелись еще не занятые войсками окопы, дзоты и ходы сообщения.
Громов по опыту знал, что немцы обычно наносят главный удар вдоль магистральных дорог, с ходу пытаясь прорвать оборону советских войск. Он и сейчас был уверен в том, что основной бой с гитлеровцами придется принимать здесь, на этом рубеже.
Именно поэтому Павел Васильевич распорядился после рекогносцировки местности всем командирам соединений и частей прибыть к автостраде. Выслушав их мнения, он решил отдать приказ об организации обороны.
Прохаживаясь вдоль окопов, Громов еще раз окинул взглядом поля, овраги, перелески, церквушки с золочеными куполами на горизонте. Он стоял на возвышенном месте и поэтому видел, как со стороны Березовска в направлении еще не занятых окопов двигались красноармейские части. Это были дальневосточники. Выгрузившись на станции из эшелонов, они спешили к участкам обороны.
Впереди колонны, немного наклонившись вперед, размашисто шагал высокий, плечистый капитан. Громов невольно засмотрелся на это подразделение. Батальонная колонна была похожа на тело хорошо натренированного спортсмена — мускулистая, маневренная. В людях чувствовался какой-то внутренний накал.
Когда голова колонны поравнялась с командующим, капитан подал команду:
— Сми-и-ирно!.. Равнение налево!
Повернув разгоряченные лица в сторону генерала, прижав свободные левые руки к бедрам, печатая шаг, как на параде, бойцы батальона шли мимо Громова.
Командующий подозвал капитана. Тот подбежал, бросив правую руку к ушанке, доложил:
— Командир первого батальона капитан Кожин! Приказано выдвинуться к этой автомагистрали и занять рубеж обороны.
— Кто командует полком?
— Подполковник Потапенко.
— Потапенко?! — обрадовался командующий. — Знаю его. Я же два года назад с комиссией Наркомата обороны инспектировал вашу дивизию, и в частности ваш полк. Постойте, постойте… Да ведь я и вас, кажется, знаю!
Кожин чуть заметно улыбнулся. С одной стороны, ему было приятно, что его узнали, а с другой — уж очень нехорошей была его первая встреча с командующим.
До тридцать девятого года Громов работал в Наркомате обороны и часто ездил в войска. Однажды он попал в полк Потапенко. Вместе с подполковником они шли по двору, смотрели хозяйство части. Вдруг на плацу, где проводились занятия по строевой подготовке, он увидел молодого командира в серой каракулевой кубанке.
— Смотри как нарядился! И ведь не жарко человеку! — невольно вырвалось у Громова.
Потапенко посмотрел в ту сторону, куда показывал генерал.
— А вот мы сейчас проверим его температуру, — буркнул в усы командир полка и сердито крикнул: — Старший лейтенант Кожин, ко мне!
Отдав приказание, Потапенко обернулся к представителю Наркомата обороны с видом человека, уверенного в том, что его распоряжение будет выполнено немедленно. И в самом деле, не прошло и нескольких секунд, как к ним подбежал Кожин и, четким движением бросив руку к головному убору, доложил о прибытии.
