Калинов огляделся. Бар в этот час пустовал. Было занято лишь несколько столиков. За ними сидели пожилые парочки, кланялись друг другу седыми одуванчикоподобными головами. В окна рвалось утреннее солнце: здесь было всего десять часов.
— Так что вы хотели от меня услышать?
— Расскажите об Андерсоне и Накаяме. Формен оглянулся.
— Почему бы вам не воспользоваться анкетными материалами? — сказал он равнодушно.
— К сожалению, там лишь голая информация.
— А вас, значит, интересует информация, наряженная в праздничные одеяния?
— Меня интересует то, чего нет в анкетах. Что они были за люди? Чем занимались помимо основной работы? С кем водили знакомство?
Формен потер указательным пальцем переносицу.
— Ребята как ребята. Отличные парни. Прекрасные работники. Разумеется, спортсмены… Что еще? Даже не знаю…
Калинов вздохнул: контакта почему-то не получалось.
— Вы были друзьями?
— В общем-то, да, — осторожно сказал Формен. — Мы подружились во время стажировки на Нахтигале.
— И вам нечего сказать о своих друзьях? Формен пожал плечами и оглянулся.
— Ну хорошо, — проговорил Калинов. — Тогда поставим вопрос иначе… Не приходилось ли вам замечать какие-либо странности, связанные с вашими друзьями?
Формен помотал головой.
— Может быть, они жаловались когда-нибудь, что кто-то их преследует? Или чего-то от них требует?
— Мне кажется, вы не там ищете, — сказал Формен и снова оглянулся.
— Вы кого-нибудь боитесь? — быстро спросил Калинов.
Формен посмотрел на него долгим взглядом.
— Я никогда и никого не боялся! — произнес он, четко выговаривая слова. — Вы не там ищете!
— А где, по-вашему, будет — там?
Формен встал из-за стола, проделав это с необычайной для его габаритов стремительностью.
— Наш разговор беспредметен, — сказал он. — Прощайте!
И спокойно двинулся к стеклянным дверям бара.
Калинов еще раз оглядел зал. Никто не проявлял к Формену ни малейшего интереса. Старики были откровенно заняты друг другом. Бармен за стойкой задумчиво протирал стаканы. Калинов снова посмотрел в спину космонавта. Тот шел неторопливо, размеренным шагом, легкомысленно помахивая левой рукой, но Калинова не покидало ощущение, что Формен с величайшим трудом сдерживает себя, чтобы не побежать.
* * *
Вернувшись в Петербург, Калинов сразу же направился к Милбери. Тот оказался на месте. — Где Крылов?
Милбери неопределенно пожал плечами:
— Вчера утром он был в Кочабамбе, в отеле Пасифик…
— А теперь?
— Где теперь — не знаю… В полдень Крылов выписался из отеля и исчез в неизвестном направлении.
— Плохо!
Милбери виновато опустил голову:
— Я сам был в Кочабамбе, разговаривал с портье. Никто ничего не знает. Портье сказал, что никто к Крылову не приходил. Я был единственным, кто им интересовался. Сам Крылов всю первую ночь пил.
— Каким он показался портье? Не был ли чем взволнован?
Милбери опять пожал плечами:
— Нет. Постоялец как постоялец. Производил впечатление делового человека. Портье спросил, не нужно ли зарезервировать для него номер. Крылов ответил, что вряд ли еще когда-нибудь окажется в их городе. На этом они и расстались.
— Как Крылов записался при регистрации?
— Под своим именем.
— Странно, — сказал Калинов. — Ну хорошо. Продолжай поиски. Когда найдешь, доложишь. В любое время суток.
— Что-нибудь серьезное?
— Поживем — увидим. — Калинов вышел.
У себя в кабинете он снова попытался связаться с Бойлем. Тот дома по-прежнему не появлялся. И тогда Калинов решил, что стоит все-таки поговорить с О’Коннором.
О’Коннор занимался общественной безопасностью, а непосредственный круг его интересов составляли наркотики: их производство и распространение.
Он оказался на месте. Поздоровались, поинтересовались делами друг друга, пожаловались на текучку. Потом Калинов объяснил, что его интересует.
— Хорошо, — сказал О’Коннор. — Я проверю твоих ребят по нашим каналам. Если какая-то связь с наркотиками у них была, я тебе ее выложу.
На том и распрощались.
О’Коннор был специалистом своего дела и не был болтуном. И коли обещал помочь, в лепешку разобьется. Поэтому Калинов позволил себе удовлетворенно крякнуть. Контакты — великая вещь!.. Самый хороший чиновник — тот, который знаком с массой других чиновников. И вместе они — сила! А теперь пора заняться господином Рафаэлем Мартинесом.
Барселона ответила сразу. Мартинес оказался еще не старым человеком, во всяком случае, на вид: в глаза бросались черные как смоль волосы. Но когда Калинов присмотрелся, то обнаружил, что ошибся. Лицо бывшего руководителя стажерского полета было изрядно иссечено морщинами.
— Чему обязан? — поинтересовался Мартинес, когда Калинов представился.
— Собираю информацию о ваших стажерах. Мартинес улыбнулся:
— Молодой человек! У меня их за полвека было, столько, что вам, сами понимаете, придется уточнить: о ком именно.
— Тридцать восьмой год, — сказал Калинов, — орбитальная станция Нахтигаль.
Улыбка медленно сползла с лица Мартинеса.
— И кто же из них вас интересует?
— Все пятеро!
Мартинес задумчиво пожевал губами:
— Да, мне сообщили о смерти Стефана и Тасиро… Только не пойму… Ведь этим должна заниматься Космическая комиссия. При чем же здесь ваша контора?
— Мы проводим расследование с ведома и по просьбе Космической комиссии, — сказал Калинов официальным тоном. — Так что можете не бояться выносить сор из вашей избы… Вот мой индекс допуска.
Калинов набрал на клавиатуре код. Голова Мартинеса исчезла с дисплея.
Проверяет, — подумал Калинов. — Вот старый пень!
— Извините, — сказал Мартинес, снова появляясь на экране. — Сами понимаете…
— Понимаю! — оборвал Калинов.
— Так что именно вас интересует?
— Все!.. Что они были за люди? Чем увлекались? С кем дружили? Не было ли вредных привычек?
Мартинес взъерошил черные волосы на макушке:
— Как вам сказать?.. Ребята обыкновенные. Конечно, не сахар. Безотцовщина, сами понимаете… Они на этом и сошлись друг с другом. Мы специально собрали такой экипаж. Чтобы не было зависти и недоброжелательства, сами понимаете: не повезло парням с родителями… Но чтобы вредные привычки — ничего такого. Вот с девушками сложности у них были, нуда в этом, сами понимаете, воспитание виновато. Разве мать-одиночка… — Он замолк, снова взъерошил свою гриву. — В общем, женился из них только Игорь Крылов… Хотя это вам, наверное, неинтересно… Вы бы задавали вопросы, а то я даже не знаю… Не было в них ничего такого. Ребята как ребята. Жалел я их, потому что они были несчастны… И матери их, сами понимаете, были несчастны. Мать ведь парню отца никогда не заменит.
И опять Калинов вспомнил Лидию Крылову.
— Ну хорошо, — сказал он. — Значит, вредных привычек у них не было?
Мартинес помотал головой:
— Я и после стажировки следил за ними немного. Потому что жалел… Но потом убедился: ребята со стержнем в душе, на ногах устоят, и моя опека им не нужна.
— А в последнее время никто из них с вами не разговаривал? В этом году…
— Нет, Я ведь не школьный учитель. Я, сами понимаете, всего-навсего руководитель стажировки. О чем им со мной разговаривать?
Похоже, и тут пустышка, — подумал Калинов. — Хорошие ребята, не пили, не курили, девочек не любили… Он усмехнулся: хорошие ребята, только непонятно, почему так неожиданно умерли…
Мартинес расценил его усмешку по-своему.
— Ну в самом деле, — сказал он. — Чего им передо мной душу открывать? Я ведь, сами понимаете, не мать, не жена.
— Вы правы, — сказал Калинов. — Извините за беспокойство! Кроме того, есть одна просьба, не сочтите за назойливость. Если кто-нибудь из них свяжется с вами, добейтесь, чтобы он, как вы выразились, перед вами душу открыл. А потом разыщите, пожалуйста, меня.
Мартинес брезгливо поморщился.
— Я ведь не из праздного любопытства интересуюсь, — сказал Калинов с досадой. — Я ведь хочу, чтобы остальные трое остались живы. Очень хочу.
Мартинес тут же мелко закивал головой и поторопился распрощаться.
Вот проклятущая работа, — подумал Калинов, сидя перед опустевшим дисплеем. — Все считают, что тебе доставляет великое удовольствие копаться в чужом грязном белье… Однако, похоже, сегодня я уйду с работы не скоро. Надо заказать ужин прямо сюда.
* * *
Сигнал вызова раздался в двадцать часов. Калинов очнулся от раздумий, включил тейлор.
— Это я, — сказал Формен.
— Вижу, — сказал Калинов. — Что-то вспомнили? Формен смотрел на него странным взглядом, как будто не мог сообразить, туда ли он попал.
