Заинтригованный ее уклончивостью, Эллиот осмотрел пакет.
— Что за роман?
— Я не… это просто… ну, Алекс не одобряет.
— О господи, Лиззи, только не говори, что ты бываешь в задних комнатах у букинистов на Ковент-Гарден.
Эллиот сказал это в шутку, но, к его изумлению, Лиззи покраснела как свекла.
— А что, если и так? О, не смотри на меня так потрясенно, это не такая книга. Всего лишь роман. Последний роман о Белле Донне, если хочешь знать. — На лице брата ничего не отразилось, и она вздохнула. — Все светское общество умирает от желания почитать о ее дальнейших приключениях. Не могу поверить, что ты не слышал о ней! Белла Донна — самое шокирующее литературное создание в мире, она творит прямо-таки сладострастную магию. Истории о ней отдают готикой, колоритны и чрезвычайно интересны. Лично я не понимаю, почему ее надо держать под прилавком, а я, замужняя женщина, не должна ее читать, — мрачно добавила она. — Будь Белла Донна человеком… ну, в общем, это была бы другая история. Самое потрясающее, она женщина, а ведет себя — причем в очень интимных вещах — почти как мужчина. Ты знаешь, она совершенно безжалостна и невероятно сильна. Возможно, эта книга скрасит твою скуку. Я пошлю ее по кругу, а потом могу дать почитать тебе, если хочешь.
— Почему бы и нет, — сказал Эллиот, отдавая пакет. — Звучит интригующе.
Лиззи фыркнула от смеха:
— Да, и теперь, если Алекс ее обнаружит, я смогу сказать, что ты мне ее одолжил. Но мне действительно пора. Придешь к нам завтра на ужин? Ох, как же я забыла тебя об этом спросить! Хотя не важно, потому что ответа «нет» я не приму, — добавила она и легко взбежала по ступенькам кареты. — Я обещала Алексу, что уговорю тебя к нам присоединиться. Будет лорд Армстронг — дипломат. У тебя есть возможность побеседовать с ним о политике.
Не дав брату отказаться от приглашения, Лиззи помахала ему через плечо и уселась в свою карету.
Эллиот вернулся в гостиную, глубоко погруженный в свои мысли. Сестра неисправима, но слишком часто оказывалась права. Долго вести такую жизнь он не сможет. Всю жизнь взламывать чужие дома, даже имея свои веские причины. Действительно, надо найти себе какое-то занятие, он всегда знал, что не создан для жизни деревенского сквайра, как правильно сказала сегодня Лиззи. Может быть, действительно податься в политику? Над этим стоило поразмыслить. Лиззи, как правило, высказывала стоящие идеи. Знала его не так хорошо, как ей казалось, но лучше, чем кто-либо.
И еще оставался вопрос о браке. Права ли она на этот счет? Эллиот взял «Морнинг пост», тщательно разглаженный и оставленный на столе слугой, без энтузиазма подумал о возможной женитьбе. Он никогда всерьез об этом не помышлял. Для военного, да еще с таким опасным побочным занятием, как шпионаж, жениться в высшей степени безответственно. Хотя не то чтобы это его прямо-таки останавливало. Да, такая непостоянная и ненадежная жизнь едва ли располагала к привязанности, но Лиззи, черт ее возьми, все-таки права. Это лишь оправдание.
Совершенно точно, он не подпускал к себе людей и боялся позволить кому-либо заглянуть в душу. Война сделала его таким, продемонстрировав, сколь хрупка человеческая жизнь и как легко ее уничтожить. Он столько раз видел это своими глазами, столько раз писал письма безутешным вдовам и выслушивал последние слова мужей. Без этой боли он обойдется. Женитьба того не стоит.
Он вздохнул. Черт бы побрал Лиззи! Знала бы она, что он стал монахом после своего возвращения в Англию. И до знакомства с Деборой Нэпьер это его более или менее устраивало. Но прошлая ночь была… изумительна! Одна только мысль об этом… о боже, одна только мысль! Если бы он только не уронил картину. Если бы не отпустил Дебору за свечой, и она не вернула на место свои доспехи.
— Проклятье, что со мной не так?! — воскликнул Эллиот. — Англия полна привлекательных, доступных, опытных женщин, которые не ищут большего, чем легкий флирт и пара необременительных часов в постели. — Только маленькая деталь: он хотел не этого. Он хотел Дебору. Не просто уложить ее в постель, но понять. Узнать, что творится в ее голове, что было в ее прошлом. Почему проникновение в чужой дом выпустило на свободу ее страсть. Он желал, чтобы это случилось вновь.
Как там говорила Лиззи? «Тебе нужна сообразительная женщина, которая сможет пробиться сквозь баррикады шарма, тебя окружающего. Женщина с характером». Дебора, безусловно, обладает характером. Лиззи бы определенно ее одобрила. Хотя он и не искал ее одобрения. Политику, возможно, он обдумает. А брак — нет. Однако эта цепочка мыслей его встревожила. Эллиот встряхнул газету и углубился в нее, желая отвлечься. И легко нашел искомое в самой глубине номера.
«Прошлой ночью знаменитый взломщик, по прозвищу Павлин, снова предпринял очередную вылазку. На этот раз он избрал своей целью дом выдающегося члена парламента на Гросвенор-сквер. Злодей похитил ценнейшую картину, портрет очень важной персоны, кисти испанского художника. Сообщают, что портрет был вырезан из рамы. И вновь у Павлина хватило наглости оставить на месте кражи свою визитную карточку, а также веревку, с помощью которой удалось сбежать. Любого, кто видел или слышал что-то подозрительное, убедительно просят зайти в магистратуру на Боу-стрит».
Завернутый в промасленную тряпку «портрет очень важной персоны» в данный момент был надежно спрятан под половицами в спальне Эллиота. Один испанский чиновник, с которым Эллиот собирался связаться через осведомителей, коих сохранил еще с работы на правительство, наверняка заплатит ему приличную сумму. Завтра он свяжется со своим человеком. А сегодня у него намечается другая возбуждающе-обманчивая и вместе с тем интригующая встреча.
Аккуратно свернув газету, чтобы влезала в карман, Эллиот, прыгая через три ступеньки, сбежал вниз по лестнице и крикнул слуге принести ему перчатки и шляпу, а конюху — подогнать двуколку.
* * *
Дебора оторвалась от сочинения и, глянув на часы, с изумлением обнаружила, что уже значительно больше двух часов. Перед ней лежало явное свидетельство ее трудов — стопка исписанных листов. Первоначально аккуратные, буквы постепенно превращались в каракули, когда перо не успевало за галопирующим воображением. Она уже и забыла, каково это, когда подстегивает вдохновение. Эта мысль заставила ее осознать, какой рутиной стало для нее сочинительство. Обрывки романа щипали, как пальцы, заставляя вновь взяться за перо, пока она не потеряла нить повествования. Все, с нее на сегодня достаточно!
У нее болела рука, а голову словно набили ватой. Дебора вытерла руки о блузу в чернильных пятнах, которую специально надела, чтобы не запачкать платье, положила рукопись в стол-бюро и закрыла крышку.
