Ну, осерчал господин граф, кликнул слуг своих. Они меня и вытолкали из замка. Да по пути ещё и надавали, сколь смогли… В общем, добрался я до дома под утро. Побитый, как собака. Весь в крови… Сын меня как увидал, ничего не сказал. Лицо только у него такое сделалось… я сразу всё понял. "Не лезь туда, сынок, — говорю ему, — добром это не кончится. И её не выручишь, и себя погубишь" Ничего не сказал он, ушёл куда-то молча.
Два дня его не было. А потом прискакали графские слуги. Взяли меня да в замок повезли. Приезжаем. Гляжу, у конюшни сын мой к столбу привязанный стоит. Побитый весь. Из одежды одни штаны драные, а сам едва на ногах держится. Рядом ещё трое наших парней сельских мёртвые лежат. А к соседнему столбу Саянка привязана. Тоже вся одежда подрана.
Вывели господина графа во двор под руки, потому как идти сам он не мог. Нога забинтована и рука на перевязи. Сел он в кресло. А управляющий мне и говорит: "Джорни, погляди, это твой сын там стоит, к столбу привязанный?" "Мой, — говорю, — господин управляющий" "А ты знаешь, почему он там стоит?" "Нет, — говорю, — не знаю, господин управляющий" "Так я тебе скажу! Стоит он там потому, что сегодня ночью с дружками своими пробрался в замок к господину графу с целью похитить его собственность, девку Саянку. Вон ту, что у соседнего столба привязана. Знаешь её?" "Знаю, господин управляющий, — говорю я, — Так ведь я третьего дня докладывал господину графу, что свадьба у них сговорена. И просил Саянку домой вернуть" "Тебе о том всё было сказано, — говорит управляющий, — с тем и домой отправлен. А за то, что не смог сына своего вразумить, господин граф повелел всех строго наказать. Тебя — бить кнутами. Пятьдесят ударов. Сына твоего сперва пытать, а потом, привязав за руки и за ноги к коням, разорвать на части" У меня, как услышал такое, в голове туман, ничего не вижу. Упал перед графом на колени. Головой в землю бью и прошу его: "Пощадите сына моего, господин граф! За что ж смерть такая лютая!? Ну, дайте ему кнута! Только отпустите, Богом молю!" Сам-то он молчит. А вот господин управляющий отвечает: "А наказание такое для него за то, что в своём злодейском умысле он не просто на кражу пошёл. А ещё и двух слуг насмерть убил, да трёх поранил. А самое главное, что по наущению его эта самая девка Саянка гостя господина графа насмерть ножом заколола. А сам он с дружками своими господину графу раны нанёс! Видишь, господин граф пораненый сидит" "А Саянку эту, прежде чем твоего сына казнят, у него на глазах по приказу господина графа все слуги пользовать будут. А уж потом и её повесить. И ты чтоб при том был и всё видел!" Тут уж я совсем обезумел. Бросился я на графа, схватил его за горло и кричу: "Ну, так и тебе не жить тогда, коли так!" Ударили меня чем-то по голове. Я сознание и потерял…
Очнулся в подвале графском уже. Дождался граф, когда я в себя приду, не стал ни сына казнить, ни над Саянкой измываться. А как доложили ему, что в сознание я пришёл, так повелел он меня связать крепко да на двор вынести. Так вот и смотрел я на казнь сына да на издевательства над Саянкой. А потом уж и за меня принялись… Трижды по пятьдесят кнутов принял я. Как отлежусь от прошлого раза, так меня опять на двор волокут, бить, значит…
А после третьего раза привезли меня в село да и бросили на дороге у дома, как падаль какую-то. Все уж думали, что не выживу. Ничего… двужильный оказался… Только после того случая, как в себя пришёл да окреп маленько, понял я, что не жить мне там больше. Вот и ушёл оттуда, куда глаза глядят. Сперва на корабль к купцу плотником нанялся. А когда "свободные странники" того купца в море взяли, с ними сюда подался. Вот уж пятый год, как я здесь…
Джорни замолчал и тяжело опустил голову. Пираты молчали. Многие из них могли рассказать свою историю, мало чем отличавшуюся от только что услышанной. Командор подошёл к нему, приобнял за плечи и тихо спросил:
— Скажи, Джорни, а если бы была у тебя такая возможность, отомстил бы ты своему графу?
— Отомстил бы, — твёрдо ответил тот. Глаза пирата сузились и желваки заиграли на скулах, — только — не достать мне его…
— А где ты жил, Джорни, когда старостой был?
— В Редоме. Баронство есть такое на Южном побережье.
— Ну, что ж, Джорни, я могу предоставить тебе такую возможность. Потому что говорю я вам именно о баронских землях! — крикнул Командор на всю площадь, — Именно туда я и зову вас!
На лице Джорни появилось мстительное выражение, в глазах блеснули радость и надежда. Но через мгновение всё погасло.
— Нет, — покачал он головой, — ничего не выйдет, Командор. Это Союз Баронатов. Ты понимаешь, Командор!? Целый Союз! Я в дружине Редома пять лет прослужил. Я знаю! У одного только барона Редом тысяча пехотинцев-копейщиков. Да лучников — триста. Да ещё и пехотинцев с мушкетами — тоже триста. Да конница тяжёлая! Это ещё пятьсот. Ничего не выйдет, Командор, — повторил он ещё раз и тяжело спустился с помоста.
Покачав головой, Командор громко сказал:
— Ты ошибаешься, Джорни.
— В чём, Командор? — горько спросил тот.
— Ты ошибаешься, Джорни, — повторил Командор, — У барона Редом уже не тысяча копейщиков, а две. И конницы тяжёлой он уже восемьсот человек набрал. А к лучникам у него ещё триста добавилось. И мушкетёров у него уже пятьсот. Так что, как видишь, я лучше тебя знаю, каковы силы у наших противников.
— Так если ты всё и сам знаешь, зачем зовёшь нас туда?
— И ещё в одном ошибаешься ты, Джорни, — не отвечая на вопрос, громко продолжал Командор, — нет больше Союза Независимых Баронатов! Перегрызлись между собой бароны, как собаки за кабанью кость! С весны в их землях война идёт. Торгус воюет с Редомом и Аланзиром. А барон Дермон того и гляди со дня на день вцепится в загривок Редому. Уже и войска свои к его границе придвинул! А выступить не может потому, что ещё в начале лета его восточные окраины кочевники потрепали. Потрепали и ушли! Вот и боится барон Дермон, что он на Редом ударит, а в это время к нему опять кочевники заявятся. И придумал он нанять нас на охрану своих восточных земель! Ненадолго. Только на время войны. А мы и согласимся! А почему бы и нет, коли нам самим туда надо!? Только придём мы туда со своей целью. Да и подождём, пока баронские армии сами себя повырежут! Недолго осталось… Недели через две-три от их хвалёных армий одни клочки по городам бродить будут. Вот и наступит тот момент, когда земли их защищать будет некому! И останется нам только прийти и взять то, что само в руки валится! Так неужели же мы, "свободные странники", окажемся настолько глупы, что не протянем руку к своей добыче!? Кто готов пойти со мной за богатствами баронов!?
Дружный рёв ликования и жажды наживы взлетел над площадью, сорвал стаи птиц, рассевшихся на ближайших деревьях, и грозной волной умчался в морскую даль.
