– Мы не доедем, – наконец сказал Владимир Евгеньевич. – У нас не хватит бензина.
– Я знаю, – спокойно ответил Овчинников.
– И тогда нам придется идти пешком.
– Натурально, – вздохнул Богдан.
– А с псом это будет куда веселее. Если он, конечно, не приведет нас в свое логово и не скормит волчатам.
Овчинников рассмеялся.
– Мы невкусные, – сказал он. – Воняем табаком.
– Наоборот. «Цыплят табака» любишь?
Над грязной разбитой дорогой раздался дружный хохот. В этот момент кусты раздвинулись, и на поляну вышел огромный зверь. Смех стих.
– Привет, – сказал полковник, обращаясь к псу. – Мы как раз твою персону обсуждаем.
– Здравствуйте, – вежливо добавил Овчинников.
Чудовище коротко гавкнуло, а потом подошло к полковнику и с наслаждением потянуло носом, вдыхая сигаретный дым. Комиссаров не курил уже сто лет.
– Дайте валерьянки! – прохрипел Коршунов, падая на диван в приемной Утюгова.
Рука, поцарапанная о зубы крысы, болела. В жабрах кололо от быстрого бега.
– Они и правда мертвы? – прошептала секретарша Сонечка, хлопая огромными глазами, обрамленными такими длинными ресницами, что они казались искусственными.
– Совершенно точно, – кивнул заместитель директора, глядя на ее прекрасное лицо. – В пищеблоке два трупа. Я еле-еле спасся.
Бухгалтерша тоненько завыла, прикрыв рот рукой. Ее полное рыхлое лицо задрожало.
– Меня больше всего смущает, что погибшие были вооружены, – сказал Коршунов. – Рядом с телами лежали пистолеты. Но им это не помогло. Грызуны все равно оказались сильнее.
– Откуда они вообще взялись, эти крысы? – недоуменно спросила Сонечка.
– А почему ты такая красивая? Не от природы же? – грубовато пошутил Коршунов. – Или почему у меня выросли жабры, а у Зинаиды Валериевны выпали все зубы? Оттуда же и крысы.
Бухгалтерша перестала выть и с неодобрением посмотрела на заместителя директора.
– Никогда бы не подумала, что о моих зубах всем известно, – пробормотала Дрыгайло.
– Да тут у нас все обо всех известно, – грустно сказал Виктор.
Он встал, налил себе стакан воды, выпил, а затем снял пиджак, рубашку и майку и намочил себе жабры. Немного подумав, он вылил два стакана жидкости на майку и натянул мокрую одежду на голое тело. Зинаида Валериевна смотрела на «стриптиз» Коршунова с явным неодобрением.
– Тут все про всех известно, – продолжил Виктор, – и это печально. Но еще печальнее то, что препараты, которые могли бы осчастливить половину человечества, привели к тому, что в нашем НИИ наступило жуткое моральное разложение. Мы сидим на золоте, но вместо счастья у нас в сердцах страх, зависть и ненависть. Честно говоря, это никуда не годится!
– Поднимаешь бунт на корабле? – пробормотала Сонечка.
– Нет, – покачал головой Коршунов. – Кстати, я помню тебя, Софья, и в твоем… э-э-э… естественном виде. Торчавшие кривые зубы были просто очаровательны…
Лицо секретарши покрылось красными пятнами. Виктор налил еще один стакан прозрачной жидкости и протянул его бухгалтерше.
– Зинаида Валериевна, – сказал он, – попейте водички.
– Я не хочу, – отстранилась Дрыгайло.
– Пейте, – повторил Виктор. – Мы отсюда долго не выйдем. Во всяком случае, пока не убьют всех крыс.
Коршунов повернулся и посмотрел на Софью. Она была божественно красива.
– То есть никогда, – спокойно сказала Сонечка.
– Ты не просто прекрасна, но еще и умна, – засмеялся Коршунов. – Да, скорее всего, мы отсюда больше никогда не выйдем.
Услышав эти слова, Зинаида Валериевна отчаянно завыла.
Мозгоед ворочался в ухе Евы, изо всех сил прорываясь вперед. Голова девушки была словно в огне, где-то внутри черепа стреляло болью. Озверевшее от ярости насекомое кусалось острыми челюстями. Из уха девушки закапала кровь.
– Мерзкая букашка! – орала Ершова, прыгая на одной ножке и изо всех сил мотая головой в попытках вытрясти муравья – так выливают из уха воду.
Тот вцепился в ее плоть всеми оставшимися конечностями, но не поддавался. Прокусив кожу уха, мозгоед напился крови. Ему стало легче. Правда, до мозга было еще далеко, и он не знал, хватит ли ему сил прогрызть оболочки.
Если бы он был здоров, никакой проблемы не было бы. Мутант уже купался бы в сером упругом веществе, наслаждаясь его вкусом и испытывая приятные ощущения. Но жертва оторвала ему задние лапки, создав большие проблемы. Муравей не мог понять, почему она сопротивляется. Ведь после того как мозг подвергнется обработке, человеку становится легко и приятно. Его больше не мучают моральные проблемы и загадки мироздания.
– Пошел вон! – кричала Ершова, не оставляя попыток вытащить мозгоеда.
Кровь лилась все обильнее.
– Пойдемте, – строго сказал Утюгов Марине Яковлевне, – я уже отдал приказ уничтожить грызунов, а тем временем мы продолжим беседу в моем кабинете.
Инспекторша, приняв твердое решение бежать из НИИ, как только представится возможность, встала с преувеличенной готовностью.
– Конечно, – кротко сказала она.
Профессор вышел из кабинета, бросив быстрый взгляд на Марину. Амбалы у входа приосанились. Один из них распахнул перед профессором дверь, но тут же с глухим криком захлопнул ее.
– Они там! – воскликнул охранник.
Молодой человек ничего не боялся. Мозгоед, в свое время выжравший весь талант блестящего порядочного ученого, съел у него заодно и чувство страха.
– Крысы? – спросил Утюгов.
– Да, – кивнул охранник, доставая пистолет.
Марина задрожала не столько от ужаса, сколько от возбуждения.
«Я буду пятой колонной, – подумала она про себя, – и если у меня появится возможность помочь крысам одолеть Утюгова, я сделаю это».
Пистолет охранника щелкнул предохранителем.
– Стреляй в голову, они очень живучие, – приказал профессор.
Амбалы подняли пистолеты и синхронно ударили ногами в двери, те с глухим стуком распахнулись. Один из мужчин присел на колено, второй стремительно водил оружием из стороны в сторону.
– Пусто, – удивленно сказал один из охранников.
– Они ушли, – подтвердил второй, озирая пустой коридор.
Утюгов потянул носом воздух. Его злые старческие глазки сверкнули.
– Эти существа умнее нас, – тихо сказала инспекторша. Глаз на усике выглянул из ее прически. Он был явно встревожен.
Директор взглянул на нее с презрением.
– Пойдемте, – сказал он наконец, – это всего лишь крысы. И их всего лишь нужно убить.
Валентин Эмильевич, Марина и двое амбалов вышли в коридор, в котором было обманчиво тихо и спокойно.
Второй кирпич упал на пол с тихим стуком. Лариса прижалась ухом к стене. Шумело сильно и близко.
– На самом деле копать еще далеко, – сказала девушка самой себе. – Просто в тишине лучше слышно.
Ильина снова взяла в руки пряжку и продолжила работу, стараясь не обращать внимания на кишевших вокруг мозгоедов. Время от времени насекомые падали с потолка ей на голову, но не задерживались и скатывались вниз, испуганные неприятным для них запахом.
– Их так много, что, когда мои волосы высохнут, конец будет быстрым, – пробормотала Лариса, придавив туфлями еще парочку муравьев.
«Даже если бы мне удалось вырваться отсюда, то куда бы я пошла? – думала девушка, продолжая выковыривать раствор. – Разве что в цирк или в кунсткамеру? Личной жизни у меня все равно никогда никакой не будет. Ну кому захотелось бы иметь в подругах тощую трехметровую каланчу?..»
Она вздохнула.
– И детей у меня никогда не будет, и мужа, и счастья, – бормотала Ильина, с остервенением ковыряя стену. – И дома своего тоже не будет. Максимум, на что я могу рассчитывать, это на пенсию по инвалидности. Вряд ли кто-нибудь решится взять меня на работу!
По щеке Ларисы покатилась большая слеза. Она вспомнила свою первую любовь, первый поцелуй, первое интимное свидание… Все это было одновременно и последним. Ильиной стало так жаль свою загубленную жизнь и попранную женскую сущность, что она даже стала медленнее копать.
– Давай, дорогая, не останавливайся, – заметив это, прикрикнула на себя Лариса, – хоть затопишь все это напоследок, чтобы впредь им неповадно было! Изображу княжну Тараканову, зато хоть в чем-то отыграюсь.
Она вытащила еще один кирпич, потом следующий. Кучка камней в углу постепенно росла.
Дождь постепенно стихал. Сплошной покров туч стал рваным, и через просвет выглянул месяц в окружении нескольких звезд.
– Мы все делаем неправильно, – сказал Овчинников, с трудом переставляя ноги, которые уходили в грязь по колено. – Надо слить весь бензин в одну машину. Так мы проедем вдвое дальше, чем на двух машинах.
Полковник кивнул. Пес отрицательно покачал головой и потянул Рязанцева на рукав.
– Ты не согласен? – спросил Владимир Евгеньевич зверя.
Тот снова отрицательно покачал головой.
– Азбукой Морзе гавкни, что ли, – предложил Богдан, глядя на его огромные и острые, как тесаки, зубы.
