— Видите? Из одного заведения выгонят, ни в одно другое не пустят. Все бары в округе договорились. У меня скандалов не бывает. Как только увижу какого-нибудь хулигана, сразу даю от ворот поворот и обзваниваю остальных. Мы им никаких шансов не оставляем.
— Вижу, — уважительно кивнул Алан. — Рад слышать.
Долорес наклонилась над столиком, что было весьма опасно — под внушительным животом центр тяжести сместился, и стол покачнулся.
— Мисс Оукли, — сообщила она, по ее мнению, шепотом, — попросила меня кормить этого парня. Он им какой-то родственник. Личность темная. По-моему, лучше бы убирался, откуда пришел. Как я уже сказала, у меня шестое чувство на дурных людей. — Завершив сообщение, она распрямилась, к облегчению слушателей, и спокойно спросила: — Хотите меню посмотреть? — Схватила грязную тарелку Яна, отставила, и через секунду на стол шлепнулось меню.
Мередит оглядела зал, почти полный, но тихий, мрачный. Видно, посетители запуганы. Долорес никакой чепухи не потерпит, поэтому никто не шумит и не веселится.
— Действительно хочешь здесь ужинать? — спросила она Алана. — Может, еще куда-то пойдем?
Украдкой взглянула на хозяйку за стойкой, которая излагала свое мнение еще каким-то несчастным клиентам.
— Не хочу, но как теперь уйти? Она нас видела, — сморщился Маркби. — Объявит ренегатами.
— Сейчас можно улизнуть… смотри, ушла!
— Тогда скорей, пока не вернулась.
И они удрали, как дети, которые напроказили, зная, что позже последует наказание.
— Хорошо! — гневно прозвучал в трубке голос Джулиет. — Очень жалко, что Алан занял такую позицию, и это меня удивляет. Я надеялась, что он сотрет его в порошок.
— Алан сделал все, что мог, — продемонстрировал, что давно знает Оукли и интересуется. Яну известно, что он полицейский. Это произвело определенный эффект, — твердо сказала Мередит.
В трубке послышалось фырканье.
— Ну ладно, если Алан не хочет, мы с тобой будем действовать.
— Почему со мной? — встрепенулась Мередит. — Я внесла свою лепту.
Отделаться не удалось.
— Еще внеси. Слушай, Ян на тебе помешался. Постоянно твердит, какая ты добрая, милая, первая подружилась с ним в Англии. Поверь, ты произвела впечатление! Меня он слушать не будет из-за моих деловых связей с Оукли. Я заинтересована в продаже дома. Откровенно намекает, будто я, по его убеждению, стараюсь оторвать кусок. Грязный жулик судит обо мне по себе! А ты никакого отношения к Форуэйзу не имеешь. Поговори с ним одна, без Алана. Он тебя выслушает.
— Ох нет! — энергично отказалась Мередит. — Не желаю иметь с ним никакого дела. Алан что-нибудь придумает. Дай ему время.
— Некогда ждать, пока Алан придумает! Ты должна помочь, Мередит. Перехитрим хитреца. Пожалуйста, не возражай. Это невозможно. Позови его куда-нибудь, уболтай, уговори отказаться от претензий.
— Ты переоцениваешь мои способности.
— Чепуха. Он тебя уважает. Пожалуй, одну тебя. Хочет, чтобы ты хорошо о нем думала. В любом случае ты профессиональный дипломат. Для тебя это детские игры.
— Я была… профессиональным консулом. Занималась потерянными паспортами и британскими гражданами, попавшими в те или иные неприятности. Добивалась допуска в несколько зарубежных тюрем для встречи с задержанными британцами… вот и все.
— По-моему, неплохая основа, — заявила Джулиет. — Ну же, Мередит, не уходи в сторону!
Мередит понимала, что трудно отвергнуть подобную просьбу, и сдалась:
— Когда мне с ним встречаться? Всю неделю на работе в Лондоне.
— Договорись на субботу.
— Не так-то просто, живя под одной крышей с Аланом. — Мередит помолчала, подумав, что многое непросто под одной крышей с Аланом. Придется объясняться, чего раньше никогда не бывало.
— Мередит! Слушаешь? Тебя не слышно!..
— Слушаю. Как раз вспомнила, Алан в субботу идет на футбол со своим зятем Полом. Ладно, хоть это и безумие, напишу Яну записку, попрошу встретиться, если свободен. И все-таки глубоко сомневаюсь, что это правильно.
— А я нет, — объявила подруга. — Рассчитываю на тебя.
И она поспешно разъединилась, пока Мередит не передумала.
Часть вторая
ВТОРАЯ ТЕНЬ
Смягчающие средстваНе исцелят, а обострят болезнь…
Шекспир. Гамлет, акт III, сцена 4
Глава 11
Рон Гладстон нарушил обычай, установленный с начала работ в саду, и явился в субботу. Ему не понравилось, что сестры Оукли останутся на выходные с Яном, и за ними некому будет присматривать. Всякое может случиться за двадцать четыре часа, говорил он себе.
Утро прошло без особых событий, не считая очередной бесплодной дискуссии насчет водоемов. В начале дня он приготовился подровнять тисовую изгородь, которую выстриг в виде зубчатой стены. Изгородь тянется по правой стороне подъездной дорожки от главных ворот к круглой площадке перед парадным входом, засыпанной гравием, где доминирует несимпатичный херувим, заросший лишайником. Рон для проверки воткнул палку с обоих концов изгороди, протянул между ними бечевку по длине сада.
Он гордится своим искусством фигурной стрижки. Совершенно очевидно, что изгородь произведет впечатление на любого посетителя. Жаль только, что мастерская стрижка тисовых кустов не вызвала у Дамарис Оукли большой радости, не говоря уж о восхищении. Хотя по неким необъяснимым причинам это, наряду с отказом от пруда и поливалок, не так огорчает, как пухлый младенец в чаше фонтана. Фонтан с незапамятных времен не работает, чаша служит вместилищем для садового мусора. Рон давно уж с прискорбием понял, что сестры Оукли придерживаются в высшей степени консервативных представлений о саде, тогда как он стремится творчески подходить к кустам и цветам. С самого начала ему захотелось вернуть саду изначальное викторианское великолепие. Чтобы он был похож на сады в Корнуолле, которые всех повергают в восторженный трепет.
К несчастью, он не получает никакой поддержки и, что еще досаднее, не имеет ни времени, ни возможности. Форуэйз продается. Будь он штатным садовником, работающим за деньги, можно было бы надеяться, что будущий владелец оставит его на месте. Но он доброволец, занимается любимым делом на чужой земле — а это совсем другое дело. И кто знает, что будет с усадьбой Форуэйз? Ее вообще могут снести, пустить участок под застройку. Нынче такое сплошь и рядом случается.
Впрочем, что бы там ни было, Рон останется на посту. Будет работать в саду до конца.
— Коси, коса, пока роса! — сказал он себе, схватил секатор и уже почти принялся за работу, как к воротам подкатило такси.
Собственно, створки ворот давно упали и ржавеют в траве. Колеса зашуршали по гравию.
— Что ты тут делаешь, Рон? — приветствовал садовника таксист. — Обычно тебя по субботам не видно…
— Привет, Кенни, — ответил тот. — Приехал за леди, повезешь за покупками?
Это регулярное еженедельное мероприятие. Рон догадывался, хоть никогда вслух об этом не говорил, что сестры предпочитают посещать местный супермаркет во второй половине дня по субботам из-за скидок на свежие продукты. По воскресеньям бамфордские магазины закрыты. Известно, что горожане, решившие тратить деньги в «день Господень», обязаны отправляться на дальние рынки и в розничные лавки.
— Угу. — Водитель прислонился к машине, скрестив на груди руки, густо покрытые татуировками. — Слушай, правда, у старух гость, как я слышал? Какой-то давно пропавший родственник или еще кто?
Рон неодобрительно хмыкнул, отчасти потому, что сестер Оукли надо называть уважительно, отчасти из-за упоминания о Яне.
— Правильно слышал, — подтвердил он. — Считается каким-то родственником, хотя он иностранец, и я лично не вижу причины называть его родственником.
— У меня есть родственники в Австралии, — возразил Кенни. — У многих родные имеются в других местах.
— Австралия другое дело, — заметил Рон. — Там говорят по-английски.
— А этот парень разве не говорит?
— Говорит. — Рон все сильней раздражался. — Без конца подходит, пристает ко мне с вопросами. Я за ним внимательно наблюдаю.
— Значит, поэтому ты тут в субботу с утра? Шпионишь? — Кенни уже приготовился сесть обратно в машину.
Усы Рона чуть не затрещали от злости.
— Присматриваю.
— Ну, желаю удачи. Поеду за старухами. Давай присматривай. Здорово у тебя вышла изгородь.
— Спасибо, — несколько смягчился Рон.
— Вон там не жидковато? — Кенни кивнул на сомнительный куст.
— Дай время, — ответил Рон и, еще не договорив, понял, что времени нет ни у тисовой изгороди, ни у него самого.
Минут через десять такси покатило обратно с Дамарис и Флоренс на заднем сиденье. Дамарис в плоской фетровой шляпе, явно с благотворительной распродажи, с большой корзинкой на коленях. Флоренс в вязаной шапке с длинными ушами, завязанными под подбородком, надвинутой на лоб, как средневековый плат или бедуинская головная повязка. Рон помахал им, когда проезжали мимо, и они в ответ приветствовали его по-королевски единственным взмахом руки и изящным кивком.
