государю Эрику XIV, сделавшему королевой рыбную торговку, это уже не спустили… Поэтому правду от лжи, говоря про Екатерину I, отделить иногда очень трудно. Есть мнение, что некоторые черты ее образа крайне преувеличены.
«Право угощаться и угощать было важнейшей частью деревенских праздников, – писала Ариадна Владимировна Тыркова-Вильямс, подруга Надежды Константиновны Крупской, – в остальное время мужики не так много пили, как о них рассказывают».
Начало пьянству, как мы видим, есть – первые упоминания о распространении этой беды приходятся на XVI век. В отчете посла Священно-Римской империи середины 1550-х говорится, что московиты – мастера заставлять других пить. Особенно если чаша поднимается за великого князя. Кто же в этом случае откажется выпить за здоровье государя? Странным будет выглядеть, если кто-либо демонстративно поставит чашу на стол.
Невоздержанным в потреблении напитков был и государь Петр I. Про его Всешутейший и Всепьянейший Сумасброднейший собор хорошо известно. Эту затею Петр придумал еще в 1690 году, и почти тридцать лет просуществовал Собор-пародия на церковь. «Бесовщина», – с неприязнью говорили священники. «Блуд», – коротко «припечатывали» отцы семейств. Затевалось это как шутейное действо, но часто случается, что легкомысленная идея заходит слишком далеко. Присутствовали на нем «князь-папа» и «князь-кесарь», выбранные на Соборе, «дьяконы», «княжны-игуменьи». С удовольствием присутствовала на этих вечерах княгиня Анастасия Голицына, которую Петр «ласково» прозвал «дочка-бочка». Но даже такая близость к императору не спасла Голицыну – по донесению, что якобы сочувствовала и помогала царевичу Алексею, Голицына была бита батогами и сослана в загородное поместье. Царевич же скончался в Петропавловской крепости после пыток и уже приговоренный к смерти.
Участники этого Собора-оргии, конечно, были пьяны. Напивались и княгиня Голицына (особенно отмечали ее стойкость ко хмелю), и бой-баба Авдотья Чернышева. «Княжна-игуменья» Дарья Ржевская считалась одной из самых активных участниц действа, а ведь происходила из рода Рюриковичей… Из Всепьянейшего Собора сложилась политическая элита на долгие десятилетия – Апраксин, Мусин-Пушкин, Головкин… Вот, например, список участников Собора в 1706 году:
Архикнязь-папа,
Протокопайхуй Михайлов,
Духовник Иринархуй, архидиякон Иданухуй Строев,
Протодиякон Пахом Пихайхуй Михайлов, дьякон Иоиль Поприайхуй Бутурлин,
Ключари: Починихуй Опраксин, Брихуй Хилков,
Ионихуй Суббота, ризничай Изымайхуй Мусин-Пушкин,
Дьяконы: Посаднилхуй Головин, Ловихуй Войеков,
Ройхуй Ронов, Дунайхуй Шемякин… и так далее.
Правда, с помощью таких развеселых Соборов Петр держал при себе представителей аристократии. Спьяну развязывались языки, и уследить за дурными помыслами каждого было легче.
Не случайно глава приказа розыскных дел Федор Юрьевич Ромодановский[20] тоже был участником этих пирушек. И вот он-то потреблял напитков мало, все больше слушал, о чем говорили окружающие его люди. А после предоставлял государю доклад об услышанном.
Но то были – повторюсь – представители знати. Люди, находившиеся близко к власти. Мужичок с крестьянской сохой просыпался рано и спать ложился, умаявшись за день, без сил. Попусту куражиться у него уже не было возможности. А когда пить, например, крепостному? Разве если барин в отлучке. Сколько шутейных живописных полотен написаны на тему тайного пристрастия прислуги – где горничная тайком опрокидывает рюмочку или допивает из бокала за госпожой. Дворовые, близкие к кухне и хозяйским погребам, имели такую возможность. Но крестьянину вино было практически неведомо.
А вот в XIX веке бывшие мужики, вышедшие в купчин, уже могли себе позволить и французское шампанское, и итальянские вина. О том, как кутили на Монмартре дети и внуки крепостных, слагали легенды. Как пропивали целые заводы, как бросали к ногам красавиц пачки денег (вспомним купца Парфена Рогожина в «Идиоте» и его страсть к Настасье Филипповне!). Хлебное вино – как называли водку в то время – стало доступным. Появилось немало производителей, которые были и поставщиками императорского двора, и создателями более дешевых напитков для народа. Не случайно в начале Первой мировой войны государь Николай II решил запретить производство и употребление спиртного. Малознакомому с русской жизнью последнему правителю России казалось, что таким образом он спасет нацию. Что сделает большой шаг к очищению нравов. Он просчитался. Казна недополучила огромные деньги, народ возмущался запретом и тайком пил одеколоны и самопальные напитки. И империя все равно рухнула.
У Владимира Маковского есть пронзительная картина «Не пущу», где женщина закрывает грудью мужу вход в питейное заведение. К ней испуганно прижался ребенок. А супруг смотрит на все это с мрачной полунасмешкой. Разумеется, если он поставил себе цель, то обязательно к ней придет. И этот жест отчаяния его растрепанной супруги ничего не значит. По одежде людей видно, что они из простых. Вполне возможно, это рабочий после смены идет потратить полученное жалованье. О том же картина «Первое число. Сцена из чиновничьего быта». Николай Кошелев написал ее на следующий год после отмены крепостного права – в 1862 году. И там такая же безнадежность. Чиновник храпит на диване, а его молодая жена у колыбели похожа на мраморное изваяние. Она потрясена. Кошелек ее мужа совершенно пуст. На что им жить целый месяц, если пришло первое число, день выдачи жалованья, а все уже потрачено?
Можно ли считать это исключительной, национальной чертой? Да конечно же нет! Во всех странах Европы открывались питейные заведения. Разбавленное вино было основным напитком на протяжении столетий в Италии и Франции – вода в реках из-за заражения представляла больше опасности для людей, чем спиртное. В XVI веке английский работяга шел после напряженного дня зарядиться кружечкой эля, которую ему заботливо предлагали вдовы прямо из окошка. Эль при Тюдорах (в то же самое время, когда в России открылся первый кабак) даже называли «вдовьим напитком», потому что производить его начинали женщины, оставшиеся без кормильца. Голландские живописцы описывают нам, как весело пируют в кабачке люди разных сословий. А французы восхищались «Любительницей абсента».
«В России душевое потребление спирта сравнительно невелико, но общеизвестная обычная в ней неравномерность ставит ее в ряды стран, где пьянство развито», – писали авторы статьи «Пьянство» в дореволюционной энциклопедии Брокгауза и Ефрона. А. Е. Андреев, Д. Богоявленский и А. Стикли, проанализировав смертность русских людей в 1870–1894 годах, пришли к выводу, что от пьянства в этот период умирали 10,4 на 100 тысяч человек. И «лидером» в списке губерний сочли Вятскую. К слову, этот показатель ниже, чем в России 2009 года. В 2021 году потребление спирта в России на душу населения составило 9,1 литра. А вот в 1870-х – в среднем 3,3. То есть почти в три раза меньше. И пили больше всего в Прибалтийских губерниях и в той же Вятке. Так что «В Питере – пить» – это, скорее, шутка. Столица была далеко не
