Добротную железную дверь нам открыла пожилая, весьма аккуратного вида, женщина. "Видимо мать" — пришла я к элементарному выводу. Выглядела женщина лет на шестьдесят, хотя на деле ей должно было быть ближе к семидесяти. Если, конечно, она не родила одноклассника Рынды в пятнадцать. Седые волосы заплетены в косу и скручены в узел на затылке, простые черные невидимки держат выпадающие пряди по бокам. Поверх домашнего платья в мелкий цветочек надет пестрый фартук из тех, что продают с прихватками в комплекте по сто рублей в любом гипермаркете.
— Здравствуйте. — оглядела она нас, а так как выглядели мы прилично и на продавцов картошки или свидетелей Иеговых не походили, решила не захлопывать тот час же дверь. — Вы к кому?
— Добрый вечер. Нам бы с Виталием пообщаться. — заговорил Леха, потому как имя Рындиного товарища мы с Егором услышали впервые.
— Опять делов наворотил. — сама себе покивала женщина. Наше подтверждение ей и не требовалось. — Ох, горе-горюшко. Проходите. — как-то обреченно пригласила она нас.
Мы вошли в тесный коридор, еле-еле разместившись вчетвером. Я, поскольку зашла последней, прикрыла дверь и уткнулась носом в могучую Соболевскую спину.
— Так что, Виталий-то дома? — опять спросил Леха, после того, как мы какое-то время молча потоптались в коридоре.
— Дак, нет его. — вздохнула женщина. — Уж полчаса как убежал куда-то. Схватил ключи и куртку и испарился. Сказал только "мать, когда вернусь, не знаю".
Я почесала затылок, хоть и пришлось для этого извернуться: зачем тогда в квартиру пустила, если этот Виталий свалил?
— Может я могу чем помочь? — робко спросила она. — Вы уж не серчайте, если натворил он чего. Давайте миром решим, деньги у нас есть, пусть и не абы какие. Я вот только вчера пенсию получила… Один он у меня остался. — пояснила она напоследок и тяжело вздохнула.
— Может быть вы знаете, где он вчера был во второй половине дня? — задал вопрос Петров.
— Ох, ну что же мы у двери-то стоим. — захлопотала женщина, видимо, поняв, что мы вот так сходу обвинять ее сына и требовать деньги не собираемся. — Вы проходите на кухню-то. Может чаю?
— Нет, спасибо. — ответил за всех Егор.
Мы расположились в маленькой кухоньке, которая по тесноте могла поспорить с прихожей. Ну или с кладовкой. Про такие риэлторы в объявлениях пишут "уютная". Уж я-то знаю, о чем говорю: столько вариантов перелопатила, пока съемную квартиру искала. Тем не менее, в помещении площадью метров шести поместилось все, что необходимо: угловой гарнитур "под дерево", съевший львиную долю пространства, газовая плита, холодильник и стол с модным когда-то уголком вместо стульев. Даже маленький телевизор на стене висел.
Мы с Егором уселись на одной стороне уголка, хозяйка присела на другой, а Леха так и остался стоять, весьма невежливо опираясь задом на столешницу. Никакого понятия у мужиков нет! Видно же по квартире, что хозяйка — женщина аккуратная: пусть ремонт здесь не делали уже давно, зато линолеум на полу без пятнышка, на кухонном столе со свежей клеенкой ни крошки, полотенца чистые висят, — а тут он со своими грязными джинсами! Замечание, тем не менее, женщина делать не стала, хотя и внимание на невоспитанность обратила.
— Нас интересует, знаете ли вы, где был Виталий вчера во второй половине дня? — повторил вопрос Петров.
— Нет, молодые люди, к сожалению, ничем тут помочь не могу. Из дома он ушел часов в пять, а куда — не сказал. Бросил "мать, я по делам", и до вечера не показывался. Зато домой вернулся довольный, даже денег на продукты дал, велел не экономить. — во время разговора женщина теребила передник. — Ох, послал же Бог сына. Да мне, кроме как саму себя, и винить-то некого. Я ж Витальку совсем одна воспитывала: родители рано ушли, а замуж я так и не вышла. Да и когда мне было: работала с утра до ночи, лишь бы сын ни в чем не нуждался. Его и так еще со школы дразнили все, кому не лень. Вечно драный со двора придет, не кулаки разбиты, так куртка порвана… Безотцовщина, он и есть безотцовщина. Вот и выросло, что выросло. — покивала сама себе женщина. — Как рос хулиганом и двоечником, так и вырос в уголовника. Максимум год на свободе проводит, а потом опять за свое. Я-то думала, может хоть в этот раз угомонится, матери поможет. Нам бы ремонт в квартире сделать, — махнула она в сторону рукой, — на даче помочь. Мне уж почти семьдесят годков, здоровье уже не то, да и давление скачет. А этот…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А в прошлый понедельник он что делал? — задал следующий вопрос Леха.
— Это восьмого, что ли? — уточнила хозяйка, нахмурив лоб.
Мы дружно закивали, а женщина задумалась.
— Так в огороде помогал, я его картошку копать отправила, да теплицы на зиму закрыть. Весь день его и не было, вернулся уставший, да спать лег.
Петров задал еще пару несущественных вопросов, поинтересовался, не приносил ли сын чего домой, но узнать что-либо значимое у женщины больше не удалось. Мы откланялись, как могли заверили беспокоящуюся мать в том, что сын ее пока ничего страшного не натворил, наотрез отказались от денег и покинули тесную квартирку.
Уже внизу Егор поинтересовался:
— Леха, ты ж говорил, что "наружку" к этому Виталию приставил?
— Ну да. Они его до дома довели, я мужиков и отпустил. Кто ж знал, что он сорвется в неизвестном направлении, пока мы едем.
— Что теперь делать будем? — подала я голос. Пусть не думают, что я среди них статист какой-нибудь. Я, между прочим, тоже о деле думаю.
Не успели мужики ответить, как у Лехи зазвонил телефон.
— Да. Хорошо. Скоро будем. — с небольшими паузами отвечал мужчина, и, судя по сухому, деловому тону, говорил он вряд ли с супругой.
— Нашелся наш субъект. — повернулся к нам Леха с сосредоточенным видом. — В этот самый момент он заседает с Рындой в кафе со славным названием "Магнолия". И что-то мне подсказывает, что заглянули они туда не для того, чтобы после работы под порцию шашлыка расслабиться.
— Отдает награбленное. — прокомментировала я и на манер чопорной бабульки поджала губы, для убедительности кивая головой.
— Тогда поехали, глянем, чем эти двое занимаются? — скомандовал Соболев. — Заодно и с одноклассничком потолкуем.
Мы разошлись по машинам: Соболев и я направились к "Мерседесу", а Петров — в сторону дороги, где оставил, точнее бросил, собственный "Ленд Крузер". Но поймать подозреваемых "на горяченьком" нам не удалось. Не успела я подойти к машине и понять в чем дело, как жених мой разразился такой бранью, что складывалось впечатление, будто он родился и вырос в этом районе, причем воспитывался преимущественно улицей, вон за теми гаражами. Леха далеко отойти не успел, поэтому прекрасно слышал друга и поспешил назад, самолично выяснить, что же Соболева так разгневало. Я тоже в стороне не осталась и подошла к "Мерседесу" поближе. Оказалось, что, пока мы преспокойно беседовали с пенсионеркой на кухне, несчастный внедорожник подвергся атаке неизвестных вандалов, и теперь являл миру примерно десятисантиметровый порез прямо вдоль надписи: "Continental" на низкопрофильной резине.
Соболев наконец-то выдохся и оскорбленно сопел носом, видимо, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться и не впасть в буйство посреди улицы. Леха скорбно топтался рядом с другом, а я, здраво рассудив, что вандалы могли одним порезом не ограничиться, решила обойти оскверненную машинку по кругу. Остальные три колеса остались в целости и сохранности, зато с пассажирской стороны через обе обсидиантово-черные двери красовалась нацарапанная огромными буквами исконно-русская надпись из трех самых популярных в народе букв.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— О-ей. — схватилась я щеки: это охульное слово определенно разобьет Егору сердце.
Пока жених пыхтел и пытался справиться с гневом, потому как столь подлого удара от судьбы не ожидал, я знаками подозвала Петрова: а что, уж пусть лучше он расскажет другу, что колесо — это еще мелочи. В конце концов он мужчина.
