нецензурную лексику.
— И никак нельзя отказаться? — бархат ее голоса немного потерся, и из-под него проступила грубоватая основа.
— Никак.
Когда к дверям бара подкатил стальной «Мерседес» с шашечками на лбу, он спросил:
— Я тебя провожу?
— Спасибо, не стоит.
Тогда Алексей с облегчением закрыл дверь за львицей, на этот раз оставшейся голодной, и расплатился с таксистом за ее безопасную доставку в родную саванну. Еще несколько минут он стоял на тротуаре, раздумывая, как провести остаток вечера.
— Ехать надо?
Низкорослый дядька с густыми и жесткими, словно одежная щетка, усами, кивал на ископаемого вида драндулет, стоящий неподалеку.
— Пожалуй, надо, — согласился Алексей. Внутри у него было пусто, как в бутылке «мартини», которую он осушил, пытаясь таким образом привнести небольшую долю увлекательности в диалог с Алиной.
— Куда едем? — спроси дядька, когда Алексей уселся на бугристое заднее сидение «жигуленка».
— Домой.
— А дом, это где?
— На Киевской.
— Есть, командир! — пробасил дядька, машина чихнула и поползла по дороге.
Бессильно откинувшись на низкую спинку, Алексей вдруг почувствовал тонкий приятный запах, казавшийся совершенно неуместным в пропитанном бензином Боливаре. Он осмотрелся. На сидении, под самым его боком лежал шелковый женский шарф цвета морской волны. Взяв его в руки, Алексей поднес мягкую ткань к лицу. От шарфа исходил тонкий, нежный, немного тягучий аромат.
— Только что девчонку подвозил, забыла, — пояснил усатый, глядя на Алексея в зеркало. — У тебя жена есть?
— Нет.
— Жалко, взял бы для нее. А так выкинуть придется.
Шарф был приятным на ощупь, и его не хотелось выпускать из рук. Гладкая ткань сочилась между пальцами, словно теплая вода. Алексею вдруг представилась девушка, которой могла принадлежать такая вещь. Волосы у нее, должно быть, пепельные и излучают такой же чудесный аромат. Кожа белая, тонкая. Именно так, загорелой темноволосой женщине вряд ли пойдет такой цвет. Овал лица плавный, рот нежно-розовый. Смотрит она немного исподлобья, отчего живой взгляд кажется задорным. Какого цвета ее глаза? Голубые? Или, может быть, зеленые, почти как шарф? Не важно. Главное, что живые.
Скорее всего, она любит танцевать. Алексей представил морской берег. Воображаемая девушка кружится на песке и припевает что-то себе под нос. Танцуй она так в клубе или на вечеринке, никто бы и внимания не обратил. По сравнению с высокими яркими девушками, владеющими стрип-пластикой и прочими премудростями соблазнения, она казалась бы серой мышью всем присутствующим мужчинам. Всем, кроме Алексея. Для него эта маленькая женщина вовсе не серая. Она — серебряная, словно тихая Луна, которая освещает путь, но не наполняет жизнь удушливым зноем, от которого хочется скрыться. Алексей представил, как в легком танце шелковый шарф скользит вниз по ее телу, а он поправляет его, каждый раз касаясь пальцами кожи на ее руках, ключицах, шее.
— Какой номер? — прогремел дядька, лихо вывернув на Киевскую, словно водил он не хронически больной драндулет, а «Феррари».
Алексей нахмурился и не ответил.
— Командир, ты забыл, где живешь?
— Послушай, а ты эту девушку домой подвозил?
— Какую девушку?
— Ну, ту, что оставила шарф.
— А, эту! Ну да, домой, кажется. А что?
— Вези меня туда же. Нужно вернуть шарф.
— Да на черта? — от удивления усатый даже сбавил скорость.
— Езжай, езжай, — настаивал Алексей.
Через десять минут машина подкатила к старой высотке.
— Приехали. Она зашла вон в тот подъезд, — указал дядька черноватым пальцем в заусенцах.
— Как думаешь, на каком этаже она живет?
— Вот чудак! Откуда ж я знаю? И на кой оно мне?
— Ладно, давай, я тут остаюсь.
Таксист взял причитающиеся ему деньги, поглядел на своего пассажира так, будто тот был инопланетянином, и драндулет, кашлянув, покатил прочь со двора.
Зачем Алексей приехал сюда, он и сам не знал. Может быть, девушка, обронившая шарф, совершенно не такая, какой он ее представил. Или же похожая на возникший в голове простой и прекрасный образ, но замужняя. В любом случае, отступать не хотелось. Что, если это единственный шанс разбить кривое зеркало?
— Добрый вечер, уважаемые! — обратился он к бабушкам, встречающим сумерки на лавочке.
— Добрый вечер, — настороженно поздоровались хранительницы дворового покоя.
— Вы случайно не знаете, где живет девушка, которой принадлежит эта вещь?
Он протянул шарф трем «мисс Марпл», чтобы они получше рассмотрели улику.
— А зачем это вам?
— Чтобы вернуть, разумеется.
— А где вы его нашли?
— В такси.
Бабушки молчали и многозначительно переглядывались.
— Вещь хорошая, жалко выкидывать, — стал оправдываться Алексей.
— Это шарф Катьки со второго. Первая квартира справа, — выдала одна из старушек.
— А ты почем знаешь? — спросила ее другая.
— Почем, почем, видала! Она сегодня днем в нем куда-то намылилась. Надухарилась так, что дышать нечем было.
— Спасибо, бабули!
Алексей поднялся по лестнице на второй этаж и коротко нажал на звонок. Дверь отворили сразу. На пороге стояла молодая женщина. Светлые волосы были собраны в крепкий пучок на затылке. Она была немного выше, чем представлялась Алексею, и смотрела слегка исподлобья, отчего живые глаза казались задорными.
— Здравствуйте. Кажется, это принадлежит вам, — Алексей протянул шарф и широко улыбнулся.
Девушка просияла.
— Ой, да! Это точно мое! Где он вас нашел?
Она наклонила голову и смешно нахмурила брови.
— Он поймал меня прямо в такси.
— И как же ему удалось заставить вас приехать сюда?
— Ему не нужно было этого делать. Я по собственному желанию.
Девушка рассмеялась. Открыто и звонко. Так, что заразила смехом Алексея.
— Раз по собственному, то вам обязательно положен чай. Или кофе. С сахаром.
Она отступила в сторону, жестом приглашая его войти.
Сидя в маленькой уютной кухне, он наблюдал, как случайная его знакомая готовит чай. Движения ее были непринужденны и свободны, будто он каждый день вот так сидел на ее кухне и наблюдал, как она стряпает.
— А что же, тем, кого шарф приводит против воли, чай не положен? — игриво спросил Алексей.
— Только без сахара.
Лимонная маленькая люстра бросала на них нежный свет, а за окном уже поднялась тихая серебряная Луна.
Мужская дружба
Слегка привалившись на жесткий панцирный бочок, Рыжик лежал в норке, вольготно потягиваясь всеми шестью лапками. Уже довольно немолодой таракан абсолютно оправданно считал себя существом особенным и, пожалуй, единственным в своем роде. Его далеко не заурядный, прозорливый ум (о чем, в первую очередь, свидетельствовал почтенный возраст Рыжика) обретался в великолепном теле, подобным которому вряд ли мог бы похвастаться еще хоть один прусак в радиусе многих километров. Рыжик походил на переспелую, лопнувшую с одной стороны маслину, окрашенную в бесподобно насыщенный оттенок цвета детской неожиданности. По краям маслина была утыкана изумительными стройными
