"А... если не секрет... Поймите меня правильно, Алексей Витальевич... Вы же помните, какие у нас с вами были, мягко говоря, сложные отношения в прошлом? Я на вас и сослался-то только от полного отчаяния! Зачем вы меня... нас спасли?"
"Да... вы правы... Мы не так уж с вами... дружили, чтобы я вас спасал от пущей любви. А что я никогда не грешил особым альтруизмом, то об этом и говорить не приходится. Все гораздо проще, Илья... Мне семьдесят восемь. А ей, если вы помните... сейчас всего тридцать девять. За эти... скажем так, нелегкие годы я не только не был съеден бесчисленными конкурентами, но и приобрел кое-какие деловые связи. А потому имею все основания надеяться на... Короче говоря, у меня только одно условие - первая ампула должна быть впрыснута...""Только вам, Алексей Витальевич, - горячо воскликнула Женя, невольно потирая еще не отошедшие от наручников запястья. - Без вас нам тут такая интеграция предстояла бы на родине,что все прошлое, кроме разве что арабской тюрьмы, цветочками показалось... Вы никогда в туалет по-большому не ходили в наручниках? Если бы Ильюша не решился сослаться на вас..." "Вова! Володя он у вас, Лариса!"
"А экспедиция за креветками? - не отставал между тем настырный Илья. Это же сумасшедшие деньги? Откуда они в стране, бюджет которой меньше израильского при населении в тридцать раз большем?" "В этой стране иных денег, кроме, как вы изволили выразиться, сумасшедших, не существует уже много лет. И принадлежат они не какой-то абстрактной "стране", а вполне конкретным людям, которые и оприходовали наследство Российской империи, приросшее наследием Советского Союза. И каждый пятый из этих людей имеет свою пассию, рядом с которой он должен выглядеть в постели мужчиной... Вы же выглядите? Или... не дай Бог, тут есть свой ньюанс?"
"Никаких ньюансов, - смеялась "Лариска". - Только пыль..." "К-какая пыль?" "Та, что стоит столбом!" 3.
"Русские, представляешь? - шипела лаборантка Рита своему безразличному ко всему тихому мужу с баркашовским значком-свастикой на пиджаке. - Молодые! Дядя, видите ли, им тот Лернер... Но я-то вижу, что это они же, как та, помнишь, их собака, что сдыхала, сдыхала, а потом скакала у нас по лестнице, пока ее новые хозяева не продали куда-то в тайгу. Это они, Костя! Омолодились там у себя в Израиле... И все наши их узнали, только придуриваются от страха потерять работу, величают гадов по новому имени-отчеству. Но мне-то ясно, что это израильские шпионы, ты понял? И Жаборецкий с ними заодно. Его зам кому-то сказал, я слышала, - что-то многовато у молодого специалиста знаний и опыта; меня скоро переплюнет. И дядины работы наизусть знает. Так что все уже догадываются, что это за блондинистая парочка. Это-то меня больше всего и возмущает, Костя, - по паспорту они русские! Я к ним подкатилась с листовкой нашей партии, так этот истинный Илья Романыч-то так на меня зыркнул!.. Я его назло в столовой так и окликнула, представляешь? Он прямо подскочил, даже обжегся супом. И ни одного блюда со свининой не берет. Русский!.."
"Рита, нам-то какая разница?" "Нет, что значит, какая разница? Жиды возвращаются! На все готовенькое. Отсиделись в своем Тель-Авиве пока мы тут переживали путч, инфляцию, дефолт, все эти мерзости, что они же нам и навязали! Наш губернатор открыто говорил - все наши приморские беды от кого? От жидов! А эти там обжирались и грелись на отобранном у арабов солнышке... Нет, жизни я ему не дам!"
В тот же вечер, специально подкараулив Илью на лестнице, она прошипела ему тем же хорошо знакомым голосом: "Что, не понравилось в Тель-Авиве?"
"Воистину салям, - пробормотал "Вова". - Лишкат авода, мас ахнаса, авталя, русим мисрахим (биржа труда, налоговое управление, безработица, грязные русские - ивр.), неприличными словами не выражаться, с-скотина..."
Доморощенная нацистка отпрянула. Ей было бы куда проще, если бы он послал ее матом, как до своей эмиграции. "Ты... эта... чего?" "Ло хошув (не важно). Пшло нах..." Это было совсем другое дело. Рита уже набрала воздуха, чтобы достойно ответить, как вдруг преображенный сосед тихо сказал: "Не заткнешься - Костика омоложу... Рядом со старой клячей."
У несчастной перехватило дух. И одним врагом у Лернеров тотчас стало меньше.
* **
В той же некогда опустевшей и захламленной, а теперь заново обжитой квартире тот же сквозняк из приоткрытой балконной двери гонял по пыльному полу обрывки упаковки новой мебели из щедрых кредитов престарелого любовника. Не так жарко как прежде, но грели батареи и пахло новыми вещами, включая импортную, как и все в новой-старой стране, включая автоматическую стиральную машину, по сравнению с которой некогда брошенная "Вятка" была анахронизмом. Заново подобранная, расставленная и ухоженная мебель повторяла новый облик своих хозяев. Все это оказалось восстановимым с нуля. Тем более в эпицентре.
Илья запер знакомую дверь и положил ключ в карман. Он снова боялся потерять ключ от своей квартиры. У подъезда стоял подержаный автомобиль подарок от спонсора Жаборецкого.
После катастрофы на египетско-израильской границе все это казалось чудом.
Тот же ледяной непрерывный сухой ветер разносил по двору бумажки из мусорных баков. В ярко освещенный переполненный импортными продуктами гастроном заходили люди, чтобы купить что угодно... по своему карману. Декабрь 1999, какой ни есть результат перестройки, переполненные магазины, новые планы для новых душ.
Среди освещенных в этот ранний зимний вечер теплых окон ярко светились те жетри окна их "хрущобы", многолетнего семейного очага, единственного дома Лернеров на этой планете. Впереди была милость российского капитализма, победившего их сионизм... Круг замкнулся. Начиналась новая интеграция.
