У меня, конечно, нет дара ясновидения, но даже по вот такому легкому нажиму в голосе понятно, что в тот вечер они поссорились. Возможно, это даже стало началом конца. Яна сдуру позвала меня потрахаться, а со мной, по мнению Баженова, так нельзя.
— У вас были свободные отношения? Какой кошмар. А твои родители знали? — Прошу жестом еще сигарету, и он протягивает пачку.
— Какой кошмар, — дразнит. — Не всем подходит старая добрая моногамия, птенец. Не все такие умнички, как ты.
— Эй! Звучит как претензия.
— Ничуть.
Мы вновь смотрим друг на друга. Укоризненно, долго. Демьян отворачивается, чтобы затянуться и выпустить дым.
— Родители не в курсе моей личной и профессиональной жизни.
— Я никому не расскажу. Честно.
— У нас была связь на троих: Яна, Марина и я. Я люблю… когда несколько девочек. И это было прямо хорошо. Но потом Маринка умотала в Штаты, мы остались вдвоем, тут-то и выяснилось, что вдвоем нам адово скучно.
— Сомневаюсь, что с тобой кому-то может быть скучно.
— Я много работаю. Ну ладно, по большей части скучно стало мне. Мы расстались по-хорошему.
— Ты обиделся, когда Марина уехала?
— Что? Нет. Почему я должен был обижаться?
— Бросила вас.
— Любовь должна быть двигателем карьеры, а не тормозом. Если любовь заставляет бросить саморазвитие, то это не любовь. Я не обиделся. Но жизнь изменилась.
— Тебе грустно?
— Иногда.
Кручу в голове, верчу.
— Связь втроем. Офигеть. А можно спросить?
— В основном втроем, но и по двое, — отвечает он.
Вспыхиваю.
— Офигеть. Просто офигеть. Я никогда не пробовала ничего такого.
— Тебе и не надо.
— Жаль, что вы расстались.
— Ну это жизнь. Мы ценили блядские приключения друг друга. Маринка работала со мной, но мечтала уехать. Уехала. И так вышло, что она, оказывается, была ключевым звеном. — Баженов достает вторую сигарету, вновь затягивается. — Я взял пару номеров на твоем концерте.
— Если бы Марк узнал, что я, сидя на крыше, размышляю о свободных отношениях и приключениях… боже!
— Приключения нужно не скрывать, а разделять друг с другом, — говорит Демьян медленно. — Мне так кажется. Иначе какой в них смысл? Это будет банальная измена.
— Измена — это страшная боль. Я бы никогда так не поступила с мужем.
— Я знаю.
Светает. Солнце будто уже начинает раскрашивать небо. Очень красиво.
— Но ты ведь допускаешь, что можешь когда-нибудь влюбиться в одну? — спохватываюсь я, присаживаюсь. — И тебе ее будет достаточно.
Он как будто задумывается. Действительно.
— С трудом.
— А ты бы хотел? Чтобы как у меня. Не разговаривать неделями, таскаться по психологам, спорить до криков.
Демьян хрипло смеется. Безумно сексуально, и я чувствую какое-то странное, извращенное удовлетворение: особенные отношения у него только со мной. Идеальную девушку он так и не встретил. Утверждает, что я его с рождения, но я-то замужем. А он один. Значит, это он — мой.
— Если секс отличный и чувства глубокие, то допускаю. У моногамии много плюсов. Например, содержать одну бабу, вместо двух, намного дешевле! — скатывается Баженов в злой сарказм.
Смеюсь и толкаю его в бок:
— Это смотря какую бабу, какие у нее запросики. — Показываю на себя, дескать, такую, как я, и одну с трудом вытянешь.
— Ну тоже верно.
— А когда ты успел взять телефоны? Ничего не понимаю. Ты же был так занят!
— Я две недели без секса, Кристин. Я, блядь, официально на охоте.
Глава 16
«Раз уж ты онлайн, спрошу. У тебя точно нет симпатичной подружки?» — приходит от Баженова в шесть двадцать утра.
После питерской тусовки на крыше прошел месяц, с тех пор мы не виделись, но периодически переписываемся. «Какие могут быть общие темы у художницы и хакера?»— спросит кто-нибудь. Мне и самой любопытно стало, я так Баженову однажды и выдала: «Что тебе от меня надо?» Демьян ответил, что у нас схожие когнитивные возможности мозга, а это намного важнее интересов. «Мы думаем на одной скорости. Память, речь, интеллект… Мы созданы для общения друг с другом».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Так что… по всей видимости, мой мозг работает с той же скоростью, что и у создателя «Нео секьюрити технолоджи», а эта компания защищает «СоларЭнерджи», то есть почти космос.
Делаем вывод: я — это космос.
Так-то.
«Во-первых, все мои подружки — красотки. Во-вторых, свою подружку я тебе на растерзание ни за что не отдам», — отправляю Демьяну.
Сна и правда нет. Поднимаюсь с дивана, чищу в ванной зубы и шлепаю в кухню за порцией кофе: это утро выходит тяжелым, как и все предыдущие. Перед дедлайном я посмотрела свежим взглядом на иллюстрации и поняла, что мне они не нравятся. Надо было сделать иначе.
Сутки мучилась, стараясь себя убедить, что они хороши. Марк написал, что они хороши. Демьян, подруги и босс подтвердили, что они хороши. Я согласилась с умными людьми, которые меня окружают, и даже поспала ночью, но на следующий день села переделывать.
Хороши, но не идеальны. Я могу лучше.
Прошлую неделю помню с трудом, она состояла из кофеина во всех его проявлениях, энергетиков и работы.
У Демьяна эти дни выдались еще жарче. Он не рассказывал подробно, разумеется, там тайна и все такое, но его дернули ночью и на частном самолете перевезли под Липецк, где стоят серваки одного из клиентов. Хакерская атака была ужасающего масштаба. Отбились, но победу не праздновали. Демьян поделился, что не помнит, какого цвета кресла в самолете были. Его самого это поразило, потому что обычно он запоминает такие детали. В новостях об инциденте не было ни полслова.
«Ну хоть какую-нибудь, которую не жалко, — пишет он. И добавляет: — Я ненадолго».
Смеюсь. Вот сученыш.
«Сходи в проститутошную, Баженов. У вас в Питере они, наверное, на каждом углу».
«Проститутошную? Это как булочная, только…»
«Только там проститутки».
«Класс. Спасибо за поддержку, бро. И за то, какого ты высокого обо мне мнения».
«Всегда рада быть полезной. Особенно в шесть утра».
Я улыбаюсь до ушей. Открываю холодильник и смотрю на одинокий апельсин. Радость сменяется тоской: маловато для завтрака, надо выбраться из дома и где-то поесть. Или лучше заказать доставку продуктов? В шесть утра-то? Боже.
Бросаю взгляд в окно — дождь хлещет. Сентябрь москвичей в этом году солнцем не балует. И все же хочется прогуляться, подышать, проветриться.
Зависаю на целую минуту, вспоминая круглосуточные точки питания. Сама телефон в руке сжимаю: жду ответ от редактора по поводу новых иллюстраций.
Сложно описать словами, как сильно я переживаю. Душу из себя вырвала, вложила и отдала на обозрение. Затаилась. Мучаюсь. Последние годы я шла именно к этой работе и теперь задыхаюсь ночами, если думаю о том, что продажи провалятся. Вот и сегодня проспала три часа и лежала с пяти, в потолок пялилась, думала.
Звонок в дверь сбивает с толку. В себя я прихожу только через вдох, до этого стою и трель слушаю, не понимая, что это за звук и откуда взялся.
Кто мог прийти в такую рань?
У Марка будильник через полчаса, да и работает он в другом конце города.
Может, я вчера заказала завтрак и забыла? Было бы хорошо!
На мне шелковая пижама и халат — в таком виде я перед чужими не хожу, у нас с мужем такое не принято. Но если это курьер… не страшно, они привыкшие. Запахиваюсь и завязываю пояс потуже. Пока иду открывать, потираю ноющую шею. Замок, задвижка… На лестничной площадке стоит Марк. Волосы влажные после дождя, на пиджаке и обуви пятна, будто бежал, торопился.
— О, привет! — восклицаю я радостно. — Проходи. Какой приятный сюрприз! У тебя случайно нет с собой еды? Какой-нибудь ма-а-аленькой шоколадки?
Тянусь, чтобы поцеловать, но Марк отворачивается, это ранит. Чмокаю в щеку, куда достаю, и возвращаюсь в квартиру, стараясь не зацикливаться. С первых секунд очевидно, что он приехал ругаться, но мне сейчас не до этого.
