Я задумался.
Я очень сильно задумался.
* * *
Симы дома не оказалось. Никто не знал, где он. Я на всякий случай позвонил Клаве, спросил как у неё дела, и очень осторожно поинтересовался о друге. По её глубокому убеждению Сима зависал в чужом гараже и помогал чинить совсем незнакомому для неё приятелю машину. И так уже вторые сутки. «Ты же его знаешь!» — сказала она напоследок. Я ждал тяжелого вздоха. Многозначительную паузу. Но прозвучал нелепый смешок. Я повесил трубку телефонного автомата и пошел домой, думая о детской наивности замешанной на бессердечности и беспечности. Почему же я так волновался? Почему дыхание перехватывает?
В тот день я долго гладил автомат. Сидел на мягких подушках под вешалкой для курток и не мог оторваться от дурного занятия. Кот, так не успокаивал меня, как процесс поглаживания вороной стали, перебирания в руках тупорылых патронов. Надо бы назвать автомат. Дать имя. Он же живой. Всё понимает, со всем соглашается и до поры до времени молчит. Однако я почему-то знал, что скоро он заговорит. Затявкает коротко и яростно, как настоящий немец. И мне ужасно не хотелось услышать автоматной речи. Тем более ставить крест на своей не начавшейся жизни.
Правда, ведь ничего не случится?
Что может произойти?
Сима найдется. Он и раньше терялся на пару дней. Подумаешь! Взрослый парень! Чинит машину! Точно.
Холодная сталь приятно холодила и успокаивала. Я обязательно придумаю тебе имя, малыш. Даже постоянно пьяные викинги и уважающие себя рыцари-извращенцы всегда называли своё любимое оружие какими-нибудь витиеватыми именами. О, эти парни так же сидели, как мы с тобой и ожидали тревожного завтрашнего дня. А потом сливались в одно целое и погибали в урагане битве. Бесследно и часто бесславно. Словно и не существовали никогда.
Тевтон.
Мысль пронеслась трассирующей пулей в темноте. А что? Мне нравится. Хорошее имя для немецкого автомата.
Весь следующий день я часто возвращался в мыслях к Семену и Тевтону, но что греха таить — вскользь. На то нашлась причина — наш бизнес лихорадило. Руслан нашел новых оптовиков, и те очень дешево скидывали спирт. Как мы искали деньги! Крупная сделка сулила колоссальную прибыль. Мы вытянули из ларьков, что смогли. Гарик обязательно бы помог, но куда-то пропал. Требовалась наличка. И Руслан пошел на крайние меры, занял зеленые деньги под маленький процент у хороших знакомых. Я уверен, что он вскрыл дома кубышку и достал нужную сумму, но вида не показал. К чему? С недавних пор меня стало многое забавлять. Скажи Руслан правду и потребуй увеличения доли, и маленькая ложь не понадобилась. Мы обменяли деньги на деньги в банке, купили спирт, заказали грузовик, погрузились, приехали к своему самому большому ларьку и обомлели. Как ни странно, я первый заметил перемены. Стал напротив витрины и раскрыл рот. Руслан что-то кричал. Подошел ко мне. Снова кричал. Пытался тормошить. Потом так же уставился в витрину и замолчал.
Изобилие товара наших ларьков всегда радовали покупателей. Одной водки сорок видов. Коньяк, бренди, вина, коробки конфет и бесконечные ряды сигарет и пива. Чего только нет! У нас люди впервые пробовали темное пиво, плевались и грозились избить, так как думали, что мы продаём испорченный товар. А сколько я продал сникерсов! Мы любили свой головной ларек. Мы заботились об ассортименте. И старались «не потерять лицо».
Сейчас в витрине стояло три бутылки водки, одинокая башенка бренди и несколько плиток шоколада.
— Ничего себе, — сказал я. У Руслана задрожали губы. Они плясали и не хотели соединяться в четкие линии. Из грузовика посигналили. Долго и настойчиво. Проклятый водила. Мы обернулись на звук, и он резко пропал. Оборвался, жалобно давясь. В стекле метнулась тень — нас заметила женщина-продавец. Признаться, это я настоял на том, чтобы её приняли на работу. Пенсионерка, бывший инженер-технолог — я читал её трудовую книжку и упивался. Руслан решил сделать мне приятное, дал почувствовать себя «боссом» и перешагнул через свои устои и вот результат. Я опять ошибся в людях. Кажется, я вздохнул. Руслан посмотрел на меня и пошел к ларьку. Продавец открыла дверь, прошла на своё место и величественно села на облезлый стул. Она курила, сплевывала на пол и как-то вызывающе смотрела на наши застывшие фигуры в проёме, то ли оценивая, то ли прицениваясь кого бы трахнуть первым.
— Пить будете? — спросила она, и я понял — мертвецки пьяна.
— Нет. Спасибо, — ответил Руслан.
— Что-нибудь случилось? — спросил я, желая предугадать ситуацию или подсказать женщине выход из конфликта.
— У кого? — Она опешила. Мы помолчали. В какую-то секунду она стала приходить в себя. Слова посыпались из неё, сливаясь в монолитный поток:
— Да ничего не случилось. Да, вы не беспокойтесь. Я немножко устала от работы. Решила отдохнуть. Много товара. Убрала часть. Да, Руслан. Ты же меня знаешь. Я вас никогда не подводила. Ну, что вы остолбенели? Проходите. Садитесь. Сейчас будем пить. — Я почему-то вспомнил, как старательно она обставляла своё рабочее место: вытирала пыль с кассы, сплавляла мелочь, приветливо улыбалась — я не мог нарадоваться её трудолюбию и считал лучшим продавцом в наших ларьках.
— Вот что. — Руслан пришел в себя. — Забирай коньяк. — Кивок на недопитую бутылку. — И иди домой.
— А зачем?
— Просто идите домой. — Я попытался улыбнуться.
— А что мне дома делать? Тут люди. Тут вы. Садитесь парни.
Я никогда не видел раньше, как Руслан кричит. Его флегматичный характер наводил тоску и зевоту. Друг покраснел. Затопал ногами. Закричал не в свойственной манере поведения для его типа личности. И по-детски матерясь, наводя страх на меня, но не на опытного инженера-технолога, попросил удалиться далеко и надолго, так как трудовой контракт между заинтересованными сторонами с этой минуты аннулирован.
Я чувствовал себя виновным в случившемся происшествии. Мы закрылись и принялись разгружать грузовик. Руслан на меня не смотрел и отошел только через час.
— Больше пенсионеров не берем на работу, — сказал он.
— Ладно, — сказал я.
— И, пока не раскидаем спирт по точкам, будем спать в ларьке и охранять ящики.
Я с тоской посмотрел на ряды картона, упирающегося в потолок и снова сказал:
— Ладно.
— И проведем ревизию! Высчитаем с бабки каждую копейку.
— Ладно.
— Жить будем в ларьке!
— Ладно. Какие проблемы? Я дома только спал. Могу спать и на работе. Никаких проблем!
Руслан почувствовал себя боссом и улыбнулся. Я облегченно перевел дыхание. Мы старались не смотреть друг другу в глаза. Вечернее время за восстановлением витрины прошло быстро. Пришел и ушел «ночник». Парень на пару дней стал безработным — ларек превратился в склад. Я чувствовал себя заложником. Настроение испортилось, сходя на коварную отметку ноль. Руслан, напротив: с проведением ревизии вошел в постоянный флегматический цикл, и на лице его проблесками замелькала улыбка дауна — не досчитались копейки.
— Тебе не кажется, что вернулось то время, когда мы начинали? — спросил Руслан.
— Мне такое кажется каждое утро. Особенно после того, как мы отдали все деньги Гарику.
— Не ной. Надо быть оптимистом.
— Кто бы говорил!
— Посмотри! Это всё наше! — Руся обвел рукой коробки. Ничего не шевельнулось в моей груди, когда я рассматривал серый от пыли картон. Абсолютно. Он уехал ужинать и обещал привезти одеяла. Я соорудил себе из коробок трон, сел раскинув руки в широкие подлокотники, и прикрыл глаза. Тишина длилась не долго. За металлической обшивкой звуками наполнялась улица: далёкие голоса то приближались, то удалялись; отчаянно надрывалась в конце улицы сигнализация невидимого автомобиля; ветер ворошил мусор и опавшие листья; случайные капли барабанили по крыши, заставляя замирать; где-то, рядом или под полом скреблись мыши. Мыши! Теперь я слушал звуки с широко раскрытыми глазами. С каждой бесконечной секундой я ощущал, как мне тяжело без Тевтона. Мыши. Как же мы будем спать?
Руслан привез термос чая и домашних котлет — ужин мне. Пока я насыщался, он раскладывал на верху одеяла и говорил:
— Вокруг ларька ходят странные люди.
Я перестал жевать. Осторожно предложил:
— Вот сейчас бы нам пригодился мой автомат.
— Автомат? Зачем он нам? Одно дело кого-то ограбить, другое убить двух сторожей. Хорошо, что ты от него избавился. Не думал, что ты так просто расстанешься с подобной игрушкой.
Я ничего не ответил. Отвел глаза. Старательно зажевал.
— Ты знаешь. Сима пропал.
— В самом деле? — спросил Руся. Его лицо слащаво расплылось в улыбке.
— У него серьёзные проблемы.
— У него всегда «серьёзные проблемы!» Сколько Симу знаю, он каждый раз рассказывает о своих проблемах, делает страшные глаза и переходит на зловещий шепот. Проходит день — остаётся в памяти мертвое шевеление губ.
