А если бы мы опоздали? Если бы не смогли ее найти? Если бы с ней что-то случилось?!
Ужас того, что могло произойти, накрыл меня с головой. Глупая. Куда она ломанулась? Хорошо хоть, ума хватило на дерево взобраться. Мне хотелось одновременно накричать на нее и утешить. Придушить ее и обнять.
Этот взрыв эмоций вконец меня измотал.
Почему с ней все не так?
А ночью у Малышки поднялась температура и она начала метаться у меня в руках.
Черт возьми!
Игорь с уже привычной ухмылкой вручил мне таблетки и был таков. Снова спрятался в своей комнате.
— Это целиком и полностью твоя вина, — сказал он. — Твоя гостья — твоя обязанность. Уверен, ты справишься.
Если насчет гостьи и ответственности я бы еще согласился, то вина была не только моя. Кира и сама приложила немало усилий, чтобы лежать тут и дрожать. Чего она не пошла к машине? Обзывала меня разными словами, так вот и отделалась бы. Все легко и просто. Так нет, ей, как всегда, нужно было быть не такой, как все.
Я почти насилу заставил ее проглотить таблетку от температуры. На секунду она, кажется, пришла в себя и, встретившись со мной взглядом, стала сопротивляться, но быстро выдохлась и наконец расслабилась.
До утра я почти не спал, температура спадала буквально на полчаса, а потом снова заставляла Киру гореть.
Игорь, как последний предатель, к обеду сообщил, что смотается по делам в город. Но, судя по тому, что он не спросил, что привезти, возвращаться раньше, чем мы с Кирой уедем, он не собирался.
На вторую ночь Малышка забредила уже всерьез. Боже, как же она плакала. Металась в нашей импровизированной постели и звала. Звала какого-то мужчину. Ругала его и умоляла. Имени она не произносила, но мне и этого хватило. Никогда не думал, что захочу убить человека просто так. Кто бы он ни был, я ненавидел его. Потому что для нее он явно важен, а я — нет.
Кире нужен был врач.
Но, самое главное, где мне его достать?
Стоит только обратиться в больницу, как нас найдут, и если сейчас мы можем еще здесь переждать, то после придется с больной Кирой срываться в срочном порядке и менять место, и желательно подальше отсюда.
Это было слишком рискованно. Мне пришлось вспомнить все, что я знаю о медицине и народных способах лечения, чтобы ей помочь и не подвергнуть опасности. На второй день Малышка наконец открыла глаза.
Я как раз хотел дать ей лекарство и напоить горным чаем, когда ее ресницы распахнулись и наши взгляды встретились.
С минуту Кира просто смотрела, а потом медленно облизала сухие губы. И моему организму было плевать на то, в каком состоянии она находится и что она все еще больна. Одно единственное невинное действие — и у меня на нее снова встал. Точнее, у меня и не опадал.
— Хочешь пить? — спрашиваю я, откашлявшись. Кира кивает, и я протягиваю ей чашку с теплым чаем. — Давай помогу, — приподнимаю ее голову, чтобы ей было удобнее пить.
— Спасибо, — практически шепотом отвечает она, когда я убираю в сторону почти допитый чай.
— Ты заболела и несколько дней металась в бреду из-за высокой температуры, — разъясняю ей. — Мы с Игорем еле смогли найти тебя в лесу, — отвожу от нее взгляд, вспомнив, из-за кого она там оказалась. — Хорошо, что догадалась залезть на дерево, — решаю я ее похвалить, лишь бы перевести тему и что-то сказать.
Бросаю на нее украдкой взгляд. Кира уставилась в потолок.
— Ты как? Чего-нибудь хочешь? — спрашиваю, желая привлечь ее внимание. — Может, покушать? У меня суп есть куриный.
Наконец мое желание исполняется и Малышка снова на меня смотрит. В глубине ее глаз затаилась непонятная мне эмоция.
— Ванная, — шепчет она, покраснев.
Я кладу ладонь ей на лоб, чтобы проверить, не поднимается ли снова температура, от чего она замирает.
— Конечно, я тебе помогу, — быстро встаю и поднимаю ее на руки.
Малышка вся сжимается в маленький комочек, будто хочет тем самым стать незаметной.
Несу ее медленно и, даже зайдя в ванную комнату и поставив на пол свою драгоценную ношу, не спешу уходить.
— Можно мне остаться одной? — она избегает встречаться со мной взглядом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты слишком слаба и можешь упасть, — отрицательно качаю головой.
Она опускает голову, из-за чего ее спутанные волосы закрывают ее лицо.
— Пожалуйста, — наконец слышу я.
Тут в голову приходит запоздалая мысль.
Ну я и идиот.
— Я подожду тебя за дверью, — говорю я, направляясь на выход. — Только недолго. И если почувствуешь головокружение, лучше сразу ложись, — предупреждаю я ее. — Голову я лечить еще не умею.
Закрыв дверь, прислоняюсь к ней затылком.
Почему рядом с ней я теряю остатки своих мозгов и превращаюсь в придурка?
Прислушиваюсь к шуму за дверью. Непонятный и неоправданный страх, что с ней еще что-нибудь случится, не дает мне расслабиться.
Как только наконец стих шум воды, стучу в дверь и, не дождавшись разрешения, сразу же вхожу.
— Что ты делаешь? — не могу сдержать возмущения, когда вижу, как она пытается намочить голову, нагнувшись над чаном. — Сдурела совсем?
— Я…
Не даю ей договорить, вытаскиваю ее оттуда. Вода стекает по ее шее за ворот рубашки.
— Мне нужно помыться, я грязная, — выдает она, шокируя меня.
— Я столько времени не спал, выхаживал, чтобы ты, только открыв глаза, ринулась себя гробить? — ору на нее. — Завтра помоешься.
— Но я уже мокрая, — возражает Кира слабо.
Возможно, если бы она в тот момент не заартачилась и не сверкнула на меня своими глазками, я бы и не сделал того, что сделал.
— Давай быстрее, — бросаю я, помогая ей снова нагнуться над чаном и начиная намыливать ее волосы.
Никогда такого не делал. Оказалось, что женские волосы намного отличаются от мужских. У меня, сколько себя помню, только ежик на голове, один раз промыл, сполоснул и пошел, а тут целый обряд пришлось совершить. Зачем ей какой-то бальзам? С ума сойти.
Наконец она, изрядно устав и меня измотав, последний раз сполоснув свои волосы, замотала их в самый большой кошмар любого мужика — тюрбан из полотенца.
Не успел я ужаснуться, как Кира, едва выпрямившись, стала падать. Еле успел ее подхватить.
— Вот же упрямая дура, — ругая ее на чем свет стоит, утащил снова вниз, к теплу. Со вчерашнего вечера на улице лило как из ведра, так что дом никак не прогревался. Заметив мокрые пятна на ее рубашке, привычно потянулся, чтобы ее переодеть. Ее ладошка неожиданно смачно шлепнула меня по руке. Подняв голову, встретился с ее разгневанным взглядом. Черт.
— Было проще, когда ты спала, — выдал я, доставая для нее свою футболку.
— Ты… меня… — ее глаза округлились, а рот открылся в изумлении, но она тут же взяла себя в руки. — Я не хочу это знать, — отрезала Малышка, отворачивая от меня свою голову.
— И переодевал, и купал, — решил я не быть сейчас добрым. — Ничего нового для себя не открыл.
Она как-то странно после моих слов вздрогнула и зажмурила глаза.
— Ты в порядке? — всполошился я. Все-таки ей еще было рано принимать банные процедуры. Она еще слишком слаба. Несмотря на кивок Киры, я был уверен, что она измоталась, и то, как быстро Кира провалилась в сон, тому только подтверждение.
К моему великому облегчению, температура не поднялась, и я наконец-то выспался. Лечение дальше пошло легче. Чего я не мог сказать о наших отношениях.
Кира стала другой. Она больше не огрызалась, не спорила и даже своим яростным взглядом в мою сторону не стреляла. Она все чаще молчала и отводила взгляд. Помощь мою принимала, сжав зубы, и быстро пыталась от меня избавиться.
Я пытался ее расшевелить, шутил над ней, дразнил. А когда не выходило, даже издевался, пытаясь задеть, но Кира продолжала молчать, чем выводила меня из себя.
— Я уйду, как только встану на ноги, — услышал я в ответ на свою очередную шутку.
Сжал зубы, попытался взять себя в руки. Чего-то подобного я и ожидал, все указывало на то, что она станет упрямиться, как только придет в себя.
