С другого конца стола подхватили:
— Желаем в здоровье бодрости, в работе скорости, в жизни вечности, в любви бесконечности!
Центр тяжести застолья переместился на Аргунова. Вообще-то он выделялся среди всех своей внушительной фигурой. Рослый, с богатырским разворотом плеч, коричневый от загара, и только в светлых зеленоватых глазах под рыжими бровями растерянность и недоумение: при чем здесь я? Но к нему уже тянулись рюмки и бокалы. От него требовали слова. Пришлось держать ответный тост.
— Дайте мне микрофон, — прогудел Андрей, хитровато подмигнув на пустой бокал, который тотчас же наполнили. — Давайте выпьем за то, чтобы оружие, которое мы производим, никогда не применялось бы по прямому назначению, чтобы мы возвращались домой не с позиций, а из цехов и чтобы мы, гражданские, никогда не стали бы военными!
— Андрей Николаевич, — к нему через стол наклонился Стратостат Максимович, — а скажите, испытатель — профессия или призвание?
Аргунов помолчал, соображая.
— По-моему, все-таки призвание, — наконец произнес он.
— А как же с ящиком?
— С каким ящиком?
— В который можно сыграть.
Аргунов засмеялся:
— Дурное дело — не хитрое.
И тут Андрей увидел ее — Ларису. Обрадовался, как старой знакомой.
— И вы здесь?
— Конечно. Я ведь правая рука Сандро Вартановича.
— Кем же вы у него работаете? — поинтересовался Андрей.
— Секретаршей.
Стратостат Максимович все допытывался у Аргунова:
— А как с космосом?
— Тихо! — засмеялась Лариса. — Испытатель дает интервью инженеру-конструктору!
Аргунову было приятно внимание девушки. Ради этого он готов был продолжить разговор с захмелевшим Стратостатом, но, чтобы не вдаваться в подробности, ответил:
— Космос еще себя покажет.
— Миллиарды бросаем, а ради чего? Чтобы доказать, что земля имеет форму шара? На этот счет уже давно сказано: «Если хочешь убедиться, что земля поката, сядь на собственные ягодицы и катись…»
— Вот и катитесь, — тихонько заметила Лариса и обратилась к Аргунову: — Давайте-ка лучше танцевать!
— В самом деле, какой праздник без танцев?!
Загремел магнитофон.
Аргунов неуклюже переступал ногами, а Лариса так и носилась вокруг него. Волосы ее рассыпались и касались его лица — нежные, мягкие, щекочущие.
— Можно подумать, что вы всю жизнь только танцами и занимались, — не то упрекнул, не то похвалил ее Андрей.
— Вы угадали, я с детства люблю танцевать. А после школы даже проучилась полгода в хореографическом училище…
— Отчислили?
— Нет, сама ушла. В жизни надо иметь стабильную профессию.
— Стабильную?
— Ну да. Чтоб не зависеть от случайностей. А то моя подруга ногу подвернула — и прощай хореография. Нет, я решила стать конструктором. Правда, сейчас я всего-навсего секретарша… — Она кокетливо взглянула на Аргунова: — Это вас не шокирует?
— Ну почему… — замялся он, — каждая профессия…
— Не каждая! — перебила Лариса. — И я уже пыталась поступить в институт. Но… не прошла по конкурсу. Ничего, — тут же заверила она, — на будущий год обязательно поступлю.
Танец кончился, и они, разгоряченные, отошли к окну.
Аргунов закурил, хотя курить и не хотелось. Посмотрел в небо. Оно все серебрилось звездами и только в одном месте чернело пустотой, будто кто захлопнул в небе окошко. Правда, приглядевшись, и среди этой черноты он увидел одинокую звезду. Она будто подмигнула ему, спрашивая: «Плохо, когда ты один, вместе веселее?»
Снова заиграл магнитофон, и Ларису пригласили на танец. Она рванулась навстречу пригласившему, но тотчас обернулась.
— Можно? — с виноватой улыбкой спросила она у Андрея.
— Конечно! К тому же я не умею танцевать по-вашему.
Он наблюдал за танцующими. Что за танец, черт возьми! Каждый наяривает свое. Не комната — гимнастический зал.
«Нет, я, кажется, становлюсь непримиримым скептиком», — подумал Аргунов и услышал за спиной:
— Скучаете? — Андрей обернулся: Стратостат Максимович. — Вижу, вы тоже не сторонник модных танцев? И что в них молодежь находит, не пойму…
Аргунов рассеянно слушал болтовню толстяка, а сам исподтишка наблюдал за Ларисой. После танца она направилась к нему, но снова заиграла музыка, и девушку перехватили на полпути. Аргунов разозлился на себя, не понимая, что это с ним, куда делись его былая решительность и непринужденность? Или время его ушло?..
Годы исподволь наносили удары. На висках начала пробиваться седина. Он немного огруз, раздался в плечах, в светло-зеленых глазах — спокойствие умудренного жизнью человека. В юности он влюблялся пылко, без раздумья, но так же быстро наступало и охлаждение. Идеальной девушки так и не находилось. И все-таки он нашел Светлану. Двенадцать лет их жизни пронеслись, как один миг… После нее он не мог даже смотреть на женщин. Но что происходило с ним сегодня, он не совсем понимал. Знал одно — что-то случилось.
…В этот вечер они долго бродили с Ларисой по городу, болтали о пустяках. Лариса очень смешно рассказывала, как ее принимал на работу Гокадзе.
— Понимаешь, какой мнэ нужен сэкрэтарь? — Она коверкала слова и отчаянно жестикулировала. — Мнэ нужен такой сэкрэтарь, чтобы на лету мух ловил. Началник еще только падумает, а он уже пишет приказ. Вот какой мнэ нужен сэкрэтарь.
— Ну и как же вы сработались?
— Так ведь он только так говорит, Сандро Вартанович. А вообще он человек добрый. Удивительно добрый. Даже неохота от него и уходить.
— А зачем вам уходить?
— Ну я же сказала — в институт поступаю. Нужно готовиться.
— Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? — предложил Аргунов.
Не отвечая, Лариса схватила его за руку.
— Стойте! Сейчас я украду розу. Ждите меня здесь! — Она исчезла в темноте и вскоре вернулась. — Это вам! — Девушка протянула ему большую белую, поблескивающую росой розу.
— Спасибо. Первый раз дарят цветы мне, — сказал Аргунов, обрадованный подарком. — А вам часто дарили цветы?
— Часто, — ответила Лариса и смело поглядела Андрею в глаза, — а вот я — никому.
Они шли ночной пустынной улицей. Над головами маячили редкие неоновые фонари. Дома стояли, как темные глыбы, упирающиеся вершинами в звездное небо. Город спал, лишь кое-где горели уютные костерчики окон.
— А вот мы и пришли, — заявила Лариса и вздохнула: — Ох и попадет мне от мамы.
— За что?
— За то, что поздно вернулась. Знаете, какая она у меня строгая! Жуть!
Андрей держал ее руку в своей, не хотел отпускать.
— Но мы еще увидимся?
