— А Ольга что, выбрать не может? Я дам тебе веер до завтра.
— Да зачем мне такая головная боль, я ей скажу, что ты выбрал самое красивое, и все.
Вот-вот, думаю, «и все». Делов-то, ткнуть пальцем в лепесток: «лети-лети, лепесток на запад и на восток, на север и на юг, возвращайся, сделав круг», и на голову — бух. Или трах — цела бы осталась после этого голова-то. До вчерашнего дня я, наверное, позлорадствовал бы, когда Боря ко мне на поклон пришел, а сегодня я не знаю, куда деваться. Еще не хватало ему весь спектр подбирать. У меня и так утренняя девочка Sky Cloud из головы не идет, а Борис смотрит на меня с надеждой, что я избавлю его от мороки — с оттенками возиться и с женой ругаться. Подберу я ему какой-нибудь совсем нейтральный Geranium, а горшок с геранью с пятого этажа и свались. Тот же самое, Smooth Way: кому от катастрофы избавление, а кому — масляное пятно на повороте, иди знай наперед.
— Борь, ты, мне кажется, Ольгу недооцениваешь. Пусть дома выберет спокойно, что ей нравится, ты только номера запиши и площадь комнат примерно. Я тебе все остальное подготовлю и в тележке оставлю, а за скидкой мы не постоим, не бойся.
— Спасибо. — Боря решается пожать мне руку, и мы вместе возвращаемся в ангар.
— Когда будешь домой уходить, каталог не забудь.
Сегодня пронесло, думаю. А завтра как? А послезавтра? И что же ты, Шпильман, — спрашиваю я сам себя, — теперь делать будешь? От клиентов бегать? Так можно и под сокращение попасть. Марципан пока не нарадуется, ну а как продажи вниз пойдут?
Мои мысли опять возвращаются к Марио, будь он неладен. Ну почему всегда говорят, что все происходит в один прекрасный день? А если день этот совсем не прекрасный, как прошлая пятница, когда появился Марио и лишил меня всяческого покоя? И ведь не расскажешь никому; Инна — ладно, любит загадки, а нормальные люди что подумают?
В отсутствие покупателей принимаюсь изображать кипучую трудовую деятельность, а то начальство не любит вида не занятых ничем работников. Привожу подъемник и принимаюсь наводить порядок на верхних полках. Как может один вечер, одна встреча все так изменить. Тот же Марио спросил меня: «Что не так-то?» А я растерялся, даже не знал, что ему ответить. Ну а если все так!? Если у меня на роду написано краски продавать, а не мышей спасать? Приклеилось ко мне «мышиный спасатель», а если вдуматься, то сколько я мышей загубил: утопил, кессонкой замучил или давлением высоким порвал? Какова ирония: угробишь кого-нибудь числом поболе ни за что ни про что — спасателем становишься. Кого я спас, спрашивается, своим детищем?
Спасатель… Спас на мышиной крови…
Что ведь получилось: все, чем я начинал в начале восьмидесятых в КБ заниматься, через двадцать лет умерло. Английский пошел сдавать в аспирантуре, думал, прилично язык знаю, а полез в словарь слово hardware искать, так там написано «скобяные изделия». Пойми после этого, что там за прибор буржуи за бугром придумали на скобяных изделиях (типа «жопа с ручкой»). Еще случай был, когда «тысячи» сдавал: тыкает меня наша англичанка в технический журнал и просит перевести standalone PLC. Ну про PLC я с гордостью говорю, мол Programmable Logic Controller, и так ясно. Неделю искал это ругательство и нашел-таки. Хотя, что именно этот самый PLC делает, никакого понятия у меня тогда не было. А standalone я перевел как «стандалоновый». Материал, говорю, такой новый создали, «стандалоном» называется. И ведь сошло! До сих пор этот «стандалон» со стыдом вспоминаю.
Я умудрился один раз к израильским подводникам на интервью пробиться. Никаких чертежей, конечно, нет. Я им из головы схему нашего регулятора набросал, а они не поняли ничего. Зачем, говорят, такая сложная схема нужна, если мы программу подъема в микропроцессор записываем, а дальше он ее выполняет и все параметры регулирует.
Мы в КБ годами голову ломали, как с помощью одной лишь механики да пневматики на соленость воды компенсацию сделать, а им это вообще не нужно, поскольку процессор все данные получает и скорость подъема регулирует. Датчики появились миниатюрные, которые нам даже и не снились.
Кижи видели? Соборы без единого гвоздя? Если видели, то поймете, о чем я говорю.
* * *
Недели через две я немного успокоился: Ольга выбрала голубой Summer Day,[105] розовый White Dawn[106] и кремовый Almondine,[107] после чего у меня отлегло от сердца, а Боря обещал покрасить квартиру и пригласить нас с Инной в гости. Как раньше. От Марио не было ни слуху ни духу, и встреча с ним стала мне казаться все менее и менее реальной.
В первый же выходной я, правда, собрал по всему городу N местную прессу и добросовестно ее проштудировал на предмет узнавания клиентов. Инна ходила вокруг меня и очень художественно, по системе Станиславского, мне, бедному, сочувствовала, но помощь не предлагала. А еще через неделю мы поехали на север к Инниному брату на день рождения. По приезде нас встретили пивом и легкими закусками, после чего мы все отправились в долину Хулы любоваться перелетными птицами. По телевизору обещали невиданное количество пеликанов, но в реальности не оказалось не единой особи. Саша — фанат велосипедов, он готов ездить в любую погоду, и любой разговор с ним кончается велосипедами. Саша по секрету от всех показал мне в компьютере фото, где он со своей командой спускается на велосипеде со скал Манары. Что и говорить, впечатляет, но не для слабонервных. Саша же и обеспечил всех велосипедами, чтобы мы смогли проехаться по отмеченным на карте точкам гнездовья перелетных. Но самое интересное было, как всегда, в конце. С закатом, когда почти полностью стемнело, в небе появилось несметное количество журавлей. Воздух заполнился их криками, клин за клином они переваливали через обрамляющие Хулу горы и опускались на ночевку к озеру. Тысячи, десятки тысяч птиц, повинующихся таинственному зову природы.
Почему-то именно в такие моменты и понимаешь бренность всего сущего.
Но с осознанием бренности разыгрывается вдруг такой аппетит, что невозможно дождаться возгорания углей и хочется сожрать с шампуров еще сырой шашлык. В субботу нас ждала прогулка по лесу среди низкорослых сосен и ливанских кедров. Все наши попытки найти неразграбленную шишку с орехами окончились ничем, и нам пришлось довольствоваться лишь природной красотой шишки кедровой с целью сентиментально поставить ее дома где-нибудь на полку. После прогулки нас снова задобрили жареным мясом, что еще раз доказало, что в нашем обществе гораздо выгоднее слыть жестоким мясоедом и хищником, чем добрым вегетарианцем. По крайней мере, у общества естественным путем развивается необходимость хищника задобрить, чтобы откупиться, и в результате — его регулярно снабжают мясом.
Мы второй день не включаем телевизор, не слушаем радио и не заходим в Интернет, мы не знаем, что взоры всей нашей запросто объятной страны с прошлого вечера прикованы к… Догадаетесь с двух раз, или вслух сказать? Заштатный уездный город N поставляет сегодня главные новости. В пятницу среди бела дня на площадке, где продают подержанные машины, взорвалась осколочная граната. Полиция подозревает разборки криминальных структур. Есть жертвы среди мирного населения, прогуливающегося мимо. Двоих уже опознали родственники, а личность третьего все еще выясняется полицией.
Другое событие произошло на шоссе в пяти километрах севернее города N. Вскоре после двенадцати ночи в густом тумане неизвестный автомобиль на полном ходу сбил полицейского, пытавшегося его остановить, и скрылся с места происшествия.
Все эти ужасы мы узнаем, приехав домой и включив вечерние новости. Присоединяемся к остальному населению страны, затаившему дыхание и следящему за развитием событий. Полиция интенсивно ищет машину нарушителя, равно как и бросившего на стоянке гранату — теперь понятно, почему на дорогах было так много патрульных машин.
Наверное, в нашей маленькой стране вдруг кончились инересные окружающему миру политические новости, потому что все как один каналы телевидения организовали штабы по поимке преступника. В каждой редакции новостей сидит по офицеру полиции, который принимает обращения граждан в прямом эфире. Чем такая акция может помочь в поимке нарушителя, мне не совсем понятно. Средства массовой информации призывают граждан выйти на улицы и присмотреться к машинам соседей, а вдруг… Стукнуть на любимого соседа — святое дело; все время поступают сообщения о закрытых гаражах, где якобы хранится преступный вещдок.
Постоянно ведутся репортажи из приемного покоя, куда привезли сбитого полицейского, и параллельно из дома его почти вдовы, поскольку состояние оценивается, как крайне тяжелое. Тоненькая девочка лет двадцати пяти на восьмом месяце держит руки на животе, пытаясь защитить ребенка от жестокости еще не изведанного им мира, в котором умирает его отец. Бледное узкое лицо в веснушках, с собранными в пучок русыми, покрашенными перьями волосами, огромный живот, на который постоянно наезжает телекамера.
