пар лаптей. А если у него целая семья – то по несколько сотен. Иногда стремились сделать обувь попрочнее, пришивали к ней подметку, но все равно износ был большим. К слову, не только русский мужик надевал такую обувь. Норвежский, литовский или польский крестьянин носил на ногах «родного брата» русского лаптя. Ненамного отличаются и финские «ботинки» простого земледельца. А если присмотреться к традиционным японским варадзи, то сходство с лаптем тоже легко найти.
Если «деревня лапотная» – значит, бедная, плохо образованная. «Лаптем» называли и человека, который попадает впросак.
Но крестьяне побогаче носили уже не лапти, а сапоги. Впрочем, и бедняки мечтали о такой же обуви: удобнее, не нужно менять каждую неделю, и не страшны сапогам ни весенняя распутица, ни грязь после летних дождей.
А вот английские путешественницы, подруги княгини Екатерины Романовны Дашковой, побывав в конце XVIII и начале XIX века в России, и вовсе с восхищением отзывались о нарядах русских крестьян. Упоминали об их яркости, о том, как они чисты и какие красивые сережки красуются в ушках крестьянок. Екатерина и Марта Вильмот пользовались особым расположением княгини, многое в России их удивляло, а вот платья простых женщин произвели на них впечатление. Себе и другим они объяснили это особой заботой Дашковой:
«Место здесь чудесное. Английский вкус княгини помог на довольно скучном ландшафте создать одно из самых великолепных имений, какое мне приходилось видеть! Обладая абсолютной властью над счастьем и благосостоянием нескольких тысяч крепостных, княгиня как помещица добра: она постоянно заботится об их достатке, входит во все обстоятельства, проявляет терпение… Благодаря этим ее качествам, принадлежащие ей крестьяне зажиточны, что далеко не часто можно видеть в этой стране».
Однако ж в описываемое время и среди английских простых земледельцев трудно найти поголовно зажиточных. В XIX столетии Великобритания не раз переживала периоды настоящего голода, особенно в годы неурожая в Ирландии. Но сестры Вильмот делают акцент именно на русских крестьянах: ах, не всегда можно видеть зажиточных крестьян «в этой стране»!
Но совершенно по-женски мимо платьев они пройти не смогли. Так что же могли носить русские крестьянки? Вот из того же издания, «Народы России», рассказ об одежде женщин самого простого сословия:
«Женщины надевают зимой сверху юбки короткую шубу, шушун, повязывают голову шерстяным платком. В подмосковных селениях можно встретить крестьянок в платьях, шляпах, с зонтиками в руках. Нитяные перчатки дополняют городской наряд. Близость столицы, частые с нею сношения… побуждают подгородных крестьянок усваивать городские костюмы. Отдаляясь от центра, мы находим смешение городского наряда с национальной одеждой. Верст за 50 от Москвы крестьянки не носят шляп, но сарафан изменил свой покрой… Длинные рукава и высокий ворот городского происхождения. Местности, лежащие по Волге, вдали от городов, удержали великорусский сарафан с короткими и широкими рукавами.
Шею женщина украшает в праздник бусами, нитками янтаря. В зажиточных встречаешь и жемчужные ожерелья[21], переходящие из рода в род. По верхнему течению Волги носят женщины красивые высокие кокошники».
Основная женская одежда – рубаха. У запястий и ворота в них продергивали ленточки, которые можно было затянуть до нужного размера. Поверх рубахи надевали сарафан, взрослые женщины – юбку-понёву.
Надевать понёву начинали в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет, иногда раньше. Понёва была признаком физиологически созревшей крестьянской дочки, и когда девушка «поспевала», об этом иногда извещали всю деревню.
С криками «Поспела!» юную раскрасневшуюся девушку возили по деревенским улочкам. Дальше следовало отдать всех кукол младшим сестрам, надеть на себя юбку, заранее вышитую вручную, и, таким образом, стать похожей на мать и других взрослых родственниц. До «поспевания» девчонка могла бегать в одной рубахе. Теперь же она становилась в ряд местных невест, и к ней вполне могли засылать сватов.
Кстати, расшивать повседневную одежду и приданое начинали рано. Совсем маленькие девочки, от 5–7 лет, уже владели иголкой и ниткой.
Тонкие детские пальчики отлично справлялись. Не случайно обучать мастерству кружевниц начинали тоже с такого возраста. Во-первых, у малышек было лучше зрение. Во-вторых, они виртуознее обращались с нитками. В каждом селенье были свои рукодельные традиции, свои популярные узоры. Опытному глазу достаточно было оценить наряд девушек на ярмарке, чтобы понять, откуда они приехали.
Специалисты в этом вопросе делят крестьянскую вышивку на два основных типа: северную и среднерусскую. Вышивали «по-северному» мастерицы из Архангельска, Вологды, Новгорода, Твери, Иваново, Владимира и Ярославля, Москвы и некоторых других. Особенно любили в этих местах вышивку по полотняной сетке и чтобы алая нитка шла по белому фону или белая по красному. Птицы, барсы, деревья – это всё традиционные северные узоры. А до чего хороши были павы: причудливые птицы с яркими огромными хвостами! Для их украшения использовали и коричневые нити, и зеленые.
Белоснежную вышивку ценили на Вологодчине. Рукодельницы из Вологды создавали ниткой и иголкой целые картины: терема с садами, пруды и птицами, нарядных людей, прогуливающихся среди этой красоты. Новгородские мастерицы передавали из поколения в поколение умение создавать плотный цветочный рисунок: огромные бутоны и раскрывшиеся цветы в окружении листьев и стеблей, маленьких листочков и ростков.
Южнее знали толк в перевити и счетной глади. Птицы, фигуры людей, цветы – все это тоже можно встретить там, но чуть в другой манере. А какую красоту создавали в нижегородской губернии! «Гипюрами» назвали вышивку строчки по сетке. Рисунок был в виде розетки, снопа, колосков, цветочного букета или виноградной лозы…
Пока любуешься на расшитую рубаху, невольно задумаешься: сколько же времени провела красавица за рукоделием? Впрочем, в зимний день, когда забот поменьше, чем летом, так с удовольствием проводили время. Правда, в студеную пору день короток. Только встанешь – уже снова стемнело.
У понёвы был типичный рисунок той местности, откуда была родом девушка. А уж если выходила замуж в другое село, то подчинялась уже местным традициям. Даже в таких мелочах. Если принято было на новом месте носить широкую клетку – значит, придется сложить прежнюю понёву с расшитыми колосьями в сундук. Оставить на память, а потом показать дочке. Но с момента, как утвердилось на Руси крепостное право, замуж особенно далеко не уходили. Баре не любили, чтобы их крестьянки переезжали в чужое поместье. Не разрешали заключать такие союзы. А без позволения хозяина любой переезд – бегство. За это ждало наказание, ссылка в дальние угодья, отправка на тяжелую работу.
Некоторые помещики сразу объявляли своим крестьянам: девок на вывод не отдадут. Искать счастья придется внутри своего села, максимум – соседнего, если оно принадлежит тому же барину.
