Sky Cloud. Не зря мне мерещился какой-то подвох с этим названием. Теперь-то я понимаю его истинный смысл. Вот только что я могу поделать? На чем основана моя неприязнь к моим утренним посетителям? На их безвкусии в одежде? Или на том, что они могут позволить себе купить дорогой навороченный джип? А может, это мое благородное негодование, что они нагло заняли предназначенное для инвалидов место?
А не наплевать ли тебе, Шпильман, на все это? Какое тебе дело до того, кто твои клиенты? Ты даже не знаешь, соберутся ли они вообще перекрашивать стены, уже не говоря про Sky Cloud.
Что же мне теперь предпринять? Записывать имена покупателей и просить номерок телефона, чтобы потом проверить, что с ними сталось? Если мне показать чью-нибудь фотографию, то я легко могу вспомнить, что у меня купили, или что я посоветовал. А так, безо всего, я безусловно не смогу восстановить по памяти своих клиентов за все время работы. Или уже начать записывать?
А что, если Sky Cloud уже добавлен к моему послужному списку? Внять совету Марио и переквалифицироваться обратно в охранники? Так что же мне делать: продавать краски или проситься в другой отдел? А если Марио ошибся, и я не Продавец Красок, а просто Продавец? Украдет кто-нибудь, скажем, электрическую лампочку, а она возьми и сделай ему короткое замыкание, пожар в доме, в котором еще и жена, и двое детей… Хорошее получается наказание за мелкое воровство, посильнее будет, чем руку на площади рубить.
Мои мысли постепенно возвращаются к Марио, к последней его фразе, которую он бросил перед тем, как мы расстались. Как он сказал, «…вы с легкостью можете его убить…» Убить за нахальство, за наглость, за мелкое воровство, за грубость… Убить за то, что мне кто-то не нравится, за плохое настроение, за депрессию, за похмелье, за ссору с женой…
Люди придумали вероятность… Придумали принцип неопределенности… А нормальному человеку хочется, с одной стороны — невероятности, а с другой стороны — определенности. У меня же, вообще, полный кавардак в голове образовался: и невероятность, и неопределенность.
Еще вчера любимая игрушка и предмет поклонения — веер вызывает отвращение и тревогу. Пока нет покупателей, я иду прогуляться по ангару. Практически все мои коллеги заняты одним и тем же — наводят порядок после пятничного нашествия. Для всех остальных пятница — это желанный день отдыха, когда можно пробежаться по магазинам, а для нас — нашествие гуннов. Но делать нечего, именно в пятницу и по вечерам мы и зарабатываем себе на пропитание. Бесконечные ряды полок десятиметровой высоты. Тысячи, десятки тысяч разных вещей-товаров, ждущих своей участи. Стоп-стоп… Или это вещи с легкостью могут определить участь своих новых хозяев?
Почему противный бледно розовый Grandma's (глупая шутка продавца) вылечивает, а благородный кремовый Sleepy Pink, не имеющий ничего общего с пошлым розовым, приводит к тому, что и в могилу класть нечего? Каким образом блеклый никчемный Infant Smile, чуть более оранжевый, чем Grandma's, приносит счастье, а один из красивейших темных розовых оттенков, спокойный и нейтральный Berry Wine — летальный исход?
Sky Cloud — один из самых интересных цветов. В нем угадываются оттенки серого, голубого, фиолетового. Он будет играть в зависимости от освещения, от времени дня. Может быть, у моей юной ничего не купившей покупательницы не такой уж плохой вкус. Или взять братьев Давиди: моя идиотская насмешка над Дани с этим голубеньким Kind Sky против очень насыщенного красивого и богатого серого Crushed Rock, убившего его брата Давида.
Невероятность и неопределенность…
На обед меня ожидает сюрприз — пита-маритима. Инна постаралась. В салат «Маритима» входят мелко порезанные соломкой ветчина, твердый желтый сыр, свежий и соленый огурчики, приправленные майонезом и капелькой дижонской горчицы на кончике ножа. Рецепт мы позаимствовали в Эстонии в одноименном ресторане: после обеда мы спустились в бар и из меню на эстонском языке смело заказали по коктейлю «Маритима». Каково же было удивление, когда официант положил перед нами по небольшой трезубой вилке на длинной ручке, после чего принес бокалы, в которых вместо фирменного напитка находился означенный салат. Мы переглянулись, рассмеялись и заказали пива, — что нам оставалось делать, не показывать же публично, что дурные русские туристы не понимают чухонского языка.
Когда мы в Хоум Центре собираемся на обед, то с маниакальной скрупулезностью, присущей священному ритуалу, желаем каждому и всякому «приятного аппетита». Можно подумать, что у непричащенного «приятным аппетитом» мгновенно застрянет в горле кусок или случится несварение. Каждый входящий в комнату и присоединяющийся к трапезе сотрудник просто-напросто обязан приветствовать коллектив «аппетитом», а коллектив отвечает ему нестройным хором жующих ртов. Самое же интересное происходит, когда убираются кульки и баночки, появляются зубочистки и непременный кофе, и начинается еженедельный отчет на избитую школьную тему «как я провел выходные».
Доходы у работников Хоум Центра небольшие, поэтому они весьма горазды на всяческие ухищрения, чтобы сберечь трудовую копейку, извините, агору.[103] А поскольку память народная подвержена ностальгии, то в качестве мелкой монеты фигурирует прута, а то и совсем легендарный груш.[104] Я всегда с большим интересом узнаю о существовании каких-то поразительно дешевых и вкусных ресторанов на бензоколонках, где мы с Инной побрезгуем даже зайти в туалет; или придорожных харчевень-стекляшек, известных на всю страну каким-нибудь восточно-еврейским блюдом, секрет которого вместе с харчевней передается из поколения в поколение. А десятки мест, куда можно зайти совершенно бесплатно и что-нибудь урвать или поиметь. Но сегодня мне совсем не хочется участвовать в этом семинаре по обмену опытом. Я делаю себе крепкий черный кофе в двойном бумажном стаканчике и выхожу на улицу погреться на приятном и нежном ноябрьском солнце.
— Привет, — ко мне подходит Борис.
В первое мгновение я рад, что он подошел — мы все-таки года два простояли бок о бок в дверях нашего ангара, дружили как-то. А потом я настораживаюсь, потому что Боря затаил на меня некую злобу.
— Привет, — пристраиваю кофе на каменном столбике, поставленном на пешеходной дорожке с единственной целью — чтобы не парковались.
— Загораем?
— Да уж, грех в такую погоду на работу ходить…
— Судьба такая.
— Как дела?
— Да все нормально, только жена заела.
— А что такое? — мы когда-то встречались несколько раз, и мне трудно поверить, что маленькая тихая Ольга может большого Борю зажевать.
— Ремонт хочет делать.
Теперь-то все становится на свои места. Наверняка Боря не слишком торопился просить меня об услуге (вот и заела), но, похоже, что пойти ему, кроме как ко мне, некуда. Больше всего мне хочется в этот момент сгладить общую неловкость, поэтому я, чтобы сократить Борины объяснения, быстро говорю ему:
— Давай список, я подберу все и скажу какая сумма.
— Нет у меня списка.
— Так откуда я знаю, что ты собираешься делать?
— Да я и сам не знаю, что надо.
Ой-вей! Я вспоминаю своего учителя Шмулика — вот когда наступал его звездный час. Вместо весьма качественных отечественных товаров Шмулик мог втридорога продать импортное старье с давно истекшим сроком хранения. Однако, лохотрон я устраивать Боре не собираюсь.
— Только покрасить, или еще что?
— Покрасить: стены и потолок.
— Трещины есть?
— Есть.
— Много?
— Не очень.
— Большие?
— Так, по мелочи.
— Краска хорошо держится?
— В каком смысле?
— От стен отстает?
— А-а… немного.
— Инструменты есть?
— Нет, я не красил никогда.
— Да, а сколько метров квартира?
— Семьдесят примерно. Только она хочет разные тона в комнатах.
Соображаю, что она — это жена Ольга, а не квартира. Сейчас стало модно красить не только каждую комнату в другой цвет, но и каждую стену. Находятся и такие, что умудряются и углы раскрашивать по-разному.
— Знает, какие?
— Ты не мог бы подобрать что-нибудь? Голубая гостиная, розовая спальня и еще крем.
Вспоминаю, что рядом на столбике стоит остывающий кофе. Вот только этого мне сегодня и не хватает для полного счастья — выбирать Борису краску для ремонта. Хороший, в принципе, мужик — работал главным механиком на каком-то рудном комбинате, сотней людей командовал, а тут — полтора пенсионера якобы в подчинении, да и сам на птичьих правах.
— А Ольга что, выбрать не может? Я дам тебе веер до завтра.
— Да зачем мне такая головная боль, я ей скажу, что ты выбрал самое красивое, и все.
Вот-вот, думаю, «и все». Делов-то, ткнуть пальцем в лепесток: «лети-лети, лепесток на запад и на восток, на север и на юг, возвращайся, сделав круг», и на голову — бух. Или трах — цела бы осталась после этого голова-то. До вчерашнего дня я, наверное, позлорадствовал бы, когда Боря ко мне на поклон пришел, а сегодня я не знаю, куда деваться. Еще не хватало ему весь спектр подбирать. У меня и так утренняя девочка Sky Cloud из головы не идет, а Борис смотрит на меня с надеждой, что я избавлю его от мороки — с оттенками возиться и с женой ругаться. Подберу я ему какой-нибудь совсем нейтральный Geranium, а горшок с геранью с пятого этажа и свались. Тот же самое, Smooth Way: кому от катастрофы избавление, а кому — масляное пятно на повороте, иди знай наперед.
