Договорив свою гневную тираду, не расцепляя рук, встала из-за стола и сердито протопала в спальню. Нет, вы посмотрите, каков нахал! А мое мнение знать, значит, необязательно. И так сойдет! Думал, поставит меня перед фактом, так я поартачусь и соглашусь?! А вот фигушки!
— Так это «да» или «нет»? — крикнул он вслед.
— Нет!!! — рыкнула я.
— Капризуля! — весело фыркнул этот балбес.
— А ты – зазнавшийся инфантильный мальчик!
Еле сдержалась, чтоб не хлопнуть дверью. Совсем берега потерял! А чего я ждала, собственно? Как себя изначально поставила, такое отношение и получила. Элементарно, Ватсон!
Постояв у двери, я со вздохом опустилась на край кровати. Вот тебе и беззаботный отпуск, Деева.
23
Дверь в спальню распахнулась неожиданно. Штефан подскочил в мгновение ока. Просто с разбегу завалился на кровать, сгребая меня в охапку, и принялся щекотать.
— Это я-то инфантильный мальчик?! — со злорадством процедил он. — Ну, держи-ись!
— Пусти, идиот!.. — пискнула я сквозь хохот, тщетно пытаясь вырваться и сбежать от пронырливых пальцев. — Пусти… Мне дышать нечем!!!
Да кто бы еще послушал! Меня щекотали до икоты, но и этого Штефану показалось мало! Остановился он, лишь когда я начала действительно задыхаться.
— Дурак! — резюмировала я, откашлявшись до боли в легких. Как их еще не выплюнула, ума не приложу! — А если бы задохнулась? Эй! Отвали! Кыш! Кыш, кому говорю, иначе…
— Тсс!
— Совсем обалдел?!
— Молчи, принцесса.
Гневно фыркнув, я оставила вялые попытки брыкаться — сил не было совсем, вымотал, говнюк. Да и сейчас сжал в медвежьих объятиях так, что я снова почти задыхалась. Но злиться, тем не менее, не перестала. Ну, ничего. Кое-как переведу дыхание, и пусть потом молит о пощаде. Гад, как есть гад! Ррр! Так бы и задушила.
Только вся спесь куда-то улетучилась, стоило Штефану поцеловать меня в оголившееся в «бою» плечо.
— Может, десерт? — вдруг спросил он.
— М? — искренне не поняла я. Откуда мне знать, что он не о продолжении моей пытки?
— Сливочный пломбир с клубничным джемом, посыпанный вафельной крошкой…
Вот же… А главное проговорил это так, что любой змей-искуситель от зависти удавится. Я фыркнула, на сей раз забавляясь:
— Как название на упаковке зачел, честное слово. Ладно, хрен с тобой, — вздохнула с трудом, недолго подумав. — Давай, что ли, свой десерт. А я, так и быть, решу, что с тобой делать дальше.
Он воодушевленно поднялся на локте и, подцепив пальцем вырез кофты, сдвинул его ниже. Поцеловал ложбинку между грудей и заговорщицки шепнул, подмигивая:
— А мне нравится… Долой белье. — Длинные теплые пальцы пролезли под мои джинсы и по-хозяйски так надавили на лобок. — Трусики тоже можешь не надевать. Зачем? Только мешают.
На краткий миг вернулась мысль о том, что все это неправильно. Мои щеки вдруг (да-да! после всего, что между нами было!) налились пунцовым цветом. Захотелось оттолкнуть мужчину, но вместо этого я огрела его подвернувшейся под руку подушкой и обреченно простонала:
— Когда-нибудь я точно тебя убью. Не удивляйся потом.
Штефан фыркнул. Вместо ответа одним неуловимым движением развел мои колени и, протиснувшись между ними, навалился всем телом.
— Целуй.
— Что? — обалдело прыснула я.
— Целуй, — как ни в чем не бывало повторил он и добавил нахально: — Утром деньги, вечером стулья.
— Да иди ты! — попыталась я вырваться, но какое там!
Мужчина вытянул мои руки над головой и с улыбкой наблюдал за моими потугами высвободиться. Когда же я сдалась, насмешливо подначил:
— Вперед, принцесса. Но учти, поцелуй должен идти от души. Сфальшивишь — накажу. Я не шучу, — мотнул он головой в ответ на мой изумленный взгляд.
Воцарилась тишина. Мы, точно два упертых барана, смотрели друг на друга. Не моргая и даже не думая отводить глаз, что значило бы отступить. И продолжалось это до тех пор, пока я с позором не «проиграла»: глаза начало немилосердно щипать, и я не выдержала — моргнула. А следом закрыла глаза.
Штефан скользнул губами от виска к веку, собирая влагу, что ручейками стекала из-под моих ресниц. Мягко поцеловал в кончик носа, как уже делал, и когда завис в миллиметре от моих губ, щекоча их своим дыханием, — я сама сократила то ничтожное расстояние, что еще оставалось между нами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дикий лесной пожар — вот кем он был. Он целовал меня настолько развязно, откровенно, а местами и пошло, что я терялась в догадках, кто кого целует. Он будто брал меня изощренным способом. Трахал языком. И от грязных мыслей, на удивление, не становилось мерзко. Напротив — меня захлестнуло волной жара и жгучего желания. Я хотела его до безумия. Хотела ощутить его в себе, хотела смотреть, будто зачарованная, как он, блестящий от наших соков, мягко погружается в мое тело…
Штефан отстранился, и все, что я смогла, — ошеломленно звучно выдохнуть в ответ. Тяжело и часто дыша, я думала лишь о том, что хочу продолжения. Прямо сейчас. И хоть я была готова молить его, чтобы не прекращал; хоть стоны разочарования так и норовили вырваться из груди, но краем сознания я понимала, на что искушаюсь. И мне это не нравилось, ибо казалось унизительным.
Я никогда не просила мужчину заняться со мной сексом. Никогда. И делать исключение, находясь в одной постели с Штефаном, не собираюсь. Каким бы великолепным любовником он ни был.
Открыв наконец глаза, с твердым намерением или продолжить все без слов, или покинуть чужую спальню, я вдруг обнаружила, что не могу пошевелиться. Вернее, не совсем так. Я не могла пошевелить руками. Сжимавший запястья ремень другим концом был надежно пристегнут к кованой спинке кровати, и оставалось лишь гадать, когда мужчина успел провернуть свой коварный трюк.
Сердце забилось в горле, ни то от страха, ни то от предвкушения. Я облизала пересохшие губы и сглотнула.
— Что ты задумал? — Голос прозвучал хрипло, глухо.
Штефан склонился так близко, что я могла рассмотреть узоры в виде звездочек в потемневшей синеве его глаз.
— Тебе понравится, — тихо произнес он, затыкая мне рот пылким поцелуем.
Потом быстро поднялся и вышел из спальни, чтобы вскоре вернуться с креманкой мороженого. Все как и обещалось: пломбир, джем, вафельная крошка…
Уж не собрался ли он кормить меня с ложечки? — подумала я, наблюдая, как осторожно мужчина кладет креманку на край прикроватной тумбочки. Но нет. Штефан принялся раздеваться: ловко стянул через голову футболку, следом спортивные штаны и боксеры. Мой взгляд приковал стоящий колом член: увитый сеткой вздутых вен, с побагровевшей головкой и медленно стекающей капелькой смазки на ней…
До боли закусываю губу.
Красиво. Черт возьми, как же это красиво! Он словно ожившая статуя древнегреческого бога… Такой же поджарый, здоровый. Так и хочется проверить на крепость бицепсы, очертить кончиками пальцев кубики пресса… взять в кулак твердую плоть с бархатистой кожицей…
Член в тот же миг дернулся, а его хозяин, уловив мой интерес, нахально осклабился:
— Нравится, что видишь? Потерпи немного, принцесса.
Он принялся копошиться в комоде. Я не ответила. Закрыла глаза и погрузилась в мучительное ожидание. Думать не хотелось ни о чем. Соски ныли, между ног безумной, болезненной пульсацией отдавалось неудовлетворенное желание. Господи… Да пусть уже отымеет меня, как хочет. Я даже слова поперек не пискну.
Вся эта прелюдия… Связанные руки, чувство беспомощности и понимание, что тебя хотят столь же сильно, как хочешь ты сама — все это так волнительно, сладко и странно… А уж желание подчиняться — это нечто совсем новое. Сколько себя помню, всегда радела за равноправие полов, в постели — в том числе.
А сейчас что?
Наконец его пальцы затрепетали у пупка, — я не видела этого, но отчетливо ощущала тепло его рук. Расстегнув пуговицу и дернув собачку молнии, он стащил с меня джинсы. Полюбовался недолго, и, одним плавным, неспешным движением освободил меня от влажной кружевной тряпицы.
