на первом месте. Да и сейчас Петербург не в лидерах по этому показателю.
А что у других, как говорится? А у них тоже интересно. Посмотрим данные о потреблении алкоголя в литрах на душу населения в тот же самый период – в конце XIX века.
Публицист-народник Александр Николаевич Энгельгардт (1832–1893) вопросами пьянства русских крестьян тоже интересовался. И вот какой интересный вывод он сделал:
«Я часто угощаю крестьян водкой, – писал он, – даю понемногу… но никогда ничего худого не видел. Повеселеют, песни запоют, иной может и завалится… Но ничем не хуже, чем как если мы закутим у Эрбера».
Писал о том же и Афанасий Афанасьевич Фет – поэт, дворянин, владелец усадьбы, который прекрасно знал русскую жизнь. С горечью отмечал: клевещут на русского мужика!
Перс Омар Хайям восклицал, что «истина в вине». При дворе арабского халифа Гаруна-аль-Рашида прекрасно знали о спиртном. Брата королей Эдуарда IV и Ричарда II, герцога Кларенса, утопили в бочке с мальвазией. Еще один известный англичанин, король Георг IV, в молодости предпочитал делить время между борделем и кабаком. А султан Селим II, сын знаменитого Сулеймана Великолепного, получил прозвище Пьяница.
Но говоря о частом и обильном потреблении спиртного, все почему-то сразу вспоминают русского мужика. Работящего, богобоязненного и крепко держащегося за свою семью. И это одна из самых вопиющих исторических несправедливостей.
Глава 6. По одежке встречают
Сарафан Ульянкин ладно сидит, сверху весь украшен вышитыми цветами. Зимними вечерами, готовясь к свадьбе, сидела она в светелке и тихонько рукодельничала. Стежок за стежком, как бабушка учила. Знала Ульянка с самого младенчества, что по рукам девушки, по тому, как она ими управляться умеет, судят обо всем ее доме. Мать Ульянки гордилась, что дочери в нее пошли – все до единой рукодельницы! Оттого в теплую пору, даже в обычный день, показывались девушки в расшитых рубахах. Гостю подавали расшитое же полотенце, чтобы вытер руки после омовения. Пусть все знают, какую красоту в этом доме умеют создавать!
В издании «Народы России» от 1877 года есть упоминание о крестьянской одежде:
«Зимняя одежда крестьянина состоит из армяка, сшитого из толстого сукна, обыкновенно серого цвета, овчинной длинной нагольной шубы, теплой шапки и кожаных рукавиц. Редко, да и то разве в сильный мороз, обвязывает он свою шею платком. Обыкновенно летом ходят в рубахах и портах».
О том, что крестьянин носил рубахи и порты, нам живо свидетельствуют и русские живописцы: вот спящий пастушок у Алексея Венецианова в такой же одежде. Подпоясан, на ногах лапти. Вот у Крамского задумавшийся «Созерцатель» в портах, лаптях, в длинном зипуне. На цветных фотографиях Прокудина-Горского начала ХХ века как хороши девушки и парни! Но там, видится мне, все-таки старались принарядиться перед съемкой. Ведь фотография – дело сложное, дорогое.
Основная одежда крестьянина – сорочка. Часто ее надевали и носили навыпуск, подпоясавшись (как у того же «Спящего пастушка»). Сорочка хорошо впитывала влагу, если крестьянин работал в поле. Позволяла не обгореть. Практически на всех картинах, изображающих уборку урожая или сенокос, крестьяне одеты и в головных уборах. А попробуйте много часов провести под палящим солнцем! Или солнечный удар можно схватить, или сгореть до алых волдырей.
Конечно, крестьяне редко могли похвастаться белоснежной кожей – те, что привычны к постоянному труду на открытом воздухе, чаще всего выглядели смуглыми, с обветренными лицами. Даже молоденькие девушки, которым приходилось с утра до вечера возиться на огороде или со скотиной, быстро приобретали более зрелый вид. Оттого так много было вопросов к натурщицам тверского художника Алексея Венецианова: некоторые из них слишком свежи, слишком белы для крепостных крестьянок. Уже в XIX веке задавались вопросом: а не позировали ли ему, помимо крестьянок, специально привезенные из Петербурга девушки?
На пошив сорочек для крестьян шли льняные или конопляные холсты. Современному читателю трудно представить, но до начала ХХ века коноплю выращивали в большом количестве именно для ткачества. И где только ее не использовали! От мордовских народов до новороссийских крестьян. В Оренбургской области снопы конопли называли «кансткомро» и после уборки складывали их под гнет на месяц-полтора. А вот уже потом доставали, просушивали, обрабатывали, дробили и мяли, чтобы отделить от конопляного стебля жесткую, непригодную для ткачества часть. Ну а потом уже собирали волокна в кудель, расчесывали специальным гребнем, крепили на прялке, и начиналась аккуратная работа по прядению конопляной нити. После из нити получалась ткань, которую можно было отбелить – и сделать более ценной – или оставить как есть. И рубахи шили из конопляного холста, и пеленки. В некоторых частях России было даже принято новорожденного в первую очередь укрыть конопляной пеленкой. На счастье и как оберег.
Крестьянская рубаха бывала разной длины, с рукавами, сужающимися книзу. Слишком длинными они быть не могли – поработай в такой! А вот у бояр не зря долгое время бытовали одежды с рукавами до самого пола.
Такой покрой говорил сам за себя: обладатель этого наряда физическим трудом себя не утруждает, имеет возможность не батрачить. Крестьянин же должен был думать об удобстве именно применительно к работе.
Вместо ворота на рубахе чаще оставляли круглую горловину, но бывали и рубахи со стоячими воротниками. Красили ткани в синий или красный цвет, оставляли просто белыми. А дальше зависело от умения хозяйки и ее дочек: старались украсить рубахи вышивкой, чтобы показать семейное благополучие и лад в доме. Иногда к рубахе пришивали накладки – на спине и на груди, – чтобы меньше трепалась, чтобы быстрее впитывали пот именно накладные части. А подпоясывали или ремешком, или тканым поясом.
Штаны да рубаха – базовые вещи для гардероба русского крестьянина. И конечно, лапти! Какими они только не были! Липовые, вязовые, ивовые! Плели из лыка, делали из пеньки. Надевали их поверх онучей, которыми обматывали ногу наподобие широкого бинта. Онучи выполняли функцию носков, позволяли не натереть босую ступню. «Спящий пастушок» прикорнул как раз в плетеных лаптях с длинными ремешками, которые оборачивают ногу до середины лодыжки. «Сеятель» на картине Григория Мясоедова тоже в лаптях и онучах, и в них же заправлены штаны. Украшать их не стремились, ведь лапти – расходный материал. Быстро приходили в негодность. Работящий крестьянин, занятый в поле, снашивал одну пару за неделю. И это в лучшем случае! Историки подсчитали, что в самую страду лаптей хватало на четыре-пять дней. Получается, что за год у крестьянина уходило до шестидесяти
