Зеленая приняла его игру: а откуда ты знаешь, что мы чудесные? А может, совсем наоборот… а может быть, мы вовсе не такие уж чудесные… наверно, ты не знаешь, с кем имеешь дело… вы, наверно, часто так сидите и ждете, а мы вот нет…
Маврикий встал, принес новые коктейли, все начинало двигаться в правильном направлении.
Марта бы никогда в жизни так себя не вела.
Я вовремя остановил себя, напомнив, что вообще-то она поступила значительно хуже.
После третьего коктейля девушки расслабились, Глядящая даже засмеялась искренне, когда Маврикий рассказывал свой коронный и неизменный в течение четырех лет анекдот о летающих рубанках, а Зеленая начала оказывать мне знаки внимания.
Иногда лучшим способом привлечь к себе внимание женщины является безразличие, я довольно часто пользовался этим приемом.
Глядящая теперь только иногда поглядывала на дверь, скорее для вида, как бы выполняя задание – чтобы мы ничего «такого» себе не подумали. Маврикий пригласил Зеленую на «Мамбу намба файв», и она даже весьма неплохо двигалась на этих своих немыслимых каблуках, а когда они вернулись за стол, легонько толкнул меня в плечо:
– А теперь мы вместе с Иеремиашем сходим за выпивкой.
Я встал неохотно – я уже понимал, о чем пойдет речь.
– Старик, девочки уже готовы, я бы с Эвкой замутил, ты же можешь с этой Изой, ну будь человеком, не порти, блин, вечер, отличные девочки, я тебе говорю.
Если бы мне выбирать – я бы выбрал Эвку, но ладно, надо признаться самому себе, что вполне может быть и та, другая, имени которой я не запомнил.
– Легко идет, а может, от этого дети получатся? – Маврикий толкнул меня шутливо в плечо, и мое только было воспрявшее либидо моментально скукожилось. На слово «дети» мои сперматозоиды реагируют всегда одинаково – прячутся.
– Ну, может быть, все-таки нет, – ответил и заказал четыре джина с тоником. Один могу и выпить, мир вокруг станет приятнее.
– Теперь ты платишь, старик, – предупредил решительно Маврикий. – Говорю тебе, одна хорошая ночка – и ты и думать забудешь о Марте. Они же все одинаковые!
Как будто я о ней думаю!
Я про себя поблагодарил друга за то, что он вернул меня к мыслям об уже не существующей женщине и о моей неудавшейся жизни, но решил все же расправить крылья.
Девушки были симпатичные и не выглядели так, будто ищут себе мужа, не говоря уже о детях. Мимолетная связь, приносящая удовольствие обеим сторонам, – в этом нет ничего плохого или грешного, нет причин для рассуждений, а что было бы, если. Я целых четыре года даже не думал о других женщинах. Конечно, на улице я оборачивался вслед симпатичной девушке – это нормально, но ни разу, ни на секунду я не чувствовал потребности переспать с кем-то – а случаев подходящих было хоть отбавляй.
«Ты можешь это сделать, – повторял я про себя, неся напитки к столику. – Ты можешь это сделать».
За нашим столиком сидели наши девушки.
А еще – двое накачанных парней.
– Это Томек, а это Иеремиаш, а это Боджо, а это Маврикий, – защебетала Глядящая, прижимаясь к плечу высокого блондина.
Понятно. Они были уже легкой добычей – и охотники, разумеется, нашлись быстро.
Мне это не понравилось.
– Эти ребята вам не мешают? – Маврикий смотрел сверху на парня, который радостно тискал его девушку.
– Да нет, они просто опоздали, – ответила довольная Зеленая и прижалась к брюнету, который был на целую голову выше Маврикия.
– А Иеремиаш и Маврикий работают в кино, – сообщила она серьезно и рассмеялась переливчато.
Боджо или Томек – я не понял пока, кто из них кто, – посмотрел на нас выразительно и сказал:
– Но моя девочка ведь не купилась на это, правда?
– Ну что ты!
– Господа, сколько я вам должен? – парень залез в карман куртки – красивой, кожаной – и вынул оттуда черный кошелек. Он нас, вероятно, воспринимал как официантов.
А я чувствовал себя как коровья задница.
– За счет заведения, – ответил Маврикий и поставил два коктейля, которые тащил, перед брюнетом с легким поклоном: – Развлекайтесь.
* * *
Мы с Маврикием распрощались довольно быстро.
Вечер был еще ранний, но ни у него, ни у меня уже не было желания продолжать. Выйдя из клуба, мы с ним рассчитались – расходы поделили пополам. Снова сотни как не бывало.
– Глупые бабы, – коротко подвел итог Маврикий. – Еще пожалеют.
Я жалел, что дал Маврикию себя вытащить. И мечтал только об одном – рухнуть спать.
Завтра меня ожидал трудный день, потому что в понедельник всегда бывает много вызовов. Я уже договорился с четырьмя клиентами, и мотаться мне предстояло исключительно много: один вызов на Праге, потом монтаж антенны – на дальнем Урсинове, потом – взбесившийся пульт на Урсусе, а потом подключение оборудования на Мокотове. Специально в таком порядке, чтобы человеку было потруднее. Целый день езды.
Домой я пошел пешком. Мороз стал поменьше, во второй половине марта должно быть уже тепло… долгая какая зима в этом году, целыми днями вожу свою задницу в машине, прогулка мне на пользу. Я шел мимо магазинов, глазея на витрины. Зоомагазин на продажу, потом шикарные шмотки, обувь, какие-то телефоны, индийский магазин, я был там с Мартой, а теперь я один и вполне счастлив быть один… ночной круглосуточный магазин, я один на всем белом свете или как? Пусто – всех с улиц будто корова языком слизала. А нет, из кинотеатра «Фемина» высыпалась толпа…
Надо было идти в кино.
Целый вечер псу под хвост.
Я ускорил шаг, пара километров для сохранения хорошей формы – я теперь буду делать это каждый день. Я иногда хожу в тренажерный зал с Толстым, но не могу сказать, что это мое любимое занятие.
Дома я был около одиннадцати, голодный как волк.
Выяснилось, что у меня нет никакой еды, – просто шаром покати.
Я заказал пиццу, включил телевизор. Вот больше всего мне нравится, что я могу теперь заказывать себе пиццу, причем такую, какую люблю я, а не такую, «которую любят оба».
И не слышать при этом:
– Зачем пицца?
– То есть тебе уже не нравится, как я готовлю?
– Ты же не знаешь, что они туда кладут, какая-то ветчина с истекшим сроком годности, мясо неизвестного происхождения…
– Ну ладно, заказывай, но только такую, которую сможем есть оба…
И заканчивалось все, черт возьми, на диване, с отвратительной вегетарианской пиццей, без малейшего намека на мясо, потому как «отношения требуют компромиссов». С моей стороны, разумеется.
Неудачник!
Никаких компромиссов! Никогда больше!
Я заказал большую гавайскую с двойной ветчиной, с добавлением салями и сосисок, грибов и с острым соусом. Наконец-то я могу есть что хочу! С большим содержанием насыщенных и ненасыщенных жиров, с холестеролом и без брезгливых комментариев непорядочной женщины, которая четыре года водила меня за нос.
* * *
Проснулся я в два перед телевизором.
Живот у меня был переполнен, на экране какая-то девица на фоне фотообоев с изображением морского дна уговаривала меня, чтобы я из букв «к, ш, о, к, а» составил слово и позвонил – и тогда выиграю тысячи. Разумеется, если угадаю слово. И конечно, если мне удастся дозвониться. Дозвониться раз, другой – и каждый раз слышать, что, к сожалению, старик, ты неудачник, попробуй еще раз, ведь это стоит всего-то пару злотых, я знаю – мы с Толстым как-то раз пытались. Интересно, неужели в этой стране кто-то до сих пор ведется на это и звонит? Девушка нагибается к камере, смотрит зазывно, поглаживает себя по бедрам, по попке, по груди и искушает: звони, звони, угадай, постарайся, в этот раз у тебя точно получится, это же не трудная загадка.
А мне хочется блевать.
Что ж мне так плохо-то?
Наверно, от того, что я запил пиццу водопроводной водой, а не пивом. Хотя от этого вроде никакого свинства быть не должно.
Я просто устал.
Я валюсь в постель, и какое счастье, что никто мне с укором не скажет:
– Ну ты же ведь не ляжешь спать грязный?
Вообще-то я работаю на кабельном…
Сияние
Прямо рядом с маминым домом, на большом газоне, который отделял наш дом от соседнего (там до войны была вилла, но войны она не пережила), росла липа, прекрасная, толстая, старая, она, наверно, помнила и Первую мировую войну, и войну тысяча девятьсот двадцатого года, а может быть, даже, будучи еще совсем молоденькой липкой, липкой-подростком, застала и Ноябрьское восстание. Она была и правда большая. Сбоку от нее на этой заброшенной маленькой полянке рос еще и довольно крупный жасмин, он был похож на домик, полный птиц, но я больше всего любил смотреть на эту липу. Поскольку окна моей комнаты выходили на юго-запад, солнца в ней было много, даже зимой комната была наполнена солнечным светом, и только летом благодаря липе у меня было свежо и прохладно.