И тогда вперед шагнул высокий мужчина в белом полушубке.
— Вы товарищ Андрюхин?
— Да, я.
— Сержант Максимов прибыл в ваше распоряжение.
— Здравствуйте, товарищ Максимов, — сказал Андрюхин, протягивая руку. — С благополучным приземлением.
На базу партизаны возвращались радостные и очень довольные. Взметая сухой снег, кони бежали бойко.
В последних санях, чуть приотстав, ехали Андрюхин, Максимов, радистка и Смирнов; он правил лошадью.
Андрюхин, покуривая, расспрашивал радистку о московских новостях, о том, как живут и трудятся москвичи.
И хотя Вера оказалась неважной рассказчицей, говорила скупо, зато эти живые слова ее, человека с Большой земли, Андрюхин и Смирнов слушали с благоговейным вниманием.
— Ой, чуть не забыла! — воскликнула девушка. — Вам, товарищ Андрюхин, и всем партизанам из Центрального штаба партизанского движения большой привет и благодарность передать просили.
— Спасибо! — сдерживая волнение, ответил Андрюхин. — Порадовал)! ты нас сегодня крепко. Спасибо. А когда первый сеанс связи?
— Завтра в ночь. От двадцати трех до часу.
— Добро. У нас есть важные сведения, которые надо срочно передать, — сказал Андрюхин и, обратись к начальнику разведки, добавил: — Товарищ Смирнов, заранее подготовьте разведданные. Да обязательно вставьте сообщение Сережи Корнилова о передислокации горнострелковой дивизии.
— Есть, товарищ капитан, — коротко ответил Смирнов.
— Еще вам, товарищ командир, вот что просили передать, — девушка расстегнула полушубок и, достав из нагрудного кармана конверт, передала Андрюхину. — Письмо вам лично, от семьи.
— Спасибо. Вот уж никак не ожидал…
Андрюхин ваял письмо и спрятал его на груди под шинелью.
Один на один
Уже два раза по заданию Андрюхина ходил Сережка в разведку. Добытые им ценные сведения о численности немецких воинских частей, их передислокации тут же передавались по рации советскому командованию. Теперь юный разведчик был в отряде на особом положении. Андрюхин убедился, что лучшего разведчика ему не сыскать. Командир сразу оценил и Сережкину память, и наблюдательность, его умение вести себя при встрече с гитлеровцами.
В третий раз командир послал Сережку с заданием в деревню Крапивня.
Всю ночь Сережка провел в пути. Он сильно устал, но мысль, что утро может застать его в открытом поле, в котором негде будет укрыться от случайной ненужной встречи, подгоняла его.
Близился рассвет, и на восточной светлеющей полоске неба очертился бугор. Когда Сережка поднялся на него, он увидел в серой предутренней полутьме деревню, тоже темную, без единого огонька.
«Это Крапивня, — подумал Сережка и с сожалением вздохнул. — Не успел затемно дойти до нее».
Сережка рассуждал по-своему: если не удалось в темноте прокрасться в деревню, то на рассвете соваться в нее куда опаснее — сразу задержат, если попадешься на глаза часовому. Значит, надо идти днем, не прячась, не вызывая у немцев подозрения.
Он еще раз оглядел деревню и поле и свернул в лощину, заросшую кустарником.
На востоке небо все светлело. Уже заметнее стали видны серые облака, низко плывущие над землей. Сережка вышел на узкую полевую тропку, засыпанную снегом; она петляла, убегала в сторону кустарников. Он пригнулся и побежал по ней, чтобы согреться.
Разведчик был уверен, что в то время когда он свернул с дороги и шел по полю, а потом трусцой бежал по тропинке его никто не видел. Однако на самом деле из одного окна избы за ним уже следили.
На выходе из кустов Сережка увидел небольшой стожок сена.
«Неплохо, — подумал он. — Можно переждать и отдохнуть малость».
Он разгреб сено, влез в норку, устроился поудобнее, полежал. Затем стянул сапоги, растер ноги, переобулся и свернулся калачиком. Понемногу согреваясь, мальчик не заметил как задремал. Сколько Сережка проспал в копне, он не знал. Проснулся от боли в боку и ничего не понял, перевернулся на другой бок. Но тут почувствовал частые толчки, теперь уже в спину, отчего он даже застонал и вдруг вздрогнул — сон мигом пропал, внезапный страх охватил мальчика. Он приподнялся и сразу увидел рослого немца. Сидя на корточках, он настойчиво тыкал, Сережку стволом автомата в бок и что-то говорил по-немецки.
— Тебе чего? — испуганно выкрикнул Сережка, хотя сразу понял, чего от него хочет этот здоровый детина.
— Ком! — гаркнул немец.
Сережка вылез из своего укрытия и увидел еще трех немцев.
— Вам чего от меня надо? — спросил Сережка, отступая к стожку. Он глядел на немцев и старался сообразить, чем же все это теперь кончится.
А гитлеровцы со злорадством разглядывали его. «От них не уйдешь. Так не отпустят. Попался! — промелькнуло у него в голове, и он мысленно обругал себя: — Ну и тюха ты, Cepera. Задание командира не выполнил. И что о тебе в отряде подумают?»
Он вспомнил озабоченное лицо командира и фразу, которую тот сказал на прощание: «Смотри возвращайся целым. Помни, что не кому-нибудь, а мне за тебя перед твоей матерью ответ держать придется. А что я скажу ей?»
Все эти мысли пронеслись у него в голове, пока один из немцев ворошил стожок, надеясь найти что-нибудь спрятанное там.
Разметав копешку и ничего не найдя в сене, немец скомандовал: «Пошел!» и с силой толкнул мальчика автоматом в спину.
Сережка шел, опустив голову.
«Уйти надо. Убежать. Обязательно. Но как? Сейчас нельзя. Подстрелят», — думал он, не зная, как выпутаться из случившегося с ним.
Немцы провели его через деревню. Сережка не видел и не замечал ничего вокруг, настолько он был поглощен своими переживаниями.
Сколько было времени, он тоже не знал. Редкие встречные прохожие — женщины или старики, увидя конвоиров, отходили в сторону, останавливались, провожали мальчика испуганными взглядами.
Когда он проходил мимо одной избы, из-за изгороди его окликнул чей-то пронзительный голос:
— Сережа, ты ли это?!
Мальчик вскинул голову и взглянул в ту сторону: за изгородью стояла Нюра, та самая девочка, которой он однажды помогал колоть дрова.
Обрадованный неожиданной встречей, Сережка тут же откликнулся:
— Я, Нюра! Я! Мамке своей расскажи все.
— Поняла, — ответила девочка.
Из подворотни на дорогу выскочил лохматый пес. Он заметался вокруг немцев пронзительно и хрипло затявкал на них. Один гитлеровец сапогом ударил собаку, откинул в сторону. Пес перевернулся, взвизгнул, но тут же вскочил на лапы и снова кинулся на немца. Простучала короткая автоматная очередь — пес, прошитый пулями, растянулся на дороге.
Нюра от неожиданности вскрикнула: «Мама-а!» и кинулась в избу.
Сережку ввели в школу, где теперь у немцев был какой-то штаб. Конвоиры втолкнули его в комнату и что-то доложили сидящему за письменным столом худощавому офицеру. Тот, прищурившись, оглядел Сережку, поманил пальцем и, кивнув на табуретку, стоящую посреди комнаты, сказал по-русски:
— Пройди. Сядь.
Сережка, насупленно глядя на офицера, молча прошел, присел на краешек табуретки и обнял руками плечи, стараясь согреть себя. У офицера были жесткие короткие волосы, колючий взгляд, жесткая портупея, отчего и сам он весь казался жестким.
Когда солдат вышел, офицер поднялся из-за стола, обошел сидящего мальчика, испытующе разглядывая его. Потом он опять сел за стол, неторопливо закурил.
А Сережка сидел съежившись, думая, как бы не показать этому немцу, что он струсил или боится чего-то.
«Он не догадывается, кто я, — думал Сережка. — Если не подам виду, он подумает, что я и в самом деле сирота и иду из деревни в деревню, прошу милостыню, так как дом сгорел и мне негде теперь жить».
— Ну? — спросил немец. — Ты кто?
— Сирота.
— Из какой деревни?
— Из Вышегор.
— О! О-о!.. — протянул немец. — Это есть очень далеко отсюда. Как ты попал в эту деревню? /
— Пешком.
— Столько километров и пешком? Зачем?
— А я последнее время так и хожу пешком из деревни в деревню.
— Почему?
— Мне некуда податься. Сирота я.
— Я это слышал, — раздраженно перебил немец. — Не ври. Ты есть партизан. И пришел в расположение нашей воинской части специально.
— Не-е… Я не партизан, господин офицер. Я маленький. Партизаны все усатые и с бородами.
— Откуда ты это знаешь?
— На картинках видел, когда еще в школе учился. У нас в учебнике картинка такая была.
— А ты хитрый мальчик… Кто тебя послал?
«Фигу вам. Дудки», — подумал Сережка, Прикинулся совсем глупым.
— Зачем ты пришел сюда?
— Может, кто пустит переночевать. В Нелидово я иду. Там у меня тетка живет, она приютит.
— А кто у тебя еще из родственников есть?
— Никого.
— А брат есть?
— Нее…
— Врешь. У тебя есть брат. И он находится в партизанах. Я это точно знаю. Как твоя фамилия?
