– Почему ты это сделал? – спросила Рут.
– Прежде всего потому, что ты была очень хорошенькая. Как молочница, помнишь? И я подумал – ну, я, конечно, пил, но я при этом и думал, – как было бы хорошо и просто тебя любить. Ты даже была похожа на невесту в своем белом платье.
– Я была в светло-голубом, – поправила Рут. – А почему просто?
– Менее сложно, – ответил Ричард. Его руки пришли в движение, первый признак нервозности. – Это было ужасно давно, даже трудно себе представить. Семья Киоко отказалась от нее, а в том доме, где мы с ней стали жить, ну… соседи сговорились, вывесили в окнах австралийские флаги и отказались с нами общаться. Мы ожидали чего-то подобного, но все равно оказались не готовы. Если бы я женился на ком-то вроде тебя, они пришли бы к нам с пирогами и детьми.
– Значит, дело не только во мне, – сказала Рут. Он поцеловал ее, чтобы понять, каково это – чувствовать себя обыкновенным человеком, которому ничего не грозит. Почему это раньше не приходило ей в голову?
– Нет, только в тебе, – сказал он. В комнате было тихо. – Мне на самом деле было совестно.
– Мое сердце было разбито, – сказала Рут. Заметив его неподдельное изумление, она, улыбнувшись, воскликнула: – Давай выпьем! За нашу встречу. У меня еще осталось немного виски от Гарри.
– Хорошо, – согласился Ричард.
– Великолепный скотч.
– У юристов всегда великолепный скотч.
– А куда… – Рут встала, слегка нахмурившись, и направилась к шкафчику со спиртным, – куда это Фрида подевала стаканы? Она постоянно все переставляет.
– Ты прекрасно со всем этим справляешься, – заметил Ричард.
Рут была счастлива услышать это. Она плеснула виски в стаканы и уселась рядом с ним на диван. Кажется, события принимали благоприятный оборот. Выдержанный виски казался золотым.
– Ты кажешься мне достаточной, – сказал Ричард.
– Самодостаточной?
– Мне кажется, вы вместе с Фридой образуете маленький мирок, маленький земной шар.
– На самом деле это отдает клаустрофобией. – Рут прибавила к популяции этого мирка кошек. Они сидели у ног Ричарда, не касаясь его. Абсолютно неподвижно, как искусственные.
– На самом деле это замечательно. Мне нравится думать, что она заботится о тебе в любой час дня и ночи.
– Ну, вовсе не в любой, – возразила Рут. – Вечером она идет домой.
– В самом деле? Я думал, она здесь живет.
– Живет? Как будто речь идет о слугах!
– Значит, мне показалось, – мягко сказал Ричард.
– Поверь мне, Фрида не служанка. Она бывает здесь только в будни и только по утрам. После ланча она уходит, а на следующий день ее брат, этот мифический Джордж, привозит ее утром на золотистом такси «Перевозки Янга».
– Ты говоришь о водителе, который меня сюда привез?
– Да, конечно, это Джордж. Как он выглядит?
– Он брат Фриды? Что ж, он действительно похож на фиджийца. Он мне кажется… гм… очень сдержанным. Мало говорит. Так, значит, Фрида остается у тебя, только пока я здесь? У меня возникло впечатление, что она здесь прочно обосновалась.
– Она вообще у меня не остается, – сказала Рут. – Она уезжает каждый вечер перед чаем. Что навело тебя на эту мысль?
– Ее спальня.
Рут подняла голову, как насторожившаяся кошка. Ричард замер со стаканом у рта, как будто она услышала сигнал опасности, к которому он, глухой, но бдительный, до сих пор прислушивался.
– Я просто решил, что это ее спальня, – извиняющимся тоном сказал он.
– Где она?
– В конце коридора.
– В комнате Фила? – спросила Рут, но Ричард не знал комнат по именам ее сыновей, которых никогда не видел.
– В конце коридора, – повторил он.
В конце коридора Рут обнаружила Фриду, ту самую, которая недавно в сером пальто открыла входную дверь, а потом закрыла за собой. Фрида жила в комнате Филипа среди своих вещей. Комната явно была обитаемой, хотя незахламленной и чистой. Мебель была переставлена, к обнажившимся стенам пришпилены незнакомые почтовые открытки, а чемодан аккуратно пристроен вверху гардероба. Фрида сидела на незнакомом стуле с ногами, опущенными в таз с водой, и читала детектив. Тот факт, что у Фриды болят ноги и что она любит детективы, поразил Рут ничуть не меньше того, что она живет – как явственно следовало из увиденного – в ее доме.
– Что происходит? – спросила Рут.
Верхняя часть туловища Фриды осталась неподвижной, но она вынула ноги из таза, сначала одну, потом другую, и встала на расстеленное на полу полотенце. Она держалась невозмутимо, как будто всегда жила и будет жить в этой комнате, и, кажется, не собиралась прерывать молчание. Рут в тишине услышала, как Ричард возится на кухне, открывая краны и гремя посудой.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Рут, крепко сжимая дверную ручку.
– Как – что делаю? – отозвалась Фрида. – Отдыхаю после трудного дня.
– Но почему ты здесь?
– А почему бы мне здесь не быть?
– Я видела, как ты ушла, – сказала Рут.
– Как вы могли видеть, что я ушла, если я не ушла?
– Тогда я слышала, как ты ушла. Слышала, как хлопнула входная дверь. Ты вошла в пальто и пожелала нам спокойной ночи.
– Я выносила мусорные баки, – сказала Фрида. – Их сегодня забирают.
– В пальто?
– Ну да. – И потом: – На улице холодно.
– Я решила, ты уходишь.
– Очевидно, вы предположили, что я ухожу. Непонятно почему.
– Почему бы мне не предположить, что ты уходишь? Ведь ты здесь не живешь.
– О господи! – Фрида сошла с полотенца, оставив большие мокрые следы. – О господи! Вы же знали, что я останусь здесь, чтобы помочь вам с приездом Ричарда. Помните?
– Я знаю, что ты будешь приходить на уик-энд, – возразила Рут, – но не оставаться.
– А помните, мы говорили о Джордже, о моих неприятностях с Джорджем, и вы сказали, что я могу оставаться у вас столько, сколько захочу. И вот я здесь.
– Это неправда, Фрида, то, что ты мне говоришь, неправда. Я помню.
Рут не сомневалась в своих словах, но, несмотря на это, у нее возникло чувство недосказанности, неполноты. Ведь разговор о проблемах с Джорджем действительно имел место.
– Знаете, ваша память уже не та, что прежде.
– Нет, не знаю, – ответила Рут, но это прозвучало не как отрицание слов Фриды, а скорее как признание своей неосведомленности, допущение того, что Фрида права.
Фрида села на незнакомый стул и равнодушно посмотрела на Рут. Ее упорство было твердым как камень. Рут показалось, что если ей удастся отколоть от него кусочек чем-то острым, то это не нарушит его структуры. Однако ее уверенность в том, что Фрида лжет, была тверже алмаза. Ум Рут работал четко и ясно. Ее ясный призматический ум крутился и крутился вокруг того факта, что Фрида лжет. Осознавать нечто так явственно было отрадно, и если это правда, то другой просто не могло быть. В чем еще Рут могла быть уверена с такой безукоризненной непогрешимостью? Внезапно ей страстно захотелось получить несомненные факты того же рода. Всю жизнь она боялась поверить в нечто ложное. Ей постоянно грозила подобная опасность: например, возможность ложно поверить в то, что Христос умер за ее грехи. Рут с ужасом отворачивалась от невероятных вещей. Невероятно, чтобы Фрида лгала, чтобы Ричард после всех этих лет хотел Рут, чтобы дом наполнялся зноем и звуками джунглей и чтобы однажды туда забрел настоящий тигр. Кто в это поверит? Но это было правдой.
– Вы сами себя запутываете, – покорно сказала Фрида.
Ее неподвижное лицо ничего не выражало, в этом лице, казалось, не было Фриды. Рут захотелось, чтобы оно опять пришло в движение или исчезло.
– А теперь иди домой, – сказала Рут. – Позвони Джорджу, чтобы он тебя забрал. А когда ты вернешься завтра утром, мы обо все поговорим.
– Вы серьезно? – Глаза Фриды наконец-то приоткрылись чуть шире. – Вы что, в самом деле хотите вышвырнуть меня из дома среди ночи?
– Ты слышала, что я сказала. – Рут с ужасом услышала свой голос, с фальшивой бравадой произносивший «Ты слышала, что я сказала», как в кино, как будто долгие годы она не учила своих детей не произносить пустых слов.
– Подумайте хорошенько, – сказала Фрида.
Она наклонилась вперед, держа руки на коленях, и Рут вдруг поняла, что их глаза каким-то образом оказались на одном уровне, хотя Фрида сидела, а Рут стояла. Неужели я стала такой маленькой? А Фрида такой большой?
– Подумайте об этом очень хорошо, ваше величество, – сказала Фрида. – Потому что, если вы прогоните меня сейчас, я больше не вернусь.
Потом Фрида встала. Она была огромной. Казалось, она поднялась из океана, принесенная волнами, яростными и синими. Ей не было конца. Ее волосы, уступив силам хаоса, торчали спутанной гривой вокруг головы. И это тоже было новым во Фриде: распущенные непричесанные волосы. Они усиливали впечатление божественной ярости. Пальцы Рут крепко сжимали дверную ручку.
