Началось у Бема, который вызвал к себе Галанина по приказанию Баера. Сидел в своем бюро, около него стоял Лот, в углу Калб. Когда Галанин уселся, не ожидая приглашения, против него в кресло, Бем долго объяснял ему о приказе Баера, и одновременно радовался унижению Галанина, который до сих пор получал все распоряжения непосредственно от командира батальона. Начал издалека. Удивлялся, что генерал Аккерман тоже оказался замешанным в покушении на жизнь фюрера и был арестован: «… Я знал, что рано или поздно этот человек плохо кончит. От него за десять километров воняло изменником. Я, господин Галанин, редко ошибаюсь в своей оценке людей! Сразу вижу врага Германии».
Галанин улыбнулся, бросил в окно окурок папиросы, нетерпеливо его перебил: «Все это я знаю! и, правду сказать, мне жаль генерала Аккермана. Это хороший, умный и храбрый офицер! Надеюсь, что все это недоразумение, которое скоро выяснится и он сможет и дальше помогать нашей ставке в эти решающие дни! Но в чем же дело? Вы меня позвали, наверное, не для того, что бы рассуждать о вашем даре читать в душах людей! Говорите скорей, у меня нет времени… Я еду на заставу Красильникова!»
Бем сдержал свой гнев, объяснил: «Сегодня вот здесь на нашу разведку опять напали террористы. У нас, как вы знаете, тяжелые потери. Так вот! Капитан Баер приказал отправить на место преступления взвод солдат, под вашим командованием. Смотрите сюда, в двух километрах от места засады террористов, находятся пять ферм, вот здесь, я подчеркнул! Фермы вы сожжете, всех мужчин расстреляете, а женщин и детей прогоните в лес в гости к их друзьям! Выступите вы немедленно! Вы поняли?»
Галанин закурил другую папиросу, посмотрел в окно, где Шурка весело шутила с солдатами, удивлялся: прошел только месяц со времени смерти Жукова, а вдова уже совершенно как будто о нем забыла. У нее часто собирались русские женщины, приходил Батурин, Красильников с гитарой, Воробьев и Бабушкин, под граммофон и гитару танцевали и пели. Звали всегда Галанина, но он упорно отказывался под предлогом дел, не одобрял легкомыслия веселой вдовы, как Шурку прозвал Батурин и сердился, а потом прощал. Понимал ее, понимал их всех, — все они страшно, торопились жить. Подумал о том, что нужно все-таки всех женщин, пока не поздно, отправить в далекий тыл и тайком от всех, вел переговоры со своими немецкими покровителями в погибавшей Германии об их устройстве на работу. Переговоры подходили к концу и ему было ясно, что никогда больше он не увидит их, этих русских женщин, к которым успел привыкнуть, в особенности к Шурке, свидетельнице всех его радостей и горя.
Обернулся, услышав недовольное ворчание Калба: «Когда я должен выстроить взвод… я жду!» Галанин вернулся к действительности, грозной и нелепой, сухо ответил, смотря прямо в глаза, выпуклые и холодные Бема: «Какой взвод? Ага, вспомнил! Вот что, Бем! Никуда я со взводом не пойду, никаких ферм сжигать не буду, как не буду убивать людей и гнать их в лес!»
Бем улыбнулся презрительно одними губами: «Вот как? Вы отказываетесь в боевой обстановке исполнять приказания командира батальона? Прекрасно! Я доложу об этом капитану Баеру! Я думаю, господин Калб, что в таком случае, вы сами исполните этот приказ. Господин Галанин, я вас не задерживаю! До свидания и, надеюсь, скорого!» Встал и свысока кивнул головой, но Галанин не обратил внимания на приглашение уйти, подошел к нему вплотную, так близко, что испуганный Лот побледнел и приготовился защищать адъютанта:
«Господин Бем! Это не боевое задание, а просто приглашение принять участие в преступлении. Потому что это преступление! вы слышите? Убивать и жечь мирных жителей только за то, что они живут недалеко от места преступления макисаров! И вот почему я отказываюсь! Но этого мало! Я пойду еще дальше! Господин Калб, вы можете, если вам так хочется, ехать туда и терроризировать французов, но я не дам вам ни одного русского, ни немецкого солдата, чтобы вам помогать! Понятно? Так можете передать командиру батальона, который, я уверен, не способен на подобную глупость! Потому, что это непроходимая глупость именно теперь зверствовать! Гейль Гитлер!»
Вышел и изо всех сил хлопнул дверью! Испуганный Лот выпил залпом стакан воды, закричал: «Он с ума сошел! Отказываться от исполнения приказаний и еще грозить, может только сумасшедший!» Калб молчал… Бем бледный с трясущимися губами кричал: «Здесь не сумасшедший, господа! Здесь попытка измены и прямой призыв к бунту! Господин Калб, немедленно привести в боевую готовность вашу роту, или нет. нет! Немецкий персонал! Я пойду доложу командиру об этом неслыханном происшествии и уверен, что он отдаст немедленно приказ об аресте этого негодяя! Вы слышали, что он говорил об Аккермане? Принимая во внимание, что это, благодаря Аккерману, он сделал такую карьеру, выводы напрашиваются сами собой! Подождите! Я сейчас вернусь и мы пойдем его арестовывать!»
Убежал, как будто за ним гнались террористы. Лот трясущимися руками достал свой револьвер и, вогнав патрон в дуло поднял предохранитель. Калб весело смеялся: «Чего вы теряете голову? Лот, ничего не будет. Никто Галанина не арестует! Вы слышали что он сказал? Он сказал что не даст ни одного солдата, ни немца ни русского! А почему? Потому что уверен в том, что они все только ему подчинятся! Потому что они его любят; любят и одновременно боятся! И не допустят его ареста! Скорее убьют нас всех и вас тоже!»
В кабинете Баера, ворвавшийся без доклада, Бем рассказал об отказе Галанина исполнить приказание и его угрозе, рассказал подробно и ждал приказания о немедленном аресте бунтовщика. Но, к страшному удивлению, его не получил. Не верил своим ушам, когда Баер начал на него кричать: «Вы сумасшедший! Как вы могли рассердить этого умного и преданного нам офицера? Вы слыхали последнее сообщение нашей ставки. Противник находится недалеко от Орлеана! И вы настаиваете, на этой экспедиции на фермы? Теперь? Когда завтра, может быть, мы все попадем в плен и будем отвечать, отвечать за военные преступления! Да! За военные преступления! Потому, что Галанин прав и видит дальше вашего дурацкого носа! Отставить! Отставить все!.. Позовите его сюда!.. Я хочу… я хочу выяснить это ужасное недоразумение, спросить у него совета! Наши роты? надо скорее, как можно скорее, их вызвать сюда, пока не поздно! Боже мой! Уже наверное поздно! Мы в мышеловке… И все благодаря вам, вашим дурацким советам! Этой травле замечательного офицера, который один, вы слышите, один, может нас, немцев, спасти!» Как с ума сошел, возмущенный Бем стоял на вытяжку: «Господин капитан, я прошу о немедленном откомандировании меня в немецкую боевую часть!» — «Идите ко всем чертям! Ферфлюхте шайсэ. Хи-мельгот сакрамент! Вон!» Схватив трубку телефона, Баер вызвал к себе Калба; Бем, молча удалился…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
