class="v">И пошол-де Данило ко красну крыльцю.
Заходил-де Владимеру в нову светлицю;
75. Он и крест-ле кладёт по-писаному,
Поклон-де ведёт да по-ученому;
Он кланилса Владимеру стольнекиефску,
Ишше кланилсе всей постороньшины*.
И садилса Данилушко в место нискоё,
80. И не пил-де Данилушко зелена вина,
И не ел у его да хлеба досыта[62].
Тут стал де Владимёр он похаживать
И сам таки реци выговаривать:
«Уш ты ой еси, Данило да сын Игнатьевиць!
85. Не тобе было служопка надмецёна;
Поежжай ты, Данило, да за синё морё
И на тот же на остров да на Буянов же,
Поймай там веть дикого епрёныша,
Прывези ты его да в стольней Киёф-грат!»
90. И пошёл-де Данило да вон ис светлици,
И пошёл-де Игнатьевиць ко свою коню,
И поехал-де он да во Чернигоф-грат.
Приежджаёт домой-ли да на широкой двор.
И стрецят его Овдотья да свет Викульёвна:
95. «Ишше ты, Данилушко, не весёл же;
И приедут с пиру — да пьяны-веселы!»
Отвецял Данилушко да всё Игнатьевиць:
«Накинул цярь службу цяжолую:
Ишша велит мне съездить да на Буян-остров,
100. Поймать там веть дикого епрёныша».
Ишша стал-де Данилушко срежатися,
Ишша стал-де Игнатьевиць нарежатися;
Говорыт ему жона да свет Викульёвна:
«Ты возьми-ко с собой да сибе суцушку —
105. Возми-ко суцушку-наслежонку*,
Возми ты с собой да всё веть ско́куна,
Во третей-де након возми тут веть рёвуна;
Ты приедёшь-де, Данило, да на Буян-остров,
Ты спускай-де су́цёнку-наслежонку,
110. Ты спускай-се[63] но́неце всё скокуна,
Во-третьих-то спускай всё рёвуна;
Ишша суцька епрёныша наследит же,
Тут веть скокун епрёныша наскацит же,
Ишша рёвун епрёныша обре́вёт же,
115. И прижмут они его ко сыру дубу;
Ты бери на опутины на шолковыя,
Прывяжи-ко его сибе ко стремянам,
Вези-ко-се его да в стольней Киёф-грат;
Тибе стретит Олёшенька Попович же,
120. Ишша будёт просить збруи богатырскоей;
Не давай ему збруюшки богатырскоей,
Тут скажы ему: “На поле да всё — не <с>суда ес<т>ь[64]”».
Що поехал Данилушко за епрёнышом,
Поимал он дикого епрёныша
125. И повёз-де его да в стольней Киёф-грат,
Ишше сретил Олёшеньку Поповича.
И просил он у его всё сбруи богатырскоей.
Не даёт ему збруи всё богатырскою:
«Ишша на поле збруюшка — не су́да ес<т>ь!»
130. Приежджал-де ко князю ко Владимеру,
Отдавал ему дикого епрёныша,
Приказали где-ка взять да тут Олёшеньки.
От Олёшеньки епрёныш оторвалса прочь.
«Поежджай ты, Вицяра да сын Лазурьевич,
135. Що во тот поежджай-ли во Чернигоф-грат;
Ты зови где Данилушка на поцесьён пир
Со своей-де Овдотьей да со Викульевной!»
Приежджал-де Данилушко на почесьён пир
Со своей-де Овдотьюшкой Викульёвной.
140. Говорыл-де Владимёр да стольнекиефской:
«Уш мы как жа отобьём жону у жыва мужа?..» —
Присудили ему да ету жоночку!
Присудили где Вицяру да сын Лазурьева
144. Посадити на ворота да рострелять его.
Крычаков Никита Прокопьевич
Никита Прокопьевич Крычако́в — крестьянин д. Ка́рьеполя, Со́впольской (Немнюжской) вол., 50 лет от роду, среднего роста, худощав, но еще бодр; понятлив, шутник, иногда слишком груб, мастер ругаться нецензурными словами. Он женат, имеет троих детей: одного сына и двух дочерей; сын женат и одна дочь замужем. Живет он средне; в молодости он ходил на Зимний берег и Кеды. Он знает много сказок, но старин только две: 1) «Дунай» и 2) «Иван Гординович». Голос у него слабый, и поэтому поет он тихо. Он долго не соглашался петь старины, а все рассказывал их, но, прослушав фонограф, согласился пропеть. Начало второй старины он пропел в фонограф очень тихо, а первой громче. Он возил меня в деревню Немнюгу и Долгую Щель. — Он часто употреблял частицу се для замещения недостающего слога в стихе.
217. Дунай
Што во стольнём городе, што во Киеве,
Во Киеве во городе у Владимера
А-й да заводилось пированьицо-почесьён пир
Про многих кнезей, гостей торговые,
5. А про тех же полениц да про удалые,
Про тех же хресьян што прожыточных,
Про тех жа наизницькоф.
Они все-де на пиру да пьяны-ве́сёлы,
Они все-де на пиру да приросхвастались;
10. И богатой-от хвастат да золотой казной,
А наизницёк хвастат да как добрым конём,
А могуцей-от хвастат да своей силой богаты(р)скою,
Ишша умной-от хвастат да родной матерью,
И неразумной-от хвастат да молодой жоной,
15. А ишша умной-от хвастат да как родной сестрой.
А Владимер-от княсь по своей грыдни похажыват,
Изо окошецька в окошецько сам поглядыват,
Ишше с ножецьки на ношку да переступыват
И такия реци да сам выговарыват:
20. «Ишше нонеце во Киеве што во городи
А удалы добры молотцы поженёны,
Ишше красны девици да взамуш выданы;
Да я единой-от княсь да я холо́ст хожу,
Я холост-де хожу да как слугой слою[65];
25. Да не знаете ле, ребятушка, мне обруцьници.
Да как обруцьници да молодой жоны,
Да молодой жоны да белой лебеди:
Ишше столь бы бела — да аки белой снек<г>,
Ишше черны-те брови — да как у соболя,
30. Ишше ясныи оци — да как у сокола,
А тиха реценька — да как лебединая,
И походоцька как у ей была — да как павиная?»
Тогда-то Владимеру на то слово как ответу нат,
Да большой-от кроитьсе да как за среднёго,
35. Ишше средней-от кроитьсе да как за меньшого,
А хоть от меньшого веть да как ответу нет.
Да и-за те(х) жа столоф да все дубовыя,
И-за тех жа скатертей да всё перцятыя,
И-за тех же ес<тв>-питей было сахарныя,
40. И-за тех жа скамеецек белодубовых
И ставал-то Добрынюшка сын Микитиць млад;
Говорыл-то он Владимеру князю же:
«Благослови-ка мне-ка слово молвити,
