— Это не маскарад! Мне действительно нужно было написать статью о юбилее. Я не такая.
— Тогда какая, а? Объясни мне, пожалуйста, а то я слишком глуп, чтобы понять это сам. Но прежде, чем ты откроешь рот, знай, что я не приму ничего, кроме правды. Так что давай, Джина, я жду!
— Придержи коней, — отрезала девушка, удивляясь, как Микос может считать ее обыкновенной вымогательницей после всего, что было между ними. — Во-первых, я не твоя любовница, как считает Анджело. И я ничего тебе не должна, кроме тех денег, что заняла у тебя и скоро отдам.
— Неужели ты думаешь только о деньгах?
— Нет, — прошептала Джина. — Я думаю о маме и… о тебе. А ты совсем меня не понимаешь.
— Тогда повторю: объяснись. И пока ты не начала…
— Пусть говорит, Миколас, — прервал его Анджело. — Давай, девочка. Начни сначала и не беспокойся о времени. У тебя впереди вся ночь.
Джина вздохнула и рассказала вкратце о болезни мамы и о своем обещании никогда не бросать ее.
— Все изменилось, когда я пришла домой из магазина и обнаружила, что мама потерялась. Ее не было дома два дня и две ночи.
Джина на миг умолкла, весь ужас того времени снова опустился на нее.
— Полиция нашла ее на острове Ванкувер, в Парксвилле. Она не знала, как туда попала, кто она и где живет. На маме было только зимнее пальто, лучшие туфли, жемчуг, и больше ничего. Они вернули ее только потому, что я пришила бирку с именем и адресом на ее пальто. Мне пришлось нарушить слово и положить маму в больницу.
Слезы потекли по ее щекам.
— Как я могла так поступить с ней? После всего, что обещала.
— Печальная история. Но какое отношение, моя дорогая, все это имеет ко мне? Почему я должен прийти к ней на помощь?
— Потому что она — ваша дочь! — бросила Джина ему в лицо. — Вы что, не слушали меня? Она — тот самый ребенок, от которого вы отвернулись. И ей нужна помощь, которую только вы можете обеспечить!
— Если это правда, почему ты ждала так долго? — вмешался Микос.
— Потому что я сама недавно узнала, что он ее отец.
— Как удобно! Ты обнаружила, что Анджело отец твоей матери, как раз тогда, когда отправилась в Грецию, чтобы взять у него интервью.
— Все совсем не так! Я отвезла ее на прием к врачу, а пока мы ждали, мама листала деловой журнал. — Джина посмотрела на Микоса. — И пока ты ничего не сказал, позволь заметить, что до болезни мама была совершенно нормальной умной и начитанной женщиной.
— Что ты имеешь в виду?
Джина отвернулась к Анджело.
— В том журнале была ваша фотография. В статье рассказывалось о предстоящем праздновании вашего юбилея. И мама… — Джина шмыгнула носом. — Она начала нервничать. Плакала и бормотала, что ее отец не любит ее.
— Это и есть твое доказательство отцовства? — усмехнулся Микос с насмешкой. — Не могла придумать что-нибудь получше?
— Согласна, звучит скомканно и невероятно. Я бы тоже списала все на ее очередной приступ, но, когда я рассказала об этом врачу, он подтвердил эту историю.
— Сколько тебе пришлось уговаривать его?
— Сказмос! — рявкнул Анджело. — Ради Бога, Микос, заткнись и дай ей закончить. Продолжай, девочка.
— Чтобы семья не отвергла ее потому, что она родила ребенка вне брака, бабушка переехала из восточной Канады на западное побережье, на остров, в дом, где я выросла. Все считали ее вдовой. Единственный, кому она во всем призналась, это семейный врач, отец нашего теперешнего доктора, который принимал у бабушки роды.
— Трогательная история, и все же в ней нет никаких доказательств, что Анджело — отец твоей матери. Мы лишь узнали, что у твоей бабушки не было мужа, а ее ребенок был незаконнорожденным.
— Как ты и твоя мать.
— Не вмешивай сюда мою мать!
— С удовольствием, тогда не надо так говорить о моей!
— Когда она родилась? — прервал их перепалку Анджело.
— В конце марта тысяча девятьсот сорок восьмого. Я не ожидала, что вы примете все, что я скажу, за чистую монету. Поэтому взяла у нашего врача все анализы моей мамы, включая тест на ДНК.
— Кристос! — прохрипел Анджело, просмотрев бумаги. — Так ты действительно моя внучка?
— Не делай поспешных выводов, Анджело, — вмешался Микос. — Пока у нас есть только ее слова, а мы уже знаем, как ловко у нее получается врать.
— И все же, Миколас, я замечаю в ней сходство со мной молодым.
Только не это! — мысленно простонала Джина.
— Она темноволосая и темноглазая, да, но, если этого достаточно, чтобы подтвердить отцовство, тогда ты мог бы оказаться отцом доброй половины греков.
— Она похожа на меня, говорю тебе! — упрямо возразил Анджело. — И на Роду тоже.
— Рода?
— Ее бабушка. Роза ее звали по-английски.
— А ты сказала, что имя твоей бабушки — Элизабет, — триумфально произнес Микос.
— Да. Элизабет Роза. И если тебе нужны доказательства, можешь найти их в ее свидетельстве о рождении и о смерти. Она выросла с именем Роза, но люди на острове знали ее как Элизабет. Полагаю потому, что ей хотелось начать все с чистого листа.
— Сначала подвеска, потом имена и даты, семейное сходство. Даже без всякого анализа ясно, что эта девушка, кажется, говорит правду.
Джина подумала, что Микос и тут что-нибудь возразит, но он лишь кивнул.
— Есть еще кое-что. Кажется, меня назвали в честь деда. Мое полное имя…
— Анджелина, — закончил за нее Микос. — Знаю. Я полный идиот, если провел связь только сейчас.
— Что значит, «знаю»?
— Прочитал в паспорте.
— Но как ты мог, если документы были в сейфе отеля?
— Не у тебя одной есть секреты, Джина. Пока мы ездили на Эвию, твою комнату обыскал мой человек. Или ты считаешь, что это из-за твоей неземной красоты я был с тобой до рассвета?
— Ты блефуешь! Портье никогда бы не пропустил незнакомца в мою комнату без моего разрешения!
— Разрешения не потребовалось. Мой человек отпер дверь ключом, который достал из твоей сумочки, пока мы танцевали.
— Но зачем?
— Чтобы быть уверенным, что ты та, за кого себя выдаешь.
— А ты что думал? Что я убийца, которую наняли, чтобы прикончить твоего обожаемого Анджело на виду у сотен людей?
— Ты стала бы не первой, кто попытался сделать это. И я не собирался связываться с женщиной, которой не смог бы доверять.
— Боже, ты ведь серьезно!
— Абсолютно. И, как оказалось, подозрения не были беспочвенны. Ты лгала мне постоянно, хотя у тебя и было множество возможностей открыться.
Его слова вонзились в сердце, разрывая его на части. Все это время… дни, ночи, когда он держал ее в своих объятиях — все было ложью.
