Дыша вместе с Шейном. Чувствуя его сердце своим сердцем. Проводя его удары сквозь себя.
Шейн беззвучно усмехнулся и слегка отстранился от моего лица, позволив мне вдохнуть глубже.
– Правду? – Он отпустил мои руки, позволив им расслабиться, и провёл костяшками пальцев по моему лицу, так что я тут же задрожала всем телом.
«Спокойно. Не поддавайся, Тейт. Всё в порядке. Он скоро уйдёт».
– Только перед тем, как задашь мне вопрос, ты должен ответить на мой. Разве не так по правилам? – осведомилась я.
Шейн усмехнулся, растягивая губы в хитрой улыбке и опуская свою руку всё ниже – теперь поглаживая горячими пальцами мою шею, заводя ладонь назад к затылку, слегка затрагивая волосы, которые тут же вставали дыбом, и спускаясь к плечу.
– А ты входишь во вкус! – Его грудь приподнялась в беззвучном смешке, и его слова прозвучали до чёртиков двусмысленно. Он следил за моей реакцией на его прикосновения, я видела это. И ему нравилась моя реакция, потому что я не могла бороться со своим телом.
Я не ответила. Всё, на чём могла концентрироваться, так это на кончиках его пальцев, рисующих дорожки пламени по моей пояснице и позвоночнику.
С трудом сглотнула и с силой закрыла глаза, надеясь, что это хоть как-то отрезвит разум.
– Спроси ещё раз, – произнёс Шейн. Его ладони двигались вверх по моей спине, проникали под майку и касались лопаток.
– О том, что ты притворялся? – Мой голос дрожал.
– Да.
– Я знаю, что ты притворялся. – Слабо улыбнулась.
– А сейчас? – усмехнулся Шейн в ответ.
Я сжала ладони в кулаки:
– Ты мне ответь.
– Тогда это будет уже второй вопрос. И тебе придётся снова делать выбор.
– Ты ещё на первый не ответил.
Новая усмешка Шейна:
– Да.
– Это ответ? Изображал из себя бесчувственную скотину?
– Да. – Теперь он выглядел серьёзным.
– А сейчас? – Я приподняла брови, всё ещё пытаясь игнорировать действия рук Шейна и всем своим видом демонстрировать, что мне плевать. Не потакать его божественной самоуверенности.
– Это второй вопрос, – томно улыбался Шейн.
– Ответь на него.
– Тогда мы сыграем ещё раз.
Новая волна огненных мурашек пронеслась по телу. О боже… Этот его низкий голос с хрипотцой… С силой прикусила губу, рассчитывая, что боль всё ещё способна помочь. Но ничего не помогало.
– Ладно, – кивнула я. – Отвечай. Сейчас тоже играешь?
Шейн наклонил голову набок, приблизился и легонько коснулся губами мочки моего уха:
– Нет.
Не дрожать.
Не дрожать.
Не дрожать.
– Задавай свой вопрос! – сглотнув, сказала я, желая поскорее с этим разделаться.
Шейн провёл носом по моему уху и вновь коснулся мочки губами:
– Ты всё ещё чувствуешь это? Когда я касаюсь тебя… Чувствуешь жажду? Чувствуешь, как она обжигает? Страстная, невыносимая, мучительная… Такая, что становится больно…
Я знала. Чёрт возьми, я знала, что спьяну именно этот вопрос он и задаст! Что ещё может спросить у полуголой девушки бухой мужик?!
Ничего, кроме секса!
Шейн слегка прикусил губами мочку моего уха, и тут я поплыла…
– Ты хоть раз пожалела о том, что ушла? – задал Шейн ещё один вопрос и на этот раз твёрдо заглянул мне в глаза.
– Разве это не другой вопрос? – подрагивающим от напряжения голосом поинтересовалась я, потому что пальцы Шейна уже пробирались под слабую резинку моих безразмерных пижамных штанов.
– Ответь на два, и ты снова ходишь, – прошептал Шейн, проводя губами по линии моего подбородка и слегка прикусывая кожу зубами.
Нет… Это выше меня. Дышать не могу. Стоять не могу. Только дрожать могу и слушать, как в голове завывает спасительная сирена: «Он трахает Дани! Трахает Дани!»
– Ответь.
– Да, на оба вопроса, – пропыхтела я, и Шейн замер, а я наконец вдохнула полной грудью и слегка отстранила от него голову.
– Ты ведь тоже это чувствуешь, – добавила утвердительно.
Шейн не отвечал. Будто завис где-то между миром правды и лжи. Притворства и искренности. Не зная, не понимая, в какую сторону теперь делать шаг.
– Только это ничего не меняет, – сухо произнесла я. – И никогда не изменит.
Кадык Шейна нервно дёрнулся, взгляд вдруг показался диким, но следующие слова прозвучали более чем спокойно:
– Потому что ты теперь с ним?
Я не отвечала. Не вижу смысла втягивать в это Калеба. Я с ним ещё даже поговорить не успела после того, что услышала. И из-за Шейна теперь буду чувствовать себя последней тварью при нашей следующей с Калебом встрече.
– Какая тебе разница? – ответила я наконец, чувствуя в голове долгожданное облегчение.
Шейн будто яд на вкус попробовал, так выглядело его лицо.
– Так понравился его ответ, Миллер?
– А это уже третий вопрос, – жёстко бросила я. – Но сейчас моя очередь.
Это был мой шанс прийти в себя! Сейчас или никогда!
Максимально отодвинулась от него и решительно посмотрела в глаза:
– Правда или желание, Шейн?
Шейн выдержал многозначительную паузу, мрачно усмехнулся, слегка наклонив голову и с лёгкой улыбкой произнёс:
– Желание.
Я скинула руки Шейна со своего тела и решительно шагнула к двери, открыв её настежь:
– Тогда проваливай отсюда, – сказала, тяжело дыша и в полной уверенности. – Это моё желание, Бенсон.
* * *
Уснуть удалось только под утро. Не знаю, сколько я проспала в общей сложности, но, видимо, очень мало, потому что чувствовала себя просто отвратительно. Однако даже за этот короткий период сна мне успел-таки присниться Бенсон и всё то, что могло вчера между нами случиться, если бы я не набралась смелости и не выставила его вон.
До сих пор вижу его лицо в тот момент, когда он переступал порог моего номера. Без улыбки, без ненависти в глазах. Он выглядел… опустошённым. И пьяным, но это само собой.
День обещал быть жарким. Наспех привела себя в порядок, влезла в узкие джинсы и в первую попавшуюся рубашку, высушила волосы, стянула в узел на затылке, взяла гитару и покинула отель.
А дальше – закружилась-завертелась самая безумная карусель на свете!
Из-за ускоренного графика всё, что происходило со мной в этот день, у других стажёров могло длиться неделями или даже месяцами!
Мне выдали расписание на первую неделю, и знаете что, в нём даже не было времени, чтобы позвонить Николь и как следует обсудить то, что со мной происходит! А обсудить хотелось много чего. Но всё время было забито вплоть до минутки на посещение туалета! На сон – пять-шесть часов, а это не выгодно для здоровья. Подъём в шесть утра и до часу ночи в Victory Records.
Уже в первый день меня отвели к стилистам для подбора сценического образа. Хорошо хоть фанатам Шейна понравился новый цвет моих волос, даже больше, чем предыдущий, так что его решили оставить, лишь немного освежили цвет и подравняли концы. Пытались уговорить меня на чёлку, но я наотрез отказалась, угрожая тем, что перед каждым выходом на сцену буду завязывать её в нелепый хвостик до тех пор, пока не отрастёт. После этого причёску решили не менять.
Выщипали брови, слегка изменили форму и подкрасили их в более подходящий к цвету волос оттенок.
Далее – пилинг, маникюр, педикюр, депиляция и прочие необходимые каждой женщине процедуры. Но не знаю, как вам, а меня все эти процессы вымотали настолько, что уже к середине дня хотелось послать всё в тёмный лес и спрятаться в какой-нибудь кладовке для того, чтобы поспать. Да и во всём отстаивать своё мнение порядком поднадоело. Например, мне предложили изменить форму ногтей, слегка нарастив их. А когда спросила, кто тогда будет за меня на гитаре играть, пожали плечами и решили просто покрыть гелем чёрного цвета.
После всех женских делишек сняли мерки и продемонстрировали парочку костюмов. Костюмы мне понравились. Рокерский стиль, попа прикрыта, штаны из чёрной кожи в обтяг, джинсовые жилетки с заклёпками, рубашки интересного покроя…
Далее дела стали более важными. Даже сам директор Сок явился, чтобы поинтересоваться, как проходит мой первый рабочий день. И тут меня осенило! Чёрт побери! Точно! Мне ведь будут платить! У меня будет зарплата!!! Настроение подскочило до небес!
На обеде всё же сумела найти пару минут и позвонила Грейс, чтобы сообщить о том, как обстоят дела. Та, как и Николь, визжала от счастья, но если честно, не хочу задумываться над тем, с чем больше этот визг был связан. С тем, что в ближайшие месяцы домой я не вернусь и мою комнату можно определять под склад для зоотоваров, или всё-таки с тем, что у меня появился реальный шанс добиться успеха. Не знаю, в любом случае я позвонила сказать, что с первой же зарплаты вышлю ей весь долг – это главное.
На уроке вокала проторчала два часа, но испытала лишь одно удовольствие. Педагог мне нравился: строгий дяденька, говорит лишь по делу, но и на похвалу не скупится. А на фортепиано как играет!..
После исполнения мной «Ave Maria» долго молчал, глядя строго. А потом вдруг произнёс:
