– На месте – нет, – ответил врач. – Мы его по пути на подстанцию подобрали, сначала думали – пьяный, а когда осмотрели...
– Там еще осколки были на асфальте, явно от битой фары, – добавил фельдшер.
– Люда, звони в милицию, – распорядилась Ольга и сказала бригаде: – Спасибо, можете ехать.
– За что спасибо? – улыбнулся врач, берясь за каталку.
– За работу. Раздели, осмотрели, катетер поставили, трубку. Другие бы зашвырнули в машину – что возиться, больница в двух шагах, и привезли бы, ничего не сделав.
– Не скромничай, Юр! – вставил Башилов. – Хвалят – гордись.
«Дыхательный» аппарат он настроил на «добровольнопринудительный режим» – пока пациент дышит сам – аппарат бездействует, как только пациент перестает регулярно вдыхать и выдыхать – аппарат начинает дышать за него.
Час ушел на обычную и привычную возню с тяжелыми больными: поддержание жизненно важных функций, попытки стабилизировать состояние и параллельно – обследование. Еще не зная группы крови пациента, Ольга попросила лабораторию бросить все и провести срочные анализы на ВИЧ-инфекцию, сифилис и гепатиты.
– А гепатиты обязательно? – поинтересовалась доктор из лаборатории.
– Если у вас нет «полосок», я сделаю сама. – У Ольги был некоторый запас экспресс-тестовых полосок.
– Да мы сделаем, просто их информативность такова...
– Я в курсе, но тем не менее...
Экспресс-тесты могли пропустить тот или иной гепатит, но если уж определяли его, то наверняка.
Неожиданно быстро приехала милиция – два мужика в штатском. Ольга не помнила их должностей и званий, но знала, что одного зовут Саней, а другого – Виктором. Саня когда-то даже пытался с ней заигрывать, но быстро оставил это занятие, убедившись в его абсолютной бесперспективности.
Потоптавшись вокруг пациента, Саня поинтересовался:
– А когда его можно будет допросить?
– Скоро, – «обнадежил» Башилов, регулируя колесиком скорость капельницы и тут же добавил, чтобы не вводить представителей власти в заблуждение: – Только допрашивать его будет апостол Петр...
– Что – так хреново? – не поверил Саня.
– А что – не видно? – съехидничал Башилов.
Ольга расписалась там, где попросил Виктор, а Башилов тем временем сделал отметку о милицейском осмотре в истории болезни.
– Если он вдруг надумает поговорить с нами... – обернулся с порога Саня.
– Сразу же позвоним, – заверила Ольга. – Не первый день замужем.
Замужем, кстати говоря, она никогда не была. Сначала как-то не нравились кандидаты, а потом Ольга поняла, что одной жить скучнее, но проще. Да и что такое есть скука, как не оборотная сторона спокойствия? Хотя если бы сейчас какой-нибудь... нет, не какой-нибудь, а такой, какой надо, настоящий, одним словом, мужчина, позвал бы ее идти рука об руку и все такое прочее, то Ольга бы не отказалась. Кто ж от своего счастья отказывается? Только полные идиоты и идиотки.
Пришел недовольный невропатолог.
– Пообедать не дали, – пожаловался он.
– Так это ж только на благо, Дмитрий Григорьевич, – пошутил Башилов, хлопая невропатолога по солидному пузу. – Глядишь, так и зеркальная болезнь пройдет...
– Жопа! Полная жопа! – Высказался по завершении осмотра Дмитрий Григорьевич.
– В историю, пожалуйста, запишите более развернуто и менее экспрессивно, – попросила Ольга и ушла к себе: пора было звонить Валерию Кирилловичу.
– Запишу, – буркнул невропатолог. У вас тут вроде еще кто-то был?..
Дело из келейного стало официальным и шифроваться уже не было необходимости. Никогда не стоит афишировать заказ и целенаправленный поиск органа, ведь тут очень легко можно нарваться на обвинение. На какое? Да хоть в умышленном убийстве! Вели, дескать, больного спустя рукава, ускоряя своим бездействием (а то и действиями!) его кончину, чтобы изъять нужный орган. «Заказ» ведь был? Был. То-то же. Совсем другое дело, когда врачи уже не сомневаются в печальном конце и сообщают коллегам-трансплантологам о наличии пригодного к изъятию органа. Суть одна, впечатления разные.
– Валерий Кириллович, это Морозова. У нас есть перспективный донор. Мужчина около тридцати, закрытое чээмтэ, скорее всего результат «авто». Первая группа, ВИЧ и прочее отрицательны, состояние крайне тяжелое и продолжает ухудшаться несмотря на наши усилия.
– Следы ушибов, раны?
– Только на голове.
– Спасибо, Ольга Вячеславовна, у нас как раз есть срочная потребность в почке, а тут вы нам сразу две обещаете... – На словах «сразу две» Валерий Кириллович сделал ударение.
Ольга прекрасно поняла, что он хотел сказать. Вторая почка будет оплачена по обычному тарифу. Что ж – это справедливо, срочный заказ ведь был на одну.
– ...А каковы временные перспективы?
Операцию по пересадке почки требует подготовки – это вам не абсцесс на пальце вскрыть.
– Три-четыре часа.
– Хорошо, Ольга Вячеславовна, спасибо вам. Сейчас вышлю к вам бригаду.
Изъятие органов, как и их транспортировка, – это целая наука. Правильно вырезать, отмыть от крови, заполнить консервирующим раствором, поместить в заполненную консервантом стерильную емкость (ею обычно служит крепкий полиэтиленовый пакет), эту емкость поставить или положить в другую, заполненную дробленым льдом (тоже, разумеется, стерильным), и затем убрать в третий уже по счету пакет или контейнер, заполненный сильно охлажденным физиологическим раствором. Упакованный таким образом орган помещается в холодильник, настроенный на поддержание температуры около пяти градусов выше нуля, и может храниться сутки-другие. Одно из основных правил трансплантологии гласит: «Чем раньше, тем лучше», то есть чем скорее будет пересажен орган, тем лучше он приживется.
Около пяти часов дед Гасанов, поддерживаемый дежурной медсестрой, с гордым видом прошествовал в туалет и с еще более гордым видом вернулся обратно. Усевшись на свою кровать, дед отпустил плечо медсестры с видимым сожалением.
– Ничего, – отдышавшись, сказал он. – Рано еще умирать.
– Конечно рано, – согласилась медсестра, потирая плечо.
Хватка у деда был просто железная.
– Ну что, вроде как все нормально, – сказал Башилов, протягивая Ольге гасановскую историю. – Не кровит, не роняет, не сбивается.
– Завтра и «спустим», – ответила Ольга. Затем посмотрела на кандидата в доноры и распорядилась: – А его в «закуток» переведите.
«Закутком» назывался отдельный четырехкоечный резервный отсек, куда обычно было принято класть умирающих, чтобы они не расстраивали своим видом и поведением соседей, «твердо вставших на путь выздоровления».
– Сейчас! – Обе дежурившие медсестры бросились выполнять распоряжение заведующей.
«Хороший я администратор!» – в очередной раз порадовалась Ольга. Она была уверена, что реанимационное отделение – не предел ее возможностей. Надо будет – и больницу потянет, и как потянет! Другим главврачам в пример будут ее ставить.
Сыновья Гасанова перехватили Ольгу у дверей кабинета и попытались «отблагодарить». То ли углядели в щелочку гуляющего по залу отца, то ли медсестры «слили» информацию.
– Дождемся завтрашнего дня, – строго сказала им Ольга.
Можно было бы и взять, но тогда если дед вдруг помрет ночью (а в его возрасте этого исключить нельзя), то утром деньги придется возвращать. Какой смысл? Лучше взять, когда дед уже покинет реанимацию. Гасановы не кинут, по глазам видно. Умные люди, понимают, что земля круглая, что Москва маленькая и что хорошее отношение врачей надо ценить.
В шестом часу позвонил Валерий Кириллович. На этот раз – на мобильный.
– Как дела?
– Ждем, – ответила Ольга. – Операционная готова.
Заведующий оперблоком Кочин был в доле. Пусть и небольшой, но позволяющей Ольге без помех решать все операционные проблемы.
– Ребята скоро должны быть у вас. Пробки.
– Пробки, – согласилась Ольга и повторила: – Ждем.
– Мы уже завязались на время, – предупредил Валерий Кириллович.
«Шантажист, – подумала Ольга. – Ты завязываешься на время, а я беру грех на душу».
Такое было уже пять раз. Впрочем, какой это грех – облегчить муки умирающего и позволить ему поскорее покинуть этот мир? Вот японцы смотрят на вещи правильно. Там каждому самураю, вспарывающему себе живот, полагается помощник, который рубит бедовую самурайскую головушку, чтобы уж недолго она мучилась. И разве кто-то его назовет убийцей? Отнюдь нет – только благородным избавителем.
Орган нужен для благого дела – продлить чью-то жизнь. Тоже очень благородно. Да и вообще – она же видит прогноз, чует перспективу и исходит именно из этого. Взять хотя бы этого неизвестного. Лежит себе овощем без сознания и без всякой надежды на улучшение. Наоборот – все ему, бедняге, хуже и хуже. Вот, даже дышать перестал самостоятельно, аппарат за него дышит. Видно, видно, что не жилец. Так чего тянуть? Не исключено ведь, что он, бедолага, страдает...
