- Я не хочу продавать свою долю в Пудинге.
- Тогда составь список тех лошадей, против продажи которых ты не возражаешь, - сказал я. - Около десятка для начала.
- И кто же, по-твоему, станет покупать их? Новые владельцы не растут на деревьях, как тебе известно. А половинные доли труднее продать… владельцам нравится видеть свои имена в программах скачек и в прессе.
- Я знаю уйму бизнесменов, которые рады будут иметь скаковую лошадь, но всячески избегают публичности. Ты выберешь десять лошадей, а я продам твои половинные доли.
Он не сказал, что так и сделает, а просто взял и сделал, прямо при мне. Я пробежал глазами список и только в одном случае не согласился с ним.
- Не продавай Ланкета, - сказал я. Он рассердился:
- Я знаю, что делаю.
- Он будет хорош к трем годам, - сказал я. - Я вижу по его карточке, что он не добился выдающихся успехов как двухлетка, и если ты продашь его сейчас, то не вернешь даже тех денег, что заплатил за него. Он здорово смотрится, и я уверен, за ним будет много побед.
- Чепуха. Ты не. понимаешь, о чем говоришь.
- Хорошо… сколько ты хочешь за свою половину? Он поджал губы, обдумывая мой вопрос.
- Четыре тысячи. Ты сумеешь получить четыре, с его-то родословной. Годовалым он стоил нам двенадцать.
- Ты уж предложил бы цены за всех, - сказал я. - Если не затруднит.
Не затруднило. Я сложил листок, убрал его в карман, взял заявки на скачки, составленные им, и собрался уходить. Он протянул мне бокал для шампанского, пустой.
- Выпей этого… Я один не управлюсь.
Я взял бокал, наполнил его и сделал большой глоток. Он наблюдал. На лице сохранялось суровое выражение, но он отрывисто кивнул мне, даже дважды. Не настолько символичный жест, как трубка мира, но все же своеобразное признание.
В понедельник утром, печатая на машинке, Маргарет сказала:
- Мама подружки Сьюзи говорит, что ей совершенно случайно попался на глаза паспорт Алессандро.
- Который совершенно случайно был припрятан в спальне Алессандро, - сухо сказал я.
- Давайте уж не будем дареному коню в зубы смотреть.
- Хорошо, не будем.
- Мама подружки Сьюзи говорит, что адрес в паспорте не итальянский, а швейцарский. В местечке под названием Бастаньола. Есть от этого какая-то польза?
- Надеюсь, мама подружки Сьюзи не потеряет из-за этого работу
- Думаю, что нет, - сказала Маргарет. - Она прыгает в постель к управляющему, как только его жена уезжает за покупками в Кембридж.
- Откуда вы знаете? Ее глаза смеялись:
- Сьюзина подружка рассказывала мне.
Я позвонил одному импортеру, которому когда-то оказал услугу, и спросил, нет ли у него контактов в городе Бастаньола.
- У меня нет. Но могу организовать, если это важно.
- Мне нужна любая информация, какую только можно достать, о человеке по имени Энсо Ривера. Как можно больше информации.
- Посмотрим, что можно сделать, - бодро пообещал он.
Через два дня он позвонил и сказал поникшим голосом:
- Я пришлю вам астрономический счет за звонки в Европу.
- Нормально.
- Жуткое количество людей замолкало при имени вашего человека. Я столкнулся с небывалым сопротивлением.
- Так он мафиози? - спросил я.
- Нет. Не мафиози. На самом деле, у него нелады с мафией. Они уж чуть ли не на ножах были. Но сейчас у них нечто вроде перемирия.
Он помолчал.
- Продолжайте, - сказал я.
- Ну… насколько мне удалось разузнать… клясться в этом я бы не стал. Энсо как будто скупщик краденого. В основном валюты, но не отказывается от золота, серебра и драгоценных камней из переплавленных украшений. Я слышал… это исходит от высокой полицейской шишки, но через третьи руки, так что хотите верьте, хотите нет … что Ривера принимает вещи, продает или обменивает, берет большие комиссионные и кладет остальное в банки Швейцарии на счета, которые открывает для своих клиентов. Они могут забрать свои деньги в любое время, когда пожелают… и вполне правдоподобно звучит, что у него связи почти по всему миру. А происходит все это под прикрытием вполне легального бизнеса: он торгует часами. Ни разу никому не удалось привлечь его к суду. Полиция не смогла заполучить свидетелей, которые дали бы против него показания.
- Вы проделали великолепную работу, - сказал я.
- Тут кое-что еще. - Он откашлялся. - У Энсо есть сын; понятно, что никто не осмеливается перейти ему дорогу. Ривера известен тем, что безжалостно уничтожает людей, которые не кидаются немедленно выполнять прихоти его сына. У него только этот ребенок, единственный. Ходят сплетни, что он бросил жену… ну, это бывает часто у итальянцев.
- Так он итальянец?
- По рождению - да. Хотя живет в Швейцарии около пятнадцати лет. Послушайте, я не знаю, собираетесь ли вы иметь с ним дело, но несколько человек недвусмысленно предостерегали меня от этого: он опасен. Говорят, если вы в чем-то с ним столкнетесь, то можете заснуть и не проснуться. Или это, или… вы будете смеяться… но существует прямо суеверие: стоит ему посмотреть тебе под ноги, и ты сломаешь кость.
Я не засмеялся. Даже не хмыкнул.
Не успел я опустить трубку на рычаг, как телефон зазвонил снова. Дейнси.
- Получил ваши рентгеновские снимки, они передо мной, - сказал он. - Но, боюсь, они неубедительны. На них это выглядит как вполне обычный перелом. Четко просматривается продольное расщепление, но так часто бывает с берцовой костью.
- Как проще всего специально сломать кость? - спросил я.
- Крутануть ее, - ответил Дейнси не задумываясь. - Создать напряжение. Кость, находящаяся в состоянии напряжения, ломается очень легко, если ударить по ней. Спросите любого футболиста или конькобежца. Нагрузка, вот в чем причина.
- На рентгеновском снимке нагрузки не увидишь …
- Боюсь, что нет. Не могу, однако, исключить этого. И не могу утверждать. Извините.
- Ничего не поделаешь.
- Но анализ крови, - сказал он. - У меня есть результаты, и вы попали в яблочко.
- Анестетик?
- Точно. Какое-то производное промазина. Спарин, возможно.
- Я не спец в этой области, - сказал я. - Как это можно дать лошади?
- Инъекция, - тут же ответил Дейнси. - Очень простая внутримышечная инъекция, ничего сложного. Всего лишь ткнуть иглу в любое место. Это средство часто используют в больницах для умалишенных, когда они буйствуют. Выключают их на несколько часов.
Рассказ о воздействии промазина вызвал у меня глубоко личные воспоминания.
- Эта штука начинает действовать немедленно? - спросил я.
- Если внутривенно, то да. Но если внутримышечно, то подействует, вероятно, через несколько минут. От десяти до пятнадцати минут на человека; о лошади не берусь судить.
- А можно сделать укол человеку через одежду?
- Конечно. Как я и сказал. В больницах для умалишенных его используют как аварийное средство. Человека в маниакальном состоянии не заставишь сидеть тихо-мирно и закатать рукав.
Глава 9
В течение трех недель жизнь в Роули-Лодж текла приблизительно прежним руслом.
Я внес изменения в отцовские заявки и разослал их, продал шесть половинных долей знакомым, но никому не предлагал Ланкета.
Маргарет перешла на зеленые тени для век, а подружка Сьюзи доложила, что Алессандро звонил в Швейцарию и что он не носит пижаму. И что за все всегда расплачивается шофер, так как у Алессандро нет денег.
По мере приближения сезона скачек Этти нервничала все больше и хмурила брови. Я оставлял на ее усмотрение значительно больше, чем было при отце, она из-за этого дергалась, ничуть не скрывая, что ждет не дождется его возвращения.
Лошади тем временем набирали форму. У нас не было больше неприятностей, за исключением того, что у двухлетней кобылы развилась аритмия. Насколько я мог судить, наблюдая за тренировками других сорока пяти конюшен на Пустоши в Ньюмаркете, лошади Роули-Лодж смотрелись лучше остальных.
Алессандро появлялся каждый день и тренировался, молча выполняя все, что говорила ему Этти, хотя даже спина его выражала протест. Он больше не заявлял, что не примет приказа женщины и, по-моему представлению, осознал, что без Этти побед на горизонте было бы куда меньше. Сама она почти перестала жаловаться на него и могла более объективно оценить результат стараний: после месяца напряженных тренировок он, без сомнения, опередил других учеников.
Он сильно похудел и выглядел плоховато. Сорок один килограмм, до которого он намеревался сбросить вес, - это чистое безумие при росте сто шестьдесят два сантиметра.
Фанатизм Алессандро был опасным фактором. Я-то вообразил, что, создав ему самые суровые условия, на какие у меня хватит смелости, заставлю его отказаться от праздных фантазий и исчезнуть из конюшни; но я сильно заблуждался. Какая там праздная фантазия! Становилось все яснее, что его пожирала страсть, причем настолько жестокая, что он морил себя голодом, подчинялся приказам женщины и проявлял просто чудеса самодисциплины, если учесть, что с этой дотоле невиданной штукой он познакомился впервые в своей жизни.
