Теперь наступила очередь Галанина рассердиться. Ушел и стукнул дверью так что весь ресторан Картона затрясся… Спал в канцелярии контрразведки на диване и жалел о своей кровати.
***
Пришел на другой день рано утром проведать Ивонну и осведомился, как она провела ночь. Ивонна смеялась: «Спала хорошо, на диване! Ваша дама ни за что не пускала меня на вашу кровать, будто я зачумленная! Впрочем, в остальном она очень мила и очень заботится о том, что бы я хорошо ела. Ваш Аверьян принес мне обед из вашей батальонной кухни, борщ и кашу! Очень вкусно! давно не ела с таким аппетитом. У вас хорошие слуги! Аверьян с его мушкетом тоже!» Галанин качал головой: «У меня нет слуг, а друзья, мои верные друзья! А вот и они и мосье Картон с его вином!» Хозяин ресторана сам принес заветную бутылку вина с кривым запыленным горлышком, всю в плесени: «Самое лучшее! Шасань Монтраше! Только для вас, мосье Галанин! За успех вашей поездки!»
— «Уже знаете! Черт вас побери! Можно подумать что вы понимаете по-немецки и подслушиваете у двери. А впрочем все равно! Теперь нам все равно! Раз капитуляция по существу решена!»
Говорил с безнадежной улыбкой русского фаталиста, убедил в своем желании сдаться всех: Ивонну, Левюра, Картона. Скоро об этом знал весь город и вздохнул с облегчением. Слава Богу, кровопролития здесь удастся избежать!
Поверили ему и в Кесоне, где макисары для вида немного побили и погоняли Ле-вюра. На ферме присутствовали с одной стороны оба полковника, Серве и Джонсон с их переводчиком; так как выяснилось, что Галанин вовсе не так хорошо говорил по-французски, а главное почти не понимал, с другой — Левюр и немецкий офицер в белом кителе с немецкими крестом и медалями. В общем представители макисаров требовали и угрожали, Галанин соглашался и извинялся…
В принципе решили скоро. Что бы окончательно напугать Галанина пропустили мимо окон фермы две роты макисаров и канадцев с пушками и бронеавтомобилями. Галанин, потерявший голову от страха, оглушенный шумом и криками макисаров сразу дал согласие: «И он и Баер согласны на капитуляцию! Но нужно подготовить солдат, с немцами это просто, С русскими трудней, так как они боятся выдачи большевикам. Хорошо было бы, если господа полковники дадут гарантию, что этого не последует.
Тут вмешался до сих пор молчавший Джонсон, решил больше не стесняться с этим изменником, сказал что ни о какой гарантии не может быть речи, но что бояться русским возращения на родину не нужно. Ему, Джонсону хорошо известно от перебежчиков, что они все были мобилизованы насильно. И за их службу немцам их наказывать не будут, ни здесь во Франции мосье де Голль, ни в России маршал Сталин!
Когда Галанин после долгого размышления с ним согласился, решил сделать маленькую уступку и продолжил срок истечения ультиматума до следующего дня, когда в полдень весь батальон должен явиться в Коранси для сдачи оружия. Иначе он будет весь уничтожен. Галанин согласился и заторопился уезжать, объяснил свою торопливость заинтересованным врагам: «Иначе мой командир будет беспокоиться и чего доброго приведет свое намерение в жизнь. То есть — взорвет Шато Шинон и расстреляет бедную мадам де Соль!»
Его сообщение, сделанное прерывающимся голосом, произвело впечатление разорвавшейся бомбы и Серве чуть не схватил Галанина за горло. Галанин поспешил его успокоить: «Но ведь этого не будет, господа полковники! Так как я вернусь во время. Я это сказал потому, что меня чуть не убил один ваш макисар, у которого, кажется, погиб в Шомаре брат! Поэтому прошу принять меры, чтобы не повторилась эта попытка! Тогда, если я не вернусь, все может быть. Баер чрезвычайно нервный человек и, потеряв голову, способен на ужасы!»
Добился своего, отпустили его быстро на машине Левюра под усиленным конвоем, впереди и сзади ехали на грузовиках канадцы с автоматами наизготовку, сопровождали почти до самого Коранси под Шато Шпионом и только оттуда повернули обратно, не желая стычек с русскими заставами. Проехав заставу Красильникова, Галанин кричал радостным русским и немецким солдатам: «Вина! Скорее… Ну, дети мои, пришлось нам вместе с нашим верным другом Левюром пережить! Мне еще повезло, не тронули, а бедному Левюру опять попало! Ну ничего, теперь уже недолго ждать!» А чего ждать — не уточнил, пил и радовался…
***
Усталый и довольный Галанин рассказал радостному Баеру о своих переговорах, смеялся: «Пока я их провел за нос! Поверили! Будут ждать до двенадцати часов завтрашнего дня. Только бы к этому времени подоспели наши роты! Наши курьеры вернулись? Нет? Значит проскочили, так как в противном случае там у макисаров было бы известно, а я слышал как этим ослам докладывали: «Rien a signaler..!» Превосходно! Только бы не опоздали! Знаете, я пойду в их церковь — буду молиться.»
Баер думал, что Галанин шутил и очень удивился и рассердился когда узнал, что его помощник, в самом деле ходил в католическую церковь и один там молился, его видел, входящим туда Лот и немедленно сообщил начальству. Баер ворчал: «Недостойно нас, национал-социалистов! И потом, что будут говорить в городе французы. Безобразие!»
После ужина решил немного пройтись, несмотря на предупреждение Галанина не уходить далеко от штаба. Был тихий вечер, теплый и задумчивый, какой бывает всегда к концу лета, что бы еще раз показать людям всю прелесть пресыщенной летней солнечной лаской земли. В то время как Баер гулял, Галанин засел в своей канцелярии, уверенный, что ночь будет спокойная, задремал в кресле, когда прибежал фельдфебель Рам и доложил даже не став как полагается: «Капитан Баер тяжело ранен одной женщиной, которая потом покончила с собой, какой то мадам Плюм! Его отвезли в санчасть и доктор Батурин считает, что он не доживет до утра. Какое несчастье!»
Было уже совсем темно, когда Галанин и Рам прибежали в санчасть, вошли в операционную, где Батурин возился с санитаром около стола, на котором лежал Баер. С закрытыми глазами, Баер хрипло дышал, у уголков губ пузырилась и лопалась кровавая слюна… Батурин оглянулся на вошедших, нахмурился, потом снова наклонился над раненым и скоро выпрямился, бросив в ведро красную вату, тщательно вымыл руки в тазу поднесенном подбежавшим санитаром, сказал по-немецки, смотря на потолок: «Положение чрезвычайно опасное, он может умереть каждую минуту! Пуля находится в левом легком и ее нужно немедленно извлечь! А как я могу это сделать сам, без ассистента, без всего необходимого для этой деликатной операции? Мне нужно: настоящую операционную комнату, сестер, умеющих подавать инструменты и зажимы! наконец хирург-ассистент! У меня этого нет, значит я умываю руки!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
