громким скрежетом отколу несколько камней, вонзившись в полуразрушенную стену из белого кирпича.
Но долго терпеть эту неловкую и напряженную ситуацию им не пришлось, так как меньше чем через минуту в другом конце пещеры послышались тяжелые шаги и болезненное сопение. Феликс поднялся на ноги, схватившись за рукоять сломанного меча, а рядом с ним меч достал и Эскер, но затем тут же с руганью убрал его обратно, когда увидел бредущего к ним Серафиля. Он вел под уздцы лошадь, на котором сидел перевязанный окровавленными тряпками, но все же живой, Хьефф. За ними шли Синох и Арель, которые несли на растянутом плаще еще одного раненого наемника. Присмотревшись, Феликс узнал в нем Джако, у которого была перевязана кожаными ремнями нога.
— Феликс Лихт. — тут же обратился Синох, завидев перед собой встревоженного Феликса. — Вы имеете сильные повреждения?
— Что? А, нет. — отмахнулся Феликс, передавая Милу ведро с водой, чтобы тот смог обработать раны новоприбывших. — Ох, слава богу вы целы.
— Эти бледные крысы напали на нас! — громко пожаловался Арель, утерев нос. Вид при этом у него был совсем не злой, и даже веселый, как у человека, только что выигравшего в карты. — Давно уже не было такой веселой драки, а, малец? — он хлопнул Милу по спине с такой силой, что тот расплескал половину воды из ведра. — Где этот старый медведь Хольф? Уверен, что этот вонючий боров уж точно вынюхал в замке пару кувшинов с вином. Эй, где ты там?! Не пей без меня, старый ты пень!
Феликс был очень счастлив, что с Серафилем все оказалось в порядке. Маленький никс испытывал большую благодарность за то, что лишенный голоса наемник пришел ему на помощь, когда на него напал черный всадник. Кто знает, что было бы, если бы та кошмарная повозка и дальше продолжила бы ехать рядом с Феликсом? Маленький никс несколько раз поблагодарил Серафиля, хотя тот был так занят разговором с Эскером, что, наверное, не услышал ни одного слова Феликса.
После того, как они перевязали раны и поделились новостями, Серафиль, прихватив палец Обериля, отправился разыскивать оставшихся людей, и, если повезет, потерявшихся лошадей. Оказавшись без путеводного пальца, они вновь расселись вокруг костра, и начали гадать, сколько же прошло времени с момента нападения. Спать никому не хотелось, но по ощущениям Феликса, прошло уже не меньше двадцати часов с того момента, как он пришел в пещеру. А может даже и больше.
— А кто эти вороные всадники-то, а? — завел новый разговор Милу. — И не призраки ведь, так? Будь они призраками, то и сделать бы ничего не смогли. А эти и на лошадях, и мечами машут. А мечи-то у них вон какие — каменные. Правда, господин Феликс?
— Правда. — вздохнул Феликс, задумчиво уставившись в огонь.
— И жужжат еще как. — продолжил разглагольствовать Милу. За время путешествия он стал куда более разговорчив. — Не по-нашему жужжат. Ну, наши-то, они и вовсе не жужжат. Мечи я имею в виду.
— Не думал, что у зоарийцев есть такие сильные воины, как эти. — почесал голову Феликс. — В смысле, не думал, что их больше одного. И кто, собственно, это такие? У каждого, вроде как, на голове я видел короны.
— Это не зоар. — пошевелил губами Синох. — Эти скакуны не их породы.
— Как так «не они»? — вскинул брови Феликс. — А кто тогда?
— Зургалы.
— Как ты сказал? — подался вперед Эскер. — Я уже слышал такое название, только не тут, не на этой земле. Казия, когда только вернулся из того похода к Приделу Скорби, без конца записывал эти слова на всем, до чего только мог дотянуться. Деду тогда показалось, что это обычное помешательство, так как никакого значения этим надписям мы не могли найти. Такое часто бывает, когда люди возвращаются из того же Алгобсиса. Но я все же решил покопаться в старых архивах, и попробовать найти упоминание этого слова.
— Ну и как, удалось что-нибудь отыскать? — серьезным тоном поинтересовался Дэй.
— Да. — со странным смешком ответил Эскер. — Но не в старых записях, где я думал их найти, а в обычных детских сказках. Наткнулся случайно, когда уже отчаялся что-либо узнать. Кажется, то был оригинал, написанный на ценебрийском диалекте. Там рассказывалось о каких-то королях, которые соединили вместе свои жизни и земли, или что-то в этом духе. Тогда я не стал искать дальше, так как решил, что это и вправду было помешательство, раз дело дошло до детских сказок.
— Но это не сказка. — все еще серьезно сказал Дэй.
— Тебе что-то известно о них? — подался вперед Феликс. В который раз ему стало казаться, что Дэй скрывает от него что-то очень важное, что непосредственно связано с самим Феликсом. Но в этот раз маленький никс решил во что бы то ни стало докопаться до правды. — Ради всего святого, Дэй, расскажи все, что тебе известно!
Пастух потер подбородок и быстро взглянул на Эна.
— Вряд ли найдется подходящее слово на общем языке, чтобы точно сказать кто такие зургалы. Можно назвать их вороньими всадниками, Королями-Отступниками или умертвиями. Все будет в равной степени верно. Но начать стоит с того, что когда-то они были обычными людьми, возжелавшими бессмертия и власти, и сердца которых зло склонило во тьму. Перед самым началом Эпохи Греха эти люди правили королевством Ва-Келья, рядом со святой горой Вазураль, и которое впоследствии стало именоваться землями Аль’эшул ра Синмал.
— Ты говоришь о Храмах-Городах? — догадался Феликс. — Так значит эти самые вороньи всадники когда-то правили тем местом, куда мы держим путь?
— Почти. Это было недалеко от того места. — хмуро подтвердил Дэй, и на его лицо легла тень злобы. — И было их ровно четыре. Мрачная четверка правила у подножия святой горы, и именно благодаря им… — тут Дэй остановился, и было видно, что ему с большим трудом удается озвучивать свои мысли. — … именно из-за них и началась Эпоха Греха. Их необузданная алчность и жажда власти подтолкнули слабые сердца к непростительному греху, которое погубило множество жизней. С Вазураля хлынули потоки темных вод, похоронив их королевство, и исполнив то, к чему так стремились темные короли. Они переродились зургалами — не мертвыми и не живыми, смешавшись друг с другом, и с другими людьми — своими подданными. Они стали одним целым и великим множеством одновременно.
— Что значит «смешались»? — не понял Феликс. — Ты говоришь о грехе кровосмешения?
— Да нет же, — раздался голос Хьеффа, который лежал по правую сторону от Феликса, с деревянной кружкой в руках, в которой плескался травяной отвар, — Дэй говорит, что
