В первый день марша на исходном рубеже 795-го стрелкового полка по какой-то надобности я, проходил вдоль изготовившейся для движения колонны. Вдруг слышу, что кто-то догоняет меня и, тяжело дыша, окликает:
— Товарищ майор, можно вас на минуточку!
Я повернулся и увидел сержанта, как будто знакомого.
— Товарищ майор, ваша фамилия Рогов?
— А-а-а, вспомнил! — обрадовался я, не отвечая на вопрос. — Ты в 3-й роте лейтенанта Столова служил командиром пулемётного отделения. Козлов, так? Даже командира взвода замещал, когда в полку у нас арестовали некоторых командиров в 1937 году.
— Правильно, товарищ майор. А я, дак сам себе не поверил. В тридцать восьмом году, когда вы были комбатом, вы были старший лейтенант, а теперь майор! Да ещё начальник штаба дивизии.
— А ты, что, против? — пошутил я.
— Нет, я не против. Да только не вериться. В Бикине были комбатом, а теперь уже начальник штаба дивизии, как комбриг Лавров. Ну, ясное дело, я засомневался.
— Ничего удивительного. Весной 1939 года поехал в Москву в академию учиться, а когда началась война, пошёл на фронт. Перед отправкой на фронт получил звание майора. Сам товарищ Сталин подписал приказ! — похвастался я.
— А где наш лейтенант Столов, вы не знаете?
— Знаю. Убит, в прошлом году под Полтавой. Арестовали его в 1938 году как врага народа. Впрочем, ты сам знаешь, ты же был на сенокосе на Уссури. Потом на ДВК приезжала специальная «тройка», был суд. И по суду Столова оправдали! Знаешь, кто написал на него? Ваш замполитрука Ревякин. Когда на суде Ревякина спросили, почему он написал заявление, то Ревякин ответил, что ему сказали в Особом отделе, что Столов враг и на него надо написать.
Ну, а потом Столова направили в Москву, а там ему нужно было поручительство. Он отыскал меня и я дал ему положительную характеристику с выводом, что он может быть использован на должности замкомбата с присвоением очередного звания. Ну и назначили его в Полтаву на эту должность.
— А вы не побоялись заступиться за лейтенанта?
— По правде говоря, побаивался. Но, понимаешь, мы с ним вместе учились во Владивостокской пехотной школе, были в одном взводе и отделении. Кстати, ты помнишь своего вьюковожатого? Чуть рыжеватого? Как-то раз я, проверив порядок на конюшне, пошёл в лесок полакомиться виноградом. А за мною вышел твой бывший вьюковожатый. Громко так кричит, что покажет, где растёт хороший виноград. Потом, когда мы отошли, он шёпотом рассказал, что в карауле был «выводным» и выводил Столова в уборную. Арестованные тогда сидели в финских круглых домиках за штабом дивизии. Так Столов просил передать мне, что его вынуждают «признаться», что он имел «связь» со мною, но пусть де Рогов не беспокоиться, ничего он им не подпишет.
В тех домиках, между прочим сидел и наш комполка полковник Калнин, и другие. Полковника Калнина арестовали ночью перед парадом в Хабаровске. Полк наш возили на первомайский парад туда! И, представь себе, полком на параде командовал я, хотя и был старшим лейтенантом!
Так что, ясное дело, я не мог не поддержать твоего комроты, Козлов.
Осенью прошлого года я совершенно случайно разговорился с одним раненным командиром и узнал от него, что Столов Иван Владимирович, будучи командиром батальона, убит в бою в Полтавских военных лагерях, как говорится, на дому. Там он формировал свой батальон. Это когда немцы уже подошли к Полтаве.
— Жалко его, хороший был человек.
— Да, неплохим он был человеком. Вот что, Козлов, пойдёшь ко мне в ординарцы?
— Пойду, ясное дело, товарищ майор! — обрадовался Иван Козлов.
— Если так, скажешь майору Засыпалову, командиру полка, чтобы он откомандировал тебя в моё распоряжение.
5.3
Дорога на фронт. Оборонительный рубеж по берегу Северского Донца
За ночь 228-я стрелковая дивизия переместилась почти на 40 километров восточнее и расположилась на дневной отдых. В одиннадцатом часу налетела немецкая авиация и, впервые за недолгую историю дивизии, пробомбила расположенные на отдых полки.
События на фронте севернее Миллерово развивались быстрее, чем того ожидало наше командование. Возникла необходимость ускорить движение 24-й армии, и мы получили соответствующее распоряжение. Время отдыха было сокращено и части 228-й, уже днём, двинулись в поход. Люди, как следует не отдохнувшие после ночного марша, стали растягиваться и колонна увеличилась в длину и… ширину. В ширину растягиваться заставили «хеншели» противника, их было сравнительно мало, но дело своё они сделали. Самолёты противника заставили бегать-разбегаться по команде «воздух» и тем замедлили и так малую скорость движения.
Во второй половине этого дня части вошли в шахтёрский город Краснодон и долго шли по единственной, как казалось, нескончаемой извилистой улице его. И, пока прошли, сделали два малых привала на отдых. Как не торопилась наша армия, всё ж «пеший конному не товарищ», вражеские танковые и моторизованные части упреждали наши войска в выходе к району Миллерово-Глубокий и соединения 24 армии вступали в бой поодиночке. А это, как правило, на войне не приводило к желаемым результатам боя.
228-я стрелковая дивизия вышла к Северскому Донцу в районе Гундоровки, что в двадцати километрах западнее Каменска-Шахтинского, и получила задачу занять оборону по берегу Донца на широком фронте с тем, чтобы принять на себя наши отходящие подразделения из состава войск, действующих севернее реки, и не допустить форсирования реки противником.
Лишь в Гундоровке, уже на территории РСФСР, где расположился штаб дивизии, ко мне явился старший сержант Иван Козлов из полка, которым командовал майор Засыпалов, низкий невзрачный и «очень некрасивый», как определила военфельдшер Е. Береговая, мужчина с изрытым оспой лицом.
Несколько суток 228-я стрелковая стояла в обороне, ведя отдельными небольшими отрядами наблюдение и разведку на северном берегу Донца. Противник, наступая в общем направлении на юго-восток, к Донцу высылал лишь небольшие подразделения танков и мотопехоты. С некоторыми из этих групп отряды 228-й дивизии имели стычки. Поскольку немцы не имели сплошного фронта, то получалось так, что после прохода групп противника, в тех же районах появлялись наши, а за ними снова появлялись немцы. Иногда, встретив своих, за дальностью расстояния не узнавали друг друга, резко меняли свой маршрут и расходились. Помню и такой эпизод, когда одна такая группа, имевшая в своём составе два лёгких танка без боеприпасов и несколько автомобилей, не разобравшись, что перед ними свои, с ходу загнала свои танки и автомобили в реку, и начала спешно переправляться. И, конечно, была задержана нашими бойцами полка майора Шишкина. Автомобили и танки были запросто вытащены из воды, своим ходом! Переправлены на пароме на наш берег и стали «трофеями» 767 полка. По моему приказу танки и автомашины вытащили те, кто их туда загнал.
В течение всех дней через фронт 228-й стрелковой дивизии прошло немало бойцов и командиров. Через реку Донец они, обычно, переправлялись ночью. Как-то под утро позвонил мне командир одного из постов, выставленных от 799-го стрелкового полка подполковника Черкассового, и доложил:
— Товарищ 05-й! Только что мы задержали переплывавшего Донец человека в нашей форме. Он сказал, что знает вас и требует направить к вам в штаб.
— Как его фамилия?
— Говорит, что он подполковник, а фамилия Лукьяненко.
— Передайте ему трубку.
В трубке послышался голос Лукьяненко:
— Рогов! Это я, Лукьяненко! Вызволяй!
Я приказал отправить подполковника ко мне и его привели, когда уже рассвело, и был он в весьма неприглядном виде. Я приказал Козлову обеспечить подполковника всем необходимым для приведения его в порядок, а затем покормил с неизбежными «сто» к еде.
— Ну, рассказывай, как ты попал на «ту» сторону, ты же уехал в 333-ю дивизию?
— Я в 333-ю, а она, вслед за 255-й, на усиление соседа справа. А там её растрепали в пух и прах. — И Лукьяненко рассказал о событиях тех дней, когда он был начальником штаба 333-й стрелковой дивизии.
— Рогов, будь другом, — неожиданно попросил подполковник, — не сообщай обо мне в штаб армии. Я побуду у тебя несколько дней, а потом сам…
Уже после войны, в 1947 году, я встретил полковника Лукьяненко на сборах командиров полков в Прикарпатском военном округе в городе Львове. Он так отрекомендовал меня своим сослуживцам:
— Это тот бывший майор, что спас меня в 1942-м году!
Соседом справа у 228-й на Донце была 2-я гвардейская стрелковая дивизия 3-его гвардейского корпуса. Вскоре и 228-я перешла в подчинение третьего корпуса и командование дивизии ждало приезда нового комкора.
Я вышел на окраину Гундоровки встречать командира корпуса, Гундоровка стоит на высоте, и увидел идущую, странно знакомую «эмку», из окна которой выглядывал расплывшийся в улыбке капитан Шалоплут! Ну, коли адъютант тут, то его начальник, генерал Замерцев, и есть комкор-3.
