Больше он ничего произнести не успел. Ким пролетел почти по воздуху те десять метров, что их разделяли, и с силой, от которой по площади даже хлопок пошел, припечатал плотника к ближайшей стене.
– Слушай ты, Тюкальник. Это самый честный, самый храбрый парень, какого мне только доводилось видеть. И он мой друг. Поэтому, если не будешь выбирать выражения, доболтаешься до разговора со мной… Понял?!
Ростик подошел и оттащил Кима от плотника.
– Да ладно, – отозвался Тюкальник, было видно, что он слегка струхнул. – Я же должен был свое мнение высказать.
– Еще раз вот так выскажешься, и придется тебе, мил-человек, доктора искать, – спокойно произнес Ростик. – Если Кима поблизости не будет, то я постараюсь.
– Или я, – добавил Пестель, стоя перед Антоном на одном колене, пытаясь прочитать хоть что-нибудь по глазам больною друга.
– Или я, – добавил Квадратный.
И когда над площадью вроде бы повисла тишина, что-то пророкотал Винторук. Этого Тюкальник уже вынести не мог. Он подхватил свои инструменты и потащился через площадь в сторону порта.
Ким подошел к Пестелю:
– Ну, ты что-нибудь понял?
– Психический спазм. Кстати, вы заметили, в какой-то момент он не контролировал сфинктер? Его нужно искупать, кто мне поможет?
Рост, Ким и даже Квадратный подались вперед одновременно. Так что дело оказалось куда проще, чем они ожидали. Антон вел себя совершенно индифферентно, никого не замечал и позволял себя переставлять как неодушевленную вещь. Все вместе они даже не почувствовали, что делают что-то экстраординарное. Нашли местечко у берега, где было помельче, и провернули все в лучшем виде.
– Что будем делать все-таки? – спросил Ким, когда этот этап кончился. – Как его разговорить?
– Тут ты его, похоже, не разговоришь, – отозвался Пестель. – Видишь, он не реагирует даже на то, что мы с ним делаем.
– Тогда в город, в больницу? – спросил Ростик.
– Разумеется, – согласился Пестель.
– Машину гонять? – спросил Казаринов, не принимающий участия в санитарных мероприятиях, но околачивающийся поблизости.
– Ерунда, – твердо сказал Ростик. – Все равно мы должны были рабочих привезти, солдат, кое-что из оборудования…
– Ладно, ладно, не кипятись, – признал инженер. – Я все понимаю. А Тюкальник с Молотком у меня, пожалуй, будут ближайшие дней пять лес для лодок подальше от вас искать.
Квадратный, который после купания с Антоном из всех доспехов остался только в кирасе, уложил остальные железки правильной связкой.
– Тут осторожно нужно. Если даже покажется, что мы находимся на свободной территории, это может стать последней нашей ошибкой. На самом деле – тут даже слишком много разной живности.
– Я вижу, – грустно кивнул Казаринов, посматривая на Антона, которого Ким вел в сторону гостиницы.
– Квадратный, – поднял голову Ростик, – будет лучше, если ты займешься постами, патрулями и обходами – чтобы в город никого больше спецрейсом отправлять не пришлось.
– Согласен, – вздохнул старшина.
Они замолчали. Ростик проводил удаляющиеся фигуры напряженным взглядом.
Что же это было? Что сделало Антона таким, каким они его нашли? Что его так напугало? Какой сигнал, какую информацию получили люди, пусть даже такой вот ценой? Но он уже понимал, что ответы на эти вопросы они узнают очень нескоро. Если вообще когда-нибудь смогут узнать.
Часть III
БЛЕСХУМА
13
Против всех ожидании, опасений и просто бессмысленной осторожности, которая возникла после того, что случилось с Антоном, колония получилась на славу. Из Боловска разными способами, как ни странно, главным образом на автобусах, переволокли душ триста. Все – отменные, отборные ребята, умельцы, мастера. Среди них солдат, как это ни хотелось начальству в Белом доме, да и Ростику тоже, было меньшинство. И работа закипела.
Первым делом прочистили водопровод и устроили отличную общую столовую с железным правилом – больше двух добавок не просить. Потом прочесали весь город, отметили здания, где жизнь была бы поздоровей и полегче, чем в других местах, устроили общежития, разумеется, попутно выставили охрану. Как только охрана взялась за дело, стало и спокойнее, и тревожнее одновременно. Спокойнее, потому что никаких очень уж странных случаев просто быть не могло. С системой перекличек и постоянных обходов город просматривался постоянно десятками глаз. И тревожнее, потому что все больше Одесса походила на крепость, осажденную невидимым, но реальным неприятелем. К тому же и постреливали часто.
Сначала это вызывало переполох, Ростик просто с ног сбился, когда в иную ночь по десятку раз носился на очередную пальбу. Но потом каким-то образом утвердилось мнение, что всю стрельбу вызывают шакалы, которые, как и прежде, кружили по округе своими компаниями. И тревоги сошли на нет, тем более что людей, выставленных на постоянных постах, вооружили вдобавок к автоматам самострелами. А со временем зверье и само отступило в степь или в лес, которого, как оказалось, вокруг Одессы было куда больше, чем около Боловска.
Правда, древесина тут все равно оказалась слабой, не деловой, но время от времени попадались местные тополя, а совсем изредка и отменные деревья, больше всего напоминавшие кипарисы. Вот из них-то и решили строить лодки, для которых перевезли к морю Тюкальника. Правда, прежде всего Пестель отыскал чуть не десяток саженцев и устроил нормальную кипарисовую посадку на самом, по его мнению, подходящем месте, чуть в стороне от заливных лугов, на склоне холмика, чтобы ветер морской обдувал саженцы, совсем как на Земле. Посадка оказалась удачной, уже через пару недель стало ясно, что больше половины деревьев прижилось на новом месте, так что полного отсутствия материала или, как говорил Пестель, потери генофонда не состоится.
Для такой изрядной колонии требовалось немало кормежки. И едва ли не треть всего народу пришлось срочно выделять для решения этой проблемы. Фасоль, которую за скороспелость рассадили на всех окрестных полях и которая, по всем понятиям Пестеля, должна была появиться еще до осени, в крайнем случае, захватить пару первых, по-настоящему осенних недель, первое время требовала ухода и не давала никакого прибытка к столу.
И огороды, как на них ни копались бригады ребят, окрещенных, конечно, тут же «крестьянами», и все кому не лень, ничего стоящего, кроме репы и мелкой моркови, тоже не принесли. И все-таки голод, настоящий, с урезанными пайками и дистрофией, о которой говорила в прошедшую зиму мама, им не грозил. Главным образом, конечно, благодаря рыбалке.
Море, мягко плескавшееся у порога, почитай, каждого дома в этом городе, спокойное, без приливов и сильных штормов, оказалось неистощимой кладовой. Помимо рыбы, многие новые одесситы очень быстро перешли на аппетитные местные ракушки, из которых получался совершенно дивный суп, а особенно продвинутые занялись даже сбором водорослей. И лишь после того, как этих продвинутых, не считая нескольких отравлений, пару раз ударила очень неприятная эпидемия какой-то желудочной инфекции, Пестель потребовал, чтобы с водорослями, как с грибами, все обходились без экспериментов.
Несмотря на всякие мелкие происшествия и треволнения, дело двигалось вперед. И по мнению Ростика, гораздо быстрее, чем если бы в Одессу был назначен какой-нибудь руководитель, да еще с такой низкой способностью пропускать и правильно реагировать на информацию.
Как выяснилось, большинству людей вполне хватило личной предприимчивости и свободы, чтобы справляться с полученным заданием. А в тех редких ситуациях, когда кто-то хотел договариваться официально, привлекали Ростика, старшину Квадратного или Пестеля как научного эксперта. Несколько раз, когда дело касалось типично технического решения, волокли с холмов Казаринова, у которого, несмотря на весь его опыт и высшее образование, не выходило ни со связью, ни с прокладкой дороги.
Конечно, Белый дом их совсем без внимания не оставлял. Недели не проходило, чтобы из города не требовали докладов, а то и сам Дондик появлялся с инспекцией. Приезжал он, как правило, с новой командой людей, в штатском, с одним пистолетиком и широкой улыбкой. Он вообще здорово изменился за последний год, а особенно после победы над губисками. Ему все нравилось, и он не раз и не два рвался поработать на верфи, хотя бы и подручным плотника. Впрочем, на взгляд самых неискушенных ребят, было понятно, что от ранения он по-настоящему еще не оправился.
И все-таки его так называемые инспекции, само его присутствие внушали уверенность, что все идет как надо. А большего, кажется, никто и не желал. Вот только получалось бы в техническом плане побольше, но… Этого как раз не было.
Обиднее всего выходило с лодкой. Сначала Тюкальник, нимало не смущаясь, построил тонкую, остроносую, валкую и невместительную, как спортивная байдарка. Скорость она развивала в самом деле неплохую, но каждый, кто в нее садился, автоматически превращался в гребца, а это почему-то никому не понравилось. Тогда вздумали сделать серьезную посудину с движком, снятым с разбитого гравилета Фарида.
