которую он еще не видел.
Хотя миссия Лаудера не принесла положительных результатов, она позволяет сделать ряд выводов. Во-первых, само существование этого "черного канала" говорит о том, что обе стороны хотели договориться, несмотря на тупиковую ситуацию на официальном уровне. Во-вторых, Нетаньяху, судя по всему, был лично склонен заплатить за сделку - возобновление депозита Рабина, но не имел поддержки со стороны самых высокопоставленных членов своего кабинета. Позже, когда информация о миссии Лаудера попала в прессу, Нетаньяху отрицал, что когда-либо соглашался на отход к линии 4 июня 1967 года. Он даже хвастался, что миссия Лаудера была его достижением, что она позволила ему добиться уступок от Сирии по ряду вопросов, ничего не дав взамен. Но это был характерный для него самодовольный лоск. Генерал-майор Ури Саги, бывший директор военной разведки и один из ведущих экспертов по Сирии, опроверг версию Нетаньяху. Соглашение с Асадом, по мнению Саги, позволило бы предотвратить все войны последующего десятилетия и коренным образом изменило бы положение Израиля в регионе. Переговоры Нетаньяху с Сирией, по мнению Саги, представляли собой "стратегический и дипломатический провал первого порядка".
Конец иллюзий
Поведение Нетаньяху также испытывает терпение друзей Израиля на Западе. Их внимание было сосредоточено на дипломатии миротворчества. Он же сосредоточился на борьбе с террором и исламским экстремизмом. И у него было мало понимания того, как добиться результата. Один из европейских послов охарактеризовал поведение премьер-министра как "пьяного, шатающегося от фонарного столба к фонарному столбу". Президент Клинтон уже в самом начале своего правления пришел к выводу, что единственный способ добиться чего-либо - это работать с Нетаньяху, а не против него. Тем не менее, Клинтон и все его официальные лица рассматривали Нетаньяху как "своего рода тормоз, с которым придется вести переговоры до тех пор, пока не появится новый израильский премьер-министр, более серьезно настроенный на мир". Но они также чувствовали, что любой небольшой прогресс, которого можно достичь, требует сотрудничества со стороны премьер-министра.
На палестинском направлении личные предпочтения Нетаньяху в пользу затягивания процесса совпадали с мнением его высокопоставленных министров. Все вместе они рассматривали израильско-палестинский мирный процесс как угрозу самому существованию Израиля, а компромисс - как равносильный капитуляции. Логика мирного процесса основывалась на постепенном продвижении к созданию палестинского государства. Об этом не говорилось открыто, но основной посыл Декларации принципов заключался в том, что урегулирование израильско-палестинского конфликта должно происходить постепенно. Наиболее сложные вопросы, такие как права палестинских беженцев, будущее еврейских поселений, границы и Иерусалим, оставлялись на последний этап процесса, на переговоры о постоянном статусе территорий. Постепенные изменения должны были позволить двум общинам преодолеть свои страхи и подозрения и научиться мирно сосуществовать друг с другом. Предполагалось, что нормализация отношений между Израилем и палестинцами проложит путь к нормализации отношений между Израилем и арабскими государствами.
Соглашение в Осло оказало глубокое воздействие. Через год после рукопожатия с председателем ООП в Вашингтоне Ицхак Рабин подписал мирный договор с королем Иордании Хусейном на красочной церемонии в пустыне Арава. Это был второй мирный договор Израиля с арабским государством и первый, подписанный в этом регионе. Причем, в отличие от холодного мира с Египтом, король Хусейн выбрал теплый мир. К моменту выборов в мае 1996 года Израиль установил прямые дипломатические контакты с пятнадцатью арабскими государствами, среди которых лидируют Марокко и Тунис. В регионе Персидского залива первыми начали вести бизнес с Израилем Оман и Катар. В январе 1994 года Лига арабских государств начала отменять экономический бойкот, который был столь же древним, как и само государство Израиль. Была учреждена ежегодная Экономическая конференция стран Ближнего Востока и Северной Африки, в которой Израиль принимает активное участие. Первый саммит MENA состоялся в Касабланке 30 октября 1994 года. Казалось, что Израиль взял курс на интеграцию в политику и экономику Ближнего Востока. До полной реализации идеи Шимона Переса о новом Ближнем Востоке еще далеко, но в отношениях между Израилем и остальным арабским миром происходят значительные изменения.
Если Шимон Перес был мечтателем, то Биньямин Нетаньяху - разрушитель мечты. Нетаньяху был сторонником ревизионистской сионистской программы неразделенной Земли Израиля, а не мирного сосуществования с палестинцами на этой земле. Он отверг соглашения Осло и способствовал подстрекательству против демократически избранного правительства, которое завершилось убийством Ицхака Рабина. В преддверии выборов в мае 1996 г., как мы видели, Нетаньяху смягчил свою оппозицию соглашениям Осло из соображений чистой политической целесообразности: опросы общественного мнения показывали, что две трети населения поддерживают продолжение процесса Осло. Он выиграл конкурс у Шимона Переса с перевесом менее 1%. Однако вскоре после избрания он вернулся к своей позиции отказника.
Будучи самопровозглашенным учеником Зеэва Жаботинского, Нетаньяху выдвинул свой вариант доктрины "железной стены", более жесткий, пессимистичный, чем у ее создателя. По его мнению, подлинный мир невозможен с недемократическими государствами, поэтому Израиль должен продолжать наращивать свою военную мощь как единственный надежный инструмент сдерживания. Посещая Освенцим во время празднования пятидесятилетия Израиля, он заявил, что "еврейский суверенитет и еврейская сила - единственные сдерживающие факторы и единственные гарантии против истребления евреев". Это было типично воинственное заявление лидера, чья одержимость военной мощью не позволяла ему замечать изменений, происходящих в региональной обстановке.
В отношении палестинцев Нетаньяху испытывал острую враждебность, которая резко контрастировала с "вежливым безразличием" Жаботинского. Жаботинский верил в мир через силу, Нетаньяху же стремился к военному господству. Как мы уже отмечали в прологе, стратегия "железной стены" Жаботинского включала в себя сложную теорию перемен, когда неудача порождала сдержанность арабской стороны; Нетаньяху же был приверженцем политического и территориального статус-кво. Жаботинский понимал важность военной мощи, Нетаньяху постоянно твердил о ней, но не понимал ее ограниченности. Жаботинский рассматривал еврейскую военную мощь как средство достижения цели, а Нетаньяху - иногда как средство достижения безопасности, а иногда как самоцель. Его видение исторической роли Израиля сводилось к накоплению все большей военной мощи с целью покорения все большего числа арабов как внутри, так и за пределами Земли Израиля.
Взгляды Нетаньяху на палестинцев были гораздо более грубыми, а его враждебность к Осло - гораздо глубже, чем было бы благоразумно признать публично. Выступая в 2001 г. перед семьей, понесшей тяжелую утрату в поселении Офра на Западном берегу реки Иордан, и не подозревая, что его тайно снимают на видео, гражданин Нетаньяху заявил, что, когда дело касается палестинцев, необходимо "бить их, и не один раз, а многократно; бить так, чтобы было очень больно, пока не станет невыносимо". Если американское правительство выступает против политики Израиля, то, по его словам, он знает, как манипулировать американским
