— Ты же не собираешься уходить? — спросил он. — Я хочу поговорить с тобой о налогах.
Он упомянул о них впервые.
— Уже поздно, — ответил Кеччо, — и мои друзья устали.
— Они могут идти домой. Дело действительно срочное.
Кеччо замялся. Потом посмотрел на нас.
— Мы тебя подождем, — заверил его Маттео.
Взгляд Джироламо скользнул по нам — его глаза не останавливались ни на секунду — сместился на жену, вернулся к Кеччо, ко мне, к Маттео, все с невероятной, пугающей быстротой.
— Можно подумать, что вы боитесь оставить Кеччо в нашем доме, — улыбнулась графиня.
— Нет, — ответил Маттео, — но я жажду получать хотя бы часть того внимания, которое вы уделили Кеччо. Или вы дадите мне увянуть?
Она рассмеялась, а потом быстро переглянулась с графом.
— Я буду только рада. Присядьте и поговорите со мной. По одному с каждой стороны.
Граф повернулся к Эрколе.
— Что ж, доброй ночи, мой друг. Доброй ночи!
Эрколе оставил нас, и Джироламо под руку с Кеччо принялся прохаживаться по залу Графиня и Маттео увлеклись разговором.
Я сидел рядом с ними, но они словно и не замечали меня, так что я наблюдал за графом. Его глаза зачаровывали меня: они никогда не останавливались, пребывая в непрерывном движении. Что они скрывали? Какие мысли роились в голове человека, глаза которого не знали покоя? Они как будто вбирали в себя того, на кого смотрели, — голову, черты лица, тело, одежду, не упускали ни одной мелочи, казалось, вгрызались в саму душу этого человека.
Джироламо и Кеччо, прогуливаясь по залу, продолжали беседовать. Мне оставалось только гадать, что их так занимало. Наконец граф остановился.
— Что ж, я должен смилостивиться над тобой. И так утомил тебя до смерти. А ты знаешь, у меня нет желания ни в чем причинять тебе вреда.
Кеччо улыбнулся.
— Какие бы трения ни возникали у нас, Кеччо, — продолжил граф, — ты знаешь, что я со своей стороны никогда не держал на тебя зла. Всегда питал к тебе искренние дружеские чувства.
И едва он произнес эти слова, с ним произошла разительная перемена. Глаза, пребывающие в непрерывном движении, наконец-то остановились. Впервые я увидел их застывшими, замершими, словно отлитыми из стекла. Они всматривались в глаза Кеччо, не моргая, и их неподвижность, столь необычная в сравнении с прежним непрерывным движением, напугала меня еще больше. Казалось, Джироламо стремился увидеть собственное отражение в душе Кеччо.
Мы попрощались и вместе вышли в тишину ночи. Я чувствовал спиной эти остекленевшие глаза, взгляд которых провожал нас во тьму.
Глава 19
Ночь окутала нас. Днем прошел небольшой дождь, добавивший прохлады благоухающему воздуху. Легкий ветерок побуждал дышать полной грудью. Зеленели деревья, цветы источали тонкие ароматы. Облака лениво плыли по небу, в редких разрывах между ними сверкали звезды. Кеччо и Маттео шагали впереди, тогда как я чуть отстал от них, наслаждаясь весенней ночью. Она наполняла меня нежной грустью, естественной после мальчишеского веселья вечера, и не менее приятной.
Когда Маттео отстал от Кеччо и присоединился ко мне, я особого удовольствия не выказал: пожалел, что он вырвал меня из моих грез.
— Я спросил Кеччо, что говорил ему граф о налогах, но он не стал делиться со мной. Сказал, что должен обдумать их разговор.
Я никак не прокомментировал эти слова, так что шли мы молча. Миновав площадь, мы шагали по узким улочкам, проложенным меж высоких темных домов. В столь поздний час нам не встречалась ни одна живая душа, и тишину нарушал только звук наших шагов. Кеччо опережал нас на несколько ярдов. Между крышами домов виднелась только полоска неба, по которому неспешно плыли облака. Лишь в одном месте сверкала звездочка. Теплый ветер дул в лицо и наполнял душу меланхолией. Я подумал, как это приятно, заснуть в такую дивную ночь и уже никогда не проснуться. Я устал, мне хотелось провалиться в вечный сон…
Внезапный крик заставил меня вздрогнуть.
Я увидел, как из тени домов к Кеччо метнулись черные фигуры. Поднялась рука, что-то блеснуло в темноте. Кеччо бросило вперед.
— Маттео! — крикнул он. — На помощь! На помощь!
Мы кинулись к нему, вытаскивая мечи. Завязалась схватка, нас трое против четверых, звенели удары мечей, послышался крик одного из нападавших, сраженного Маттео. Донесся топот бегущих ног, из-за угла появился небольшой отряд, раздался голос Эрколе Пьячентини:
— Что тут происходит?
— Помоги нам, Эрколе! — ответил Маттео. — Одного я убил. Кеччо ударили кинжалом.
— Ага! — И по приказу Эрколе его люди ринулись в бой.
Новые крики, звон мечей, тяжелые удары тел о землю.
— С ними покончено! — крикнул Маттео.
Все эти крики и шум схватки перебудили жителей ближайших домов. В окнах зажглись свечи, из них выглядывали женщины в ночных рубашках и колпаках. Открывались двери, на улицу выскакивали мужчины в сорочках и с мечами.
— Что такое? Что такое?
— Кеччо, ты ранен? — спросил Маттео.
— Нет. На мне кольчуга!
— Слава Богу, ты ее надел. Я видел, как тебя бросило вперед.
— Это от удара. Поначалу я не понял, ранен я или нет.
— Что случилось? Что случилось? — Горожане окружили нас.
— Они пытались убить Кеччо! Кеччо д’Орси!
— Господи! Он жив?
— Кто это сделал?
Взгляды устремились к четырем мужчинам, мешками лежащим на земле, из их ран струилась кровь.
— Они мертвы!
— Грабители?! — воскликнул Эрколе. — Они напали на тебя, не зная, что ты не один.
— Грабители! С какой стати грабителям нападать на меня этой ночью? — спросил Кеччо.
— Смотрите, смотрите, — указал кто-то из зевак, — один шевелится.
Не успели эти слова сорваться с губ мужчины, как один из солдат Эрколе вонзил кинжал в шею раненого, крикнув:
— Bestia![21]
Дрожь пробежала по распростертому на земле телу, и оно застыло.
— Глупец! — сердито рявкнул Маттео. — Почему ты это сделал?
— Он убийца, — ответил солдат.
— Он нам нужен живым, а не мертвым. Мы могли бы узнать, кто его нанял.
— О чем ты? — спросил Эрколе. — Это же обычные грабители.
— Вот и стража! — крикнул кто-то.
Подошли стражники, их быстро ввели в курс дела. Командир выступил вперед, осмотрел лежащие на земле тела.
— Они все мертвы.
— Унесите их, — распорядился Эрколе. — До утра оставьте в церкви.
— Стоп! — остановил его Кеччо. — Пусть принесут факелы, вдруг мы кого-то узнаем.
— Нет, сейчас уже поздно. Сделаем это завтра.
— Поздно будет завтра, Эрколе, — возразил Кеччо. — Несите факелы.
Принесли, осветили лицо первого мужчины, перекошенное гримасой смерти.
— Я его не знаю.
Потом второго.
— И его тоже.
Лица двух остальных также оказались незнакомыми. Кеччо покачал головой. Но тут же раздался голос:
— Эй, да я его знаю!
Мы повернулись к кричавшему.
— И кто он?
— Я его знаю. Это солдат из гвардии графа.
— Ага! — Маттео и Кеччо переглянулись. — Из гвардии графа!
— Это ложь, — возмутился Эрколе. — Я знаю их всех, а этого вижу впервые. Говорю вам, это грабители.
— Эрколе, безусловно, прав, — кивнул Кеччо. — Это обычные грабители. Пусть их унесут. Они уже заплатили высокую цену. Доброй ночи, друзья мои. Доброй ночи, Эрколе, и спасибо тебе.
Стражники подхватили трупы за голову и ноги и одного за другим унесли по темной улице. Мы втроем двинулись дальше, зеваки разошлись, все вокруг вновь стало тихо и пустынно.
Мы молча шли бок о бок. Добрались до дворца д’Орси, вошли, поднялись наверх, в кабинет Кеччо. Слуги принесли свечи, удалились, плотно затворив за собой дверь, после чего Кеччо повернулся к нам.
— И что?
Мы с Маттео промолчали. Кеччо сжал кулаки, глаза его сверкнули, он прошипел:
— Негодяй!
Мы все знали, что приказ отдал граф.
— Клянусь Богом, я так рад, что ты жив и невредим, — сказал Маттео.
— Каким же я был дураком, поверив его словам! Мне следовало знать, что он никогда не забудет оскорбление, которое я ему нанес.
— Он все хорошо спланировал, — заметил Маттео.
— Кроме солдата, — напомнил я. — Не предусмотрел, что его могут узнать.
— Возможно, он командовал остальными. Но как хорошо он все подготовил, задержал нас после ухода остальных, чуть не убедил Филиппо и меня уйти домой, оставив тебя одного. Катерина в этом участвовала.
— Интересно, почему он не отменил покушения, когда понял, что вы не один? — спросил я.
— Он знает, что один я никуда не хожу, а второго такого случая могло и не представиться. Возможно, он думал, что им удастся отбиться от вас, может, даже убить.
— А Эрколе и его люди?
— Да, я думал об этом. Единственное объяснение — они ждали наготове, чтобы прикрыть их отступление, если бы они добились успеха, и убить, если бы покушение провалилось или они не смогли бы сбежать.
