встретились.
– А что будет, если возьму тебя за руку? – замирая от страха, спросила Маюн.
– Попробуй и узнаешь.
Маюн нагнулась и вытянула руку. Ойру сделал то же самое, только действовал более уверенно. Их пальцы соприкоснулись на уровне земли, не встретив никакого сопротивления.
– Безумие, – снова прошептала Маюн. – Как такое вообще возможно?
– Все это часть одного и того же пространства, Маюн. Все это сон. И он будет таким, каким мы его себе придумаем. – Он кивнул в ее сторону. – Не хочешь оторвать ноги от земли?
– И повиснуть в воздухе, держась только за твою руку?
– Точно.
Маюн сделала глубокий вдох. Боги, как же кружится голова!
– Почему бы… и нет.
Она оторвала левую ногу от поверхности, но ничего не произошло. Тогда Маюн подпрыгнула – и, преодолев гравитацию, действующую в ее плоскости, рухнула в объятия Ойру.
– Что ж, – сухим тоном подытожил ассасин. – Это было весьма познавательно.
– И что именно мы узнали?
– Понятия не имею.
Вдруг в воздухе рядом с ними замерцала серая тень. Маюн, заметившая ее на долю секунды раньше Ойру, отпрыгнула в сторону и вызвала свои клинки души.
– Иссохший! Он здесь!
В руках ассасина мгновенно материализовались флиссы.
– Здесь наше оружие может быть бесполезно, – предупредил он и, словно в подтверждение своего предположения, ринулся на призрака и разрубил его флиссами.
Глаза Йохана запылали белым огнем, перекошенный яростью рот разверзся в беззвучном вопле, и свечник бросился на Ойру.
– Проклятье, – выругался тот и, увернувшись, крикнул Маюн: – Твоя очередь!
Маюн подскочила к иссохшему и вонзила в него свои огненные клинки. Из глотки призрака вырвался чудовищный, пронзительный вой, которого Маюн никогда не доводилось слышать даже в физическом мире. Глаза Йохана вспыхнули ярко-желтым пламенем, по контурам призрачной фигуры разлилось серое сияние, и мгновение спустя от иссохшего осталась лишь мутноватая дымка, которая тут же рассеялась в воздухе.
– И это все? – Маюн изумленно уставилась в пустоту, где только что висел призрак. – Я что, его… убила?
– Похоже на то, – ответил Ойру. – Отличная работа, табибито.
Маюн нахмурилась и перевела взгляд на свои клинки:
– Слишком просто. Я не почувствовала… никакого сопротивления. Клинки прошли сквозь него, как сквозь пустоту.
– А первый раз, когда ты попыталась убить его в царстве теней, было по-другому?
– Так же, – призналась девушка. – Но это… как-то бессмысленно.
– Не забывай, что души у него уже не было – ее поглотили эйдолоны. Остался лишь сгусток психической энергии, которого недостаточно, чтобы насытить твои огненные клинки.
Маюн медленно кивнула:
– Наверное, ты прав. – Из ее груди вырвался вздох разочарования. – И все же… мы так долго убегали от него в царстве теней, явились за ним сюда, а он просто взял… – она щелкнула пальцами, – и исчез.
– Ты недооцениваешь себя, Маюн. Заметь, мои флиссы не причинили иссохшему никакого вреда, а значит, не будь здесь тебя, сам я не справился бы с ним. Но сегодня удача была на нашей стороне. Удача – и твое мастерство.
– Возможно.
Маюн вновь подняла глаза и прищурилась, глядя, как из черной пустоты вдали поднимается солнце:
– Ойру. Это ты сделал?
Ойру покачал головой:
– Нет, табибито. Этот сон я не призывал.
– Но тогда… чей он?
Оба завороженно наблюдали, как по небу в их сторону катится ослепительно-яркий огненный шар.
– Быть может, это ты вообразила себе рассвет? – спросил Ойру, натягивая на лицо свой черный шарф.
– Нет! – прокричала Маюн и обернулась, ища глазами, где бы укрыться от испепеляющего света.
Но вокруг была лишь пустота.
– Сюда! – рявкнул Ойру, увлекая Маюн за собой в пещеру, внезапно возникшую рядом с ними.
Они забились в самую глубь, глядя, как мир снаружи заливает жидким огнем.
– Ничего не понимаю, – пробормотала Маюн. На лбу у нее выступили капельки пота. – Если это призвали не мы, значит…
– Значит, это чей-то сон, – докончил Ойру. – Возможно, где-то поблизости спит сноходец – или тело его бодрствует, но разум безраздельно сосредоточен на ком-то из нас. – Он отвернулся, защищая лицо от света. – Или же этому сноходцу снится бушующее пламя, и в этот миг он думает о тебе или обо мне.
– Что-то ты не очень уверен!
Ойру забился еще глубже в тень пещеры.
– Что происходит? – в отчаянии закричала Маюн. – Как нам это остановить?
– Можем попробовать переждать здесь, – спокойно ответил Ойру, одежда на котором уже начала дымиться. – Боюсь только, прежде чем жар схлынет, мы успеем поджариться заживо.
– Давай просто убежим?
– Тут некуда бежать.
– И что нам остается делать?
– Как всегда, – невозмутимо произнес Ойру, глядя Маюн в глаза. – Возьмем в руки оружие – и будем сражаться.
Едва он это произнес, как из его зрачков заструился черный дым. Глаза Ойру стали темными, как сама ночь, потом почернело лицо. Чернильные тени, изливавшиеся из глазниц, обволокли грудь и наконец все тело, превратив тончайшие пластины брони в жесткую шипастую чешую. Прикрыв глаза от ослепляющего света, черный рыцарь, порожденный самой тьмой, бесстрашно шагнул навстречу бушующему морю огня.
Маюн закричала. Это происходило снова. И она снова не могла ничего сделать. Когда-то Аннев испепелил ее отца – а теперь она вынуждена смотреть, как лучи какого-то дьявольского солнца сжигают Ойру… Ойру обернулся, бросил последний взгляд на Маюн – и исчез в облаке золы и дыма.
– Нет! Не-е-ет!
Огонь снаружи полыхал не переставая, словно раздуваемый чудовищными мехами.
Маюн умолкла. Нет, ее тоска не иссякла, просто воздух так раскалился, что стало больно дышать.
Вот каково было Анневу, думала Маюн, когда он лежал под воздушным щитом и глядел, как его учитель сгорает заживо… А потом он сжег заживо моего отца.
Маюн наконец позволила себе погрузиться в воспоминание, которое так долго пыталась позабыть. Вот Аннев поднимает руку, и пламя из жезла Тосана врезается в золотую ладонь… Отец пытается противостоять воле мальчишки-калеки, одержимого Кеосом, но это удается ему лишь несколько мгновений: пламя обрушивается на него, расплавляя плоть, словно воск, и обжигая кожу самой Маюн…
По стенам и потолку пещеры побежали трещины, впуская внутрь еще больше жара и света.
Свет… Я ведь умею управлять светом. Пусть Ойру и не смог меня этому научить. Я могу преломлять свет и придавать ему форму. Возможно, у меня получится и отразить его?
Жмурясь от ослепительного сияния, заливавшего пещеру, Маюн прикоснулась к своему внутреннему центру и начала петь, не разжимая губ. Это вышло самом собой. Естественно. Она погрузилась в свои эмоции, но вместо того, чтобы пытаться их обуздать, поплыла вместе с потоком, позволяя голосу вести себя. Она видела свой гнев – он никогда ее не покидал, однако на сей раз не
