class="p1">Я подняла голову. Кирилл замолчал и смотрел вперёд. В центре? Перевела взгляд на сидящего за рулём мужчину. Как и Кир, он совсем не выглядел так, словно мы ехали на закрытую тусовку.
Телефон Кирилла зазвонил, и он, мельком посмотрев на экран, взял трубку.
– Да… Конечно. Всё в силе. Минут через тридцать буду у вас. Да… – Он тихо засмеялся. – Совсем не против.
Безотчётно я прижала кошечку к груди. Кирилл посмотрел в зеркало, и наши с ним взгляды пересеклись.
– Так куда мы едем, Кир? Только не говори, что на тусовку с твоими друзьями. Как-то…
– Я тебе этого и не говорил, – перебил он с непонятным раздражением.
На лице водителя отразился вопрос. Кирилл сжал зубы. Какое-то время в салоне стояла гнетущая тишина.
– Ты сама это сказала, Кари. – Он обернулся через сиденья. – Ты считаешь, моя жизнь – развлекалово? Сплошные веселушки с друзьями?
Я обомлела такой резкой перемены. Только что, говоря по телефону, он смеялся, теперь же взгляд был колючим и холодным.
– Ничего я не считаю.
На его скулах появились и исчезли желваки. Он посмотрел на игрушку в моих руках, мне в лицо.
– Мы едем в реабилитационный центр, Карина.
– В реабилитационный центр? – переспросила я, не до конца понимая, о чём он. – Зачем?
– Передадим игрушки для детей, переживших домашнее насилие. Ты правда думала, что я расставляю всё это по полкам? – кивнул на мешки. – Моя жизнь – это не вечеринки. То, что все видят, – одна сторона медали. Быть чемпионом – большая ответственность, а не проматывание денег в закрытых клубах.
Что ему ответить, я не нашлась. Он припечатал меня словами, потяжелевшим взглядом. Не знаю за что, но я почувствовала себя виноватой.
Кирилл отвернулся, а я сделала глубокий вдох. Погладила шёрстку плюшевой кошки. Вдруг стало обидно.
– Ничего я не думала, – сказала тихо.
Не знаю, услышал ли меня Кирилл или его друг, но в ответ не прозвучало ни слова.
Можно было сразу сказать, объяснить. Или это тоже месть за прошлое? За выпускной, за экскурсию в Питере и за тот кофе в кафе восемь лет назад, к которому я так и не притронулась?
Карина
– Так и будешь сидеть? – спросил Кирилл, открыв дверцу с моей стороны.
Дверца с другой тоже открылась, зашуршали пакеты. Я вышла из машины и запоздало поняла, что так и держу мягкую кошку. Хотела положить к остальным игрушкам. Кирилл опередил. Грубо забрал и кинул на сиденье. Вдруг стало обидно уже за нас обеих.
Повернулась к Киру, чтобы сказать, чтобы шёл без меня.
– Давай, Карина, – поторопил он. – В самом деле.
Промолчав, я поплелась ко входу. В улыбающейся, одетой в серый костюм женщине легко угадывалась директриса. Так они все и выглядят: аккуратные и какие-то… безликие.
– Спасибо, что приехали к нам, Кирилл.
С нами она поздоровалась лишь мельком. Всё внимание – Сафронову.
– Это не то, за что стоит благодарить.
– Как раз то. И за подарки спасибо.
Он кивнул. Только мы вошли, я наткнулась взглядом на девочку-подростка. Полненькая, с некрасивыми чертами лица, ещё больше изуродованными пересекающим висок и скулу свежим шрамом, она стояла в отдалении и с опаской наблюдала за нами.
Стало не по себе. Вдруг захотелось вернуться в машину, но уже совсем не из-за Кирилла.
– Как её зовут? – Кирилл тоже заметил девочку.
– Инесса. – До того продолжавшая рассыпаться в благодарностях, директриса остановилась.
Смущённая вниманием, девочка хотела уйти, но не успела. Кирилл достал из пакета белого медведя и пошёл к ней. Уйти она не ушла, но напряглась. Одета она была в дешёвый спортивный костюм розового цвета, который ей совсем не шёл. Ещё больше подчёркивал не только полноту, но и изъян на лице.
Я поймала себя на мысли, что тоже могла бы помочь. Раньше могла бы. Когда у меня была куча вещей, больше половины из которых я надела от силы пару раз. Но теперь у меня не было ничего, так что и помочь было нечем. Разве что молча смотреть на Кирилла и стараться держать рот закрытым.
– Мама Инессы с трудом ушла от её отца, – заговорила директриса.
Я с удивлением поняла, что обращается она ко мне. Повернулась, встретилась с ней взглядом.
– Кирилл, наверное, сказал вам, что мы занимаемся реабилитацией детей и подростков, переживших насилие в семье?
Я согласно кивнула. Говорил или нет? Честно, я не помнила. Но сейчас это было неважно. Директриса замолчала. Обе мы смотрели на Кира.
– Привет, – сказал он, остановившись рядом с девочкой, и без промедления подал ей медведя.
Она не взяла. Отошла на шаг, глядя с ещё большей опаской. Кир не спасовал, но руку с игрушкой убрал. Осмотрелся и посадил медведя на скамейку.
– Захочешь – возьмёшь. Много у тебя друзей или нет, не знаю. Но он точно будет тебе другом. Назови его Снег. Или Арктик… Как хочешь. Знаешь… не всегда есть рядом кто-то, с кем можно поговорить. Да и не всегда хочется, чтобы тебе отвечали. В такие моменты ты сможешь поговорить с ним. Он будет тебе хорошим другом, поверь.
Сказав это, Кирилл вернулся к нам. Взглядом показал вперёд, и все мы повиновались. С минуту шли в молчании, а я всё это время думала о мишке, которого назвала бы Север, и о розовом уродском костюме.
– Ей не надо носить розовый, – всё-таки не сдержалась, хоть и понимала, как это глупо. На меня устремились взгляды Кирилла и директрисы. – Этой девочке. Не надо ей розовое. Она похожа на поросёнка в этом дурацком костюме. Если… если у неё ничего нет, давайте, я куплю ей другой… – с каждым словом голос звучал всё неувереннее.
Хотелось дать себе по губам, прикусить язык. В последнюю очередь кого-то здесь волнует цвет костюма. Но… Я очень хорошо помнила день, когда ко мне пришли требовать долги мужа. И следующий тоже. Всё, что я могла тогда, – оставаться красивой. Оставаться женщиной, даже когда жизнь рушилась. Просто потому, что это было мне под силу. Мой мир рассыпался, и изменить это я не могла. Вся моя прошлая жизнь была выставлена на барахолке. Но я пыталась держаться. Потеряв уверенность в собственном «завтра», я хваталась только за остатки уверенности в себе и откуда-то знала, что этой девочке тоже нужна уверенность. Даже больше, чем мне тогда.
* * *
Через несколько минут мы вошли в квадратную комнату. У дальней стены возвышались стеллажи, возле двух других стояли низкие диваны. На полу посередине были раскиданы игрушки.
– Это наша игровая.
В комнате были дети.
