После ухода реаниматолога Чулков наконец-то вплотную занялся больным.
– На что жалуетесь? – Первый вопрос был традиционным и легко предсказуемым.
– На боль в груди и слабость.
– Как давно? – Второй вопрос тоже не отличался оригинальностью.
– Да все последнее время.
– С сорок пятого года? – неуклюже пошутил Чулков.
– Почему вы издеваетесь? – возмутился больной, привставая в каталке. – При чем здесь сорок пятый год? Мне тогда было... было...
– Как давно ухудшилось состояние? – повторил свой вопрос Чулков.
– С месяц где-то... да, с месяц.
– Что сказали реаниматологи? – спросил подошедший заведующий отделением.
– Написали отказ.
– Ну,. давай работай, – благословил заведующий и ушел к себе в кабинет, где его ждало очень важное дело – победоносное завершение кампании «Повелителей орды» в пятых «героях меча и магии».
Закончив сбор анамнеза, Чулков велел больному лежать смирно, чтобы ненароком не свалиться на пол, и ушел на поиски медсестры Ларисы Скрынник.
Ларису долго искать не пришлось – как и ожидал Чулков, она сидела у старшей сестры. Задушевные подруги перемывали косточки сотрудникам больницы.
– ...фотографии не проблема, их сейчас в фотошопе наделать можно, с кем угодно, хоть с самим Леонардо ди Каприо... Что, Виктор Павлович, разве привезли кого-то?
– Да уже давно. – Чулков изобразил недовольство, но весьма умеренное и даже деликатное.
Лариса была злопамятна и обидчива. Ее недовольство грозило обернуться для Чулкова отлучением от ее же тела, восхитительно обильного и очень щедрого на ласки. По установившейся традиции Лариса дарила Чулкова любовью где-нибудь после полуночи, в минуту затишья. Иногда нетерпеливый Чулков создавал эту минуту сам, на четверть часа оставляя приемное отделение на охранника. Охранникам, кстати говоря, тоже нередко перепадало Ларисиного тела, и тогда уже Чулков сидел в приемном и за себя, и за охранника. Завистливые медсестры, втайне мечтавшие хотя бы о сотой доли достающегося Ларисе мужского внимания, прозвали ее «переходящим призом».
– Да, я – приз! – гордо заявляла ханжам Лариса. – А вы все – завистливые дуры! Посмотрите на себя, на вас же смотреть тошно! А теперь посмотрите на меня!
И любовно оглаживала свой бюст четвертого размера, который и без лифчика смотрелся весьма впечатляюще. Приз, как есть приз!
– Уже бегу, – пообещала Лариса, но вместо того, чтобы встать и выйти, продолжила свой рассказ: – Ну а вырезать чужого мужа и вклеить его на свой диван – это как два пальца об асфальт! Я и говорю: «Прежде чем мужа из дому выгонять, ты бы разобралась». Ну, а она, ясное дело, в слезы...
– Да вернется он к ней, – сказала старшая сестра.
– Конечно вернется...
Чулков вышел в коридор, прислушался – не шумит ли дед? – и достал из кармана пачку «Винстона». Курить решил не на улице, а в туалете, чтобы лишний раз не попадаться на глаза настырному деду.
Денек сегодня выдался славный. Только летом, когда все разъезжаются по отпускам и дачам, выпадают такие деньки – несуетливые и приятные, когда от одного больного до другого можно не только перекусить и перекурить, но и выспаться.
Сделав вторую затяжку, Чулков услышал, как по коридору затопала Лариса. Торопиться не стал – пусть пока разденет деда, снимет кардиограмму (реаниматологи, сволочи, снимать не стали – отфутболили деда по той, что привезла «скорая»).
В кабинете тем временем Лариса помогла больному перебраться на кушетку и попыталась отнять у него сумку.
– Ну что вы в нее вцепились? – сердилась она. – Можно подумать – убежит она от вас. Поставьте рядом с кушеткой, никуда не денется ваша сумка.
Старик сердито сопел и все норовил приладить сумку вместо подушки, но этот вариант не устраивал Ларису.
– Я просила вас не сесть, а лечь! Ну что за народ!
Наконец был найден компромисс – сумка спустилась на пол, а одна из ручек осталась в правом кулаке хозяина. Лариса помянула чью-то мать и стала накладывать электроды. Смазать их гелем она, по обыкновению, забыла.
– «Наводка» будет, – напомнил Чулков, думая о том, что старый хрыч неспроста так трясется над своим вещмешком – явно там есть чем поживиться.
Еще в первый год работы на «скорой» Витя Чулков понял смысл народной мудрости «под лежачий камень вода не течет». Если ждать, пока тебе дадут, – много не дождешься. Свое надо брать, то есть надо брать чужое, чтобы оно стало своим.
Брал везде – и в карманах «уличных» пациентов, и в квартирах.
Брал по-умному – деньги, только деньги, и ничего кроме денег. На деньгах не спалишься, а вот на колечке с брюликом – запросто. На подстанции, кстати, был такой случай – стянул один из врачей колечко на вызове, а через три часа это самое колечко у него изъяли оперативники. Тетка видела «акт приватизации», и стоило только бригаде выйти за дверь, позвонила в милицию. Идиоту дали три года.
Брал только тогда, когда можно было взять незаметно. Хорошо знал, что в первую очередь закладывают свои, поэтому на глазах у фельдшера и водителя ничего себе не позволял. Во-первых, не любил делиться, жаль было отдавать свое. Во-вторых, ежедневно слушал в курилке похвальбы на тему «мы закалымили» и не собирался фигурировать в подобных рассказах. В-третьих, мыслил глобально: «Береженого Бог бережет, небереженого конвой стережет».
Ничего так выходило, в иные месяцы аж по пять зарплат. В другие, правда, и ползарплаты не набиралось. И – никаких пересудов и подозрений. Во всяком случае за все годы ни разу никто не пожаловался. То ли не могли заподозрить, то ли понимали, что все равно ничего не докажешь и не хотели попусту себе нервы трепать.
В приемном отделении, конечно, в смысле «находок» было не ахти, но все же перепадало, и перепадало не так уж и редко...
Лариса начала поодиночке отцеплять электроды, выдавливать на них гель из тюбика и накладывать заново.
– Холодно, – пожаловался старик.
– Привыкайте, – посоветовала Лариса, намекая не на длительность процедуры, а на могильный холод.
Когда кардиограмма была снята (никакой отрицательной динамики, видимо, реаниматологи были правы), больной попросился в туалет.
«На ловца и зверь бежит», – обрадовался Чулков и попросил:
– Лариса, проводи дедушку в туалет.
– Сам дойдет, не маленький, – фыркнула Лариса.
Тут уж Чулков не выдержал и прикрикнул:
– Проводи или принеси ему «утку»!
– Ну вот еще – буду я с «уткой» бегать, – проворчала Лариса. – Нашли официантку. Пойдемте, дедушка.
– Сумку оставьте, – строго сказал Чулков. – В туалет с сумками не ходят – еще уроните ее там.
Минуты две старик, разрываемый зовом природы и голосом разума, колебался, но потом зов природы все же победил.
– Приглядите за моими вещами, – попросил он Чулкова, ставя сумку на кушетку.
– Вы ее еще мне на голову поставьте! – возмутилась Лариса. – А ну спустите на пол!
Сумка переместилась в угол.
– Все будет в порядке, – заверил Чулков. – Ларис, ты там покарауль за дверью, мало ли...
Полгода назад один из больных пошел отлить и получил перелом нижней челюсти – потерял сознание и упал в кабинке, причем упал так неудачно, что ударился подбородком о унитаз. Шуму было много, заведующий и дежурный врач получили по строгому выговору.
– Покараулю, не беспокойтесь, – пообещала Лариса и обернулась к деду: – Следуйте за мной!
Как только дверь закрылась, Чулков начал ревизию дедовых вещей. Десять минут у него в запасе было точно – старики быстро по-маленькому не ходят.
Так, майки-трусы-носки, складной стаканчик, Евангелие (не мог папаша ничего повеселее в больницу взять), носовые платки, футляр с очками, ключи... А вот и бумажник!
В затертом кожаном бумажнике лежало четыреста тридцать рублей полтинниками и десятками. Что за хрень? Неужели дед скуп настолько, что трясется над подобными суммами? Клиника, блин, чистая психиатрия.
Под подкладкой? Чулков аккуратно прощупал сумку и ничего не нащупал.
Зашил в резинку трусов? Снова облом. Нет, это просто сумасшедший скупердяй!
Чулков начал убирать вещи в сумку. К деньгам не притронулся – ну их, несерьезно как-то.
Перед тем как убрать Евангелие, зачем-то раскрыл ее и замер.
Сердцевина книги была аккуратно вырезана. В ровной, подогнанной точно по размеру нише Чулков увидел стодолларовую купюру, перетянутую желтой резинкой и догадался, что это не одна купюра, а целая пачка.
Догадка подтвердилась – «стольников» было восемьдесят. Богатый старичок – мечта любого наследника. И какой сообразительный – в Евангелие деньги запрятать.
На несколько секунд замешкался Чулков, помедлив убрать деньги (в свой собственный карман, разумеется), и был наказан – дверь распахнулась, пропуская в смотровую заведующего отделением.
Александр Сергеевич, полностью разделявший «социалистические» взгляды Чулкова (было у них несколько совместных «экспроприаций»), оценил ситуацию мгновенно. Выглянул в коридор, закрыл дверь, подпер ее своей широкой спиной и спросил:
