Когда я уже сидела в такси раздался звонок от Петрова, в котором тот поведал, что ничего нового по поводу отправителя злобных писулек найти не удалось, и времени он мне дает до конца недели. Если злопыхатель так и не будет найден, придется обо всем рассказать Егору, как бы мне того не хотелось. Я поморщилась и несчастно вздохнула: как поступит Соболев, когда узнает об угрозах в мой адрес, представить было не сложно. Так что свободно разгуливаю по городу я скорее всего последние деньки. Настроение, конечно, новость подпортила, но не так чтобы уж окончательно и бесповоротно. Я, не мудрствуя лукаво, решила поступить как всем известная Скарлетт О’Хара и подумать об этом позже. А сейчас и без того проблем хватает.
По приходу в галерею меня встретил Марк Абрамович. Как и в прошлые разы одет он был безукоризненно: белоснежная рубашка с жабо и синий бархатный костюм — именно так экстравагантно и причудливо в моих глазах и должен выглядеть управляющий картинной галереей, эдакий Остин Пауэрс в летах. Жаль, что себя в подобного рода нарядах я даже представить не могу, да и сильно сомневаюсь, чтобы, увидев даму моего возраста в жабо, хоть кто-то воспринял ее всерьез.
Судя по тому, что старик на капельки не удивился, о моем приходе бывший управляющий был предупрежден. Под рассказ о делах насущных он степенно проводил меня до кабинета. Того, где я с упоением разглядывала картину, за что и получила подлый удар по голове.
Помимо скорбных воспоминаний кабинет навевал тоску и уныние самим своим видом: благородное дерево и тяжелый зеленый бархат отделки больше подошли бы какому-нибудь графу или пожилому мужчине. Абрамычу, например, убранство очень даже подходило. С моим же внутренним миром помещение имело столько же общего, сколько и пресловутое жабо. И как только я поняла, что работать здесь ни в коем случае не смогу, решила искать более подходящее пристанище.
— Марк Абрамович, я понимаю, что дел у нас много, и они не ждут, — начала я, — но может быть есть тут какой-нибудь другой свободный кабинет?
— А в чем дело, милочка?
— Не сочтите за каприз, но я постоянно буду отвлекаться на мысли о том, как давит на меня обстановка, и что бы я здесь хотела переделать. — честно пожаловалась я. Уверена, старик не проболтается, и о тонкой душевной натуре новой управляющей по коллективу слухи не пойдут. — Это же абсолютно мужской кабинет!
— Да-да-да, — закивал помощник, как будто заново оглядывая помещение, — вы совершенно правы. Столь юной и прекрасной леди подойдет что-то более светлое и воздушное.
И замолчал, уставившись на меня. Видимо, обдумывал, что такого можно в этой ситуации поделать. А у меня сложилось впечатление, что говорим мы о бальном платье.
— Ну конечно! — внезапно воскликнул Абрамыч, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. — Кабинет для экспертиз! Идемте, это буквально в двух шагах.
Помещение оказалось действительно недалеко — через несколько дверей, на противоположной стороне коридора. Входная дверь была не заперта, и мы без труда попали внутрь. Бывший управляющий щелкнул выключателем, а я тут же чихнула: пыли там скопилось немало. Нашим глазам предстало квадратное помещение, площадью около пятнадцати метров. Большие окна были ничем не занавешены и выходили во двор, стены отделаны фактурной штукатуркой жемчужного цвета, вся имеющаяся мебель сгружена в одну большую кучу и покрыта пропыленным донельзя полиэтиленом.
Я осмотрела предлагаемое хозяйство и, прикинув в уме, что с этой комнатой можно поделать, немедля согласилась.
— У нас есть штатный мастер или разнорабочий? — я озадаченно потерла подбородок: найти кабинет-то мы нашли, и я даже придумала, каким хочу его видеть, но вот кто все это дело в порядок приводить будет?
— Игорь. — кратко ответил Марк Абрамович. — Он у нас и дворник, и сантехник, и электрик, и мастер на все руки…
— Ну вот и хорошо. — обрадовалась я, что у нас в распоряжении есть такой золотой человек. В конце месяца обязательно премию ему выпишу. Если, конечно, Соболев не решит, что от моего присутствия в галерее убытков больше, нежели приносимой пользы, и не уволит от греха подальше. — Где мне его найти?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я позвоню. — помощник достал из нагрудного кармана очки в тонкой золотистой оправе и стал тыкать пальцем в телефон-раскладушку так тщательно, как это могут делать только пожилые люди.
Как бы мне не хотелось поскорее освоить новое рабочее место, а работать придется в старом кабинете еще как минимум пару дней: пока новую мебель доставят, пока соберут, пока само помещение отмоют. Хорошо хоть стены и пол в приличном состоянии, нужно только шторы правильные купить, такие "воздушные".
"И получится не кабинет, а пироженка!" — вредно добавило подсознание. Порой мне кажется, что говорит оно голосом мамы и иногда Регинки.
Глава 9
Пока мы хлопотали по поводу переезда, наступило время обеда. Но я пребывала в такой эйфории, что есть нисколечко не хотелось. Хотелось наконец-то сесть и поработать как следует, чтобы не думали люди, что новая управляющая только ремонтом и занимается. Марк Абрамович покачал головой и самолично сервировал придиванный столик в старом кабинете.
— Нельзя же так, Мария Аркадьевна. — выговаривал старик, разливая чай по фарфоровым чашечкам. — Вы хоть чайку с шоколадом выпейте.
Огорчать старика не хотелось, тем более он на двоих накрыл, а значит ко мне присоединится, поэтому я театрально вздохнула и присела на диван. Чай оказался ароматным и терпким настолько, что я отнюдь не пожалела о согласии, хотя кофе мне и больше по душе. Рядом с расписным заварочным чайником бывший управляющий примостил поднос с конфетами, шоколадом и почему-то сыром. Причем сладости были настоящие, а не какие-нибудь суррогаты с эмульгаторами и соевым лецитином. Похоже тут знают толк в чайных делах и шоколаде.
За обедом Марк Абрамович рассказал о галерее, о том, как тут было до реставрации и даже немного о маме Егора, в честь которой тот и назвал галерею. Оказалось, она была перспективной и талантливой художницей, очень чуткой и доброй женщиной, а в единственном сыне души не чаяла. Егор же, когда мама была жива, был более открытым и эмоциональным, а после ее смерти захлопнулся как коробка, стал все держать в себе и даже от отца отдалился, что и не удивительно, ведь ему тогда было пятнадцать — самый что ни на есть подростковый кризис.
Старика я слушала с удовольствием: где ж еще удастся почерпнуть столько ценной информации о женихе и его семье. Не Марину же расспрашивать. В общем, обед прошел для меня приятно и с пользой.
Вторую половину рабочего дня я посвятила документам, в которых отчасти смогла разобраться с помощью консультации Егора. А что разобрать не удалось — с удовольствием разъяснил Марк Абрамович. Вот уж кто — находка для меня и для галереи: отзывчивый, профессиональный и безукоризненно вежливый человек. А еще высококлассный специалист и обладатель почти энциклопедических знаний. С таким помощником мне можно магистратуру и не оканчивать — вряд ли там смогут научить большему. На прямой вопрос о том, почему он не хочет и дальше управлять галереей и не обидно ли ему быть помощником зеленой девицы, кардинально не годящейся для этой должности, старик ответил, что уже в том возрасте, когда хочется приходить в галерею исключительно ради искусства, а управление передать кому-нибудь надежному. А кто может быть надежнее будущей жены владельца, в добавок еще и молодой, и с профильным образованием. А опыт со временем придет, для того он, Марк Абрамович, и здесь, чтобы помочь мне во всем и быть за дело своей жизни спокойным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В общем, на душе у меня отлегло и более ничего не металось, мешая сосредоточиться на деле. А под конец рабочего дня я и вовсе так увлеклась, что пропустила приход Соболева.
— Привет. — склонился он над столом, заглядывая в бумаги. От неожиданности я аж подпрыгнула и чуть было не опрокинула чашку с остывшим кофе, что пристроила по левую руку пару часов назад.
