твое место на родной земле!», но какой-то смельчак красной краской крест-накрест перечеркнул предлог «на» и заменил его буквой «в». («Да, с фантазией у них скудновато. Придумать что-то новенькое, видать, было трудно. Но все же еще есть те, кто пытается хоть как-то сопротивляться»).
Минут через пятьдесят, Нырков притормозил у высокого металлического забора, огораживающего дачный поселок по всему периметру. Гольский резво выскочил из машины, подбежал к воротам и проделал какие-то манипуляции с замком (из-за его спины мне не было видно, как открывается запорное устройство ворот). Наверное, Серега заметил отразившееся на моем лице недоумение, поэтому произнес через плечо:
– Не удивляйтесь, Евгения Ильинична. Это вынужденная защита от беглых Лишних и Послушников.
– А что и такие имеются?
– Увы, да.
– Понятно.
Гольский вернулся в машину. Заржавевшие ворота, издавая скрип напоминающий стон, медленно распахнулись. Мы въехали в Заозеровку и буквально через пять минут остановились у дачи Гольских.
Это был весьма добротный сельский дом с солидным участком земли. Стараниями родителей Мары сад и огород всегда были в идеальном порядке и на зависть соседям щедро плодоносили. Позднее Мара рассказала мне, что мать и отец после выхода на пенсию несколько лет жили только здесь. Сложив уме два и два, я прикинула, что родители Мары должны быть еще живы и находиться в полном здравии. Но подруга почему-то до сих пор ни разу не обмолвилась о них. Я припомнила, что Павел тоже ничего не рассказывал о своих родителях. Я по-прежнему так ничего не узнала и о старшем сыне друзей. Это странное нежелание Гольских говорить о близких людях порождало массу вопросов. Но я чувствовала, что мне не стоит торопить события. Когда придет время Гольские расскажут мне и о своих родных.
Выбравшись из машины, Мара отправилась открывать калитку, а мы принялись перетаскивать сумки и пакеты из багажника «Элли» в дом. Гольский нетерпеливо подгонял нас:
– Братцы, шевелитесь, а то местные рыбаки переловят всю нашу рыбу.
Мы посмеялись над его нетерпением закинуть удочки, но постарались передвигаться быстрее.
Павел загнал машину в гараж и мы, нацепив свои рюкзаки и распределив между собой удочки, бодро потопали на рыбалку. Наша маленькая компания миновала центральную улицу поселка и свернула на грунтовую дорогу. Когда мы приблизились к лесу, путь нам преградил закрытый шлагбаум. Возле него возвышался вбитый в землю столб, на котором висел банкомат старого образца.
Гольский вытащил из кармана джинсов купюру (кажется в десять талеров), просунул ее в верхнее узкое отверстие устройства и набрал на панели длинный код. Потом поднес правое запястье к экрану и нажал на зеленую кнопку. После слов: «Операция произведена успешно», банкомат выдал чек из второй щели, расположенной в самом низу аппарата. После этого стрела шлагбаума поднялась, и мы двинулись к реке. А мне в голову пришла шальная мысль, что мы могли просто обойти неожиданную преграду и не платить вздорный побор за то, что хотим провести выходной день на природе. Меня поразил еще и тот факт, что у моих друзей даже мысли не возникло о том, чтобы проигнорировать установленное кем-то это дикое правило, тем более что кроме нас на дороге никого не было. Я бы еще поняла друзей, если бы и лес, и река находились в частном владении. Хотя… Кто знает? Может быть уже есть какой-то собственник этих земель, только люди об этом не подозревают. И граждане Элитарии даже и не догадываются о том, что им уже давно здесь ничего не принадлежит: ни земля, ни реки, ни озера, ни леса. Ну…, наверное, их собственные жизни пока еще принадлежат им самим. Но так ли это?
– Покажи-ка чек, – попросила я, поравнявшись с Павлом.
– Ну и любопытная же ты, Женька, – засмеялся мой друг и подал чек: – Держи! Только верни потом.
– Ладно, – согласилась я.
На серой, дрянного качества бумажке было выбито: «Гражданин Гольский П.А. Оплачено: 12 часов нахождения в лесу: за 5 человек – 5 талл. Рыбалка: за 5 человек – 5 талл. Вход разрешен». А еще более мелким шрифтом на чеке указывалось название реки Язь и допустимое количество улова, выраженное в килограммах.
– Ну и ну… – протянула я и вернула талон Павлу. – А за воздух вы еще не платите?
– За воздух, уважаемая Евгения…
– Можно Женя, – поспешно перебила я Ныркова.
– Хорошо, Женя, – мягко согласился Серега и продолжил: – За воздух мы не платим, не расстраивайся. Но за сбор грибов, ягод и целебных трав – платим.
– Да уж, весело вам тут живется, – с горечью отреагировала я на новую информацию и почувствовала, как градус моего настроения резко пошел вниз.
– Не думай об этом, подруга. Мы к этому давно привыкли, – похлопал меня по плечу Гольский. – Мы платим абсолютно за все: за медицину и школы, за ношение и обслуживание наших чипов и СЭФ. За общенациональную компьютерную сеть и еще за бог весть за что.
Я снова поразилась. Пашка говорил о страшных вещах равнодушно и почти спокойно, словно все происходящее в Элитарии – это есть нечто привычное, обыденное, повседневное. А еще в интонациях его голоса я не услышала ноток боязни быть услышанным.
Павел внимательно посмотрел на меня и с легкостью прочел все мои мысли. Немного поразмышляв о чем-то, добавил:
– К счастью в этом районе еще нет столько прослушивающих антенн, как в городе. Ну не могут они пока охватить всевидящим оком Саурона все территории. И наш поселок – одно из таких редких мест. Но, надо полагать, уже совсем скоро они доберутся и сюда.
В это время лес расступился, и мы оказались на высоком берегу широкой чистой реки с рыбным именем Язь.
– Видишь, – Гольский указал рукой на противоположный берег, – там уже строится вышка. Как только она будет сдана в эксплуатацию, здесь уже нельзя будет ни ходить нормально, ни говорить спокойно. – Павел сделал коротенькую паузу и предложил: – Друзья, давайте пройдем еще чуть-чуть. Я хочу показать вам свое любимое место. Если вам понравится, то там мы и расположимся.
Гольские и Серега двинулись дальше, а я еще какое-то время стояла и тупо смотрела на почти законченное высокое ажурное сооружение, утыканное антеннами. И отныне еще очень долго оно будет осквернять своим присутствием этот уголок чудной, восхитительной природы.
– Максимова, не отставай, – позвала меня Мара, и я послушно поплелась вслед за друзьями.
Нырков немного поотстал от Гольских и когда я поравнялась с ним, добродушно сказал:
– Не принимайте, Женечка, все так близко к сердцу. Я по вашему лицу вижу, что вы расстроились. В конце концов вы здесь просто
