class="v">Ты пой-ко, корми да как добрых коней;
А я пойду жа да во горот<д> да как во Шахоф жа
К тому же королю да ляховинскому
И за тем жа делом да все за сватосьвом;
175. Уш мне как добром не даююют, да я лихо́м возьму́;
Тогда выведу на красно крыльцо,
Заигра́ю в ро́жка да в звоньцяты-же-я[70],
Да не умешкай-се времецька да скоро бы́ть же тут!»
Да пошол он во горот да все во Шахоф же,
180. Да приходит к тому же к королю да леховинскому,
Он да помолилса господу Богу, поздоровалса.
Принимал его король да леховинской же:
«Ище милости прошу, Дунаюшко да сын Дунаевиць,
Да по старой дружбы да как по жы́ры[71] же
185. Да по-старому, по-прежному хлеба-соли кушати,
Хлеба-соли кушати да перевароф пить!» —
«Я приехал к тибе веть не хлеба е́сть,
Я приехал веть к тибе да не со́ли ес<т>ь,
Я веть к тибе заехал да не перевароф пить, —
190. Я приехал к тибе за добрым веть делом, за сва́тосьвом:
У мня ес<т>ь веть жених што да Владимер-княсь,
У тибя невеста да што Опракся-королевисьня».
Отвечал ему король да леховинскою:
«Я отдам ле за того ле за нишшого,
195. Я отдам ле за такуго веть убо́гого
Да за такую за калику за переежжого?..»
Тут веть Дунаюшку за беду пошло,
За беду пошло да за великую;
За великую досаду да показалосе.
200. Он веть запы́шел-замыцел* да сам веть вон пошол;
Да вышел он на белы-ти сени, вон зашол,
Оглави́л* он востру саблю, наголо́ понёс —
И да нацел он рубить да всех прыдве́рникоф,
Ишше нацел он рубить да всех клюцьникоф.
205. Он добралса до тех дверей до замоцьних жа;
Он сорвал же все замки крепки́;
Он зашёл светлую <...> да светлую светлицу,[72]
Где седит веть Опракся-короле́висьня,
Веть одна седит да красе́ньця* ткёт.
210. Помолилса он Богу да поздоровалса.
Выставала она да на резвы ноги,
Отвецяла веть Дунаюшку сын Дунаевицю,
Ишше милости про́сит жыть да всё по-старому,
Ишше милости про́сит жыть да всё по-прежному.
215. «Веть я к вам приехал жыть да не по-старому,
Веть я приехал к вам жыть да не по-прежному, —
Да приехал я к вам за добрым да за сва́тосьвом:
У мня ес<т>ь жених да как Владимер-княсь!»
У ей опали тут у ей белы руцушки,
220. У ей выпал целнок да ис белых веть рук,
У ей скатилисе резвы ножецьки с подножецёк,
Не забегали подножецьки по набилоцькам[73],
Не залетал у ей целнок во правой руки, —
Да как выпал на прошесь[74] да ис правой руки;
225. Да заплакала горюцима да слёзами жа,
Да засрежаласе да во дорожецьку,
Засобиралась да во котомочку.
Да собраласе-снаредиласе как во весь сибя[75]
Да склалась во котомку да отправилась во дорожецьку.
230. Да веть тут вывёл да на белы́ сени.
Увидала она: на белых сенях да все прибиты же,
Да все прибиты, все прирублены,
Ишше все сени кровью украшены.
Да заплакала-зарыдала плацью горю́цею,
235. Да запрыцытала да оцю с матушкой:
Уш ты ой еси, батюшко да красно солнышко!
Уш ты ой веть, моя матушка да зо́ря утренна!
Вы умели мня скормить веть вы́ру<о>стить,
Да не юмели миня взамуш да взамуш выдати
240. Без бою бы миня да всё без драки жа!..»
Да выводил он ей да на красно крыльцо,
Заиграл он в рошка да звонцяты-же-я (так).
Да доспешен же был Добрынюшка да на добрых конях.
Да обуздали-опседлали да как добрых коней;
245. И садил-то Дунаюшко всё Опраксею,
И садил-ли ей во седёлышко во церка́льцето.
Да отправлялись они как веть да во цисто полё,
Они выежджали на цисто полё на укра́инку[76].
Увидали они ископэть всё великую.
250. Окрыцял-то Дунаюшко всё Добрынюшку:
«Остановись-ко, Добрынюшка, на цистом поле!»
Остановилса Добрынюшка на цистом поле.
А сошёл-то Дунаюшко со добра коня,
Посмотрел же эту ископэть вели́кую
255. Да говорыл-то Добрынюшки таково слово:
«Ты бери-тко Опраксю да королевисьню
Да ко себе же во седло да на добра коня,
Да вези-ко ей да как во Киёф-грат,
Да винцяй-се их да со Владимером,
260. Не дожидайте миня за те сто́лы дубо́выя!»
Да поехал-то Дунаюшко во праву руку
Да за той жа ископэть великою.
Ишше ехал он времецька да всё немного же,
Ишше ехал времецька да одны сутоцьки;
265. Он наехал же веть шатёр полотняной.
Лёжит во шатре да все Настасьюшка
Да приюдала в цистом поле да поленица же,
Ишше спит сном глубоким да богатырским же,
Ишше спит она — да не пробудицьсе.
270. Да не будил ей Дунаюшко от сна да от глубокого,
Нашёл же место в шатре да и спокойно же
Да привалилса на то время да ненадолго же.
Пробудиласе Настасьюшка от глубока сна
Да гледи́т по шатру: лёжит во шатре мушшына же.
275. Да пробужалисе они да во единой цяс,
Да говорыли же да промеш собой,
Говорыли, поздоровались,
Да назвалисе они да как по-старому,
Назвалисе, как жыли как веть по-прежному.
280. Говорила же Настасьюшка всё Дунаюшку:
«Да поедём же ноне к нам да во Шахоф же
Ишше жыть ноне по-старому как по-прежному!» —
«Ишша я служу ноне как веть по Киеву,
Я стою же за тот грат за Киёф же;
285. Я веть был нонеце да как во Шахове.
Я был ноне во том городе во Ляхове;
Я увёс у вас Опраксю-королевисьню
За того же за Владимера за стольнекиефвско(го)!»
Показалосе слово да не по ндраву жа,
290. Да не (по) разуму пондравилась рець-гово́рюшка:
Омываласе
