– Азбукой Морзе гавкни, что ли, – предложил Богдан, глядя на его огромные и острые, как тесаки, зубы.
Зверь подошел к «УАЗу», поднялся на задние лапы и ткнулся носом в стекло.
«Аптечка», – понял Рязанцев, чувствуя, как в его груди екнуло сердце.
Он быстро распахнул дверцу, вытащил белый ящичек с красным крестом на боку и, повинуясь взгляду животного, бывшего ранее человеком, раскрыл его. Пес быстро осмотрел содержимое, потом коротко гавкнул, закрыл аптечку ударом лапы и схватил ее в зубы.
– Кто-то болен? – спросил Овчинников.
Комиссаров кивнул.
– Нам пойти с тобой?
Бывший директор НИИ Новых биотехнологий снова кивнул и помчался в заросли. Оба мужчины побрели за ним, утопая в жирной глубокой грязи. Они добрались до черных глухих зарослей и стали яростно через них продираться, широко используя ненормативную лексику. Только тут Степан понял: чтобы добраться до норы, у полковника с Богданом уйдет минимум час. Сам он мог преодолеть это расстояние за несколько минут.
Алексей Гришин и его подруга, переводчица Юля, вышли из вычислительного центра института, намереваясь пойти в столовую, расположенную рядом с пищеблоком, и перекусить.
– Я хочу чаю, – капризно сказала девушка, чьи глаза были скрыты за темными очками, – и еще я мечтаю о пирожном.
Алексей, волочащий огромные ноги, похожие на лыжи, не стал говорить, о чем он мечтает, но как бы невзначай провел ладонью по заднице Юлии. Та зарделась.
– Это мы сделаем вечером, – сказала она, шутливо стукнув Гришина по пальцам. – А сейчас убери руки, вдруг кто-нибудь увидит!
Вечно унылое лицо Алексея приобрело еще более подавленное выражение.
– Ладно, я подожду, – сказал он.
Юля засмеялась, но ее смех внезапно оборвался.
– Что это? – испуганно спросила она.
Алексей повернулся. Лестница была пуста.
– Наверное, показалось, – пожала плечами переводчица, переводя дух.
– Конечно, – кивнул Гришин, с трудом переставляя ноги, словно они были чугунными. – У тебя сегодня было очень много работы.
И он снова провел ладонью по заднице Юлии. На всякий случай она еще раз обернулась и посмотрела на лестницу.
Никого.
«Действительно, показалось, – подумала переводчица, на всякий случай два раза хлопнув глазами под темными стеклами, – привидится же такое!»
Крысы, повинуясь приказу вожака, начали медленно сжимать кольцо.
– Ну и что нам делать? – спросил Коршунов, выливая на свою майку еще один стакан воды.
– Надо отсюда бежать, – сказала Зинаида Валериевна, нервно облизывая сухие губы. – Не в смысле бежать из приемной, а вообще – из института!
– И где я буду работать? – спросил Виктор. – Мне же каждые два часа нужна ванна, как Ихтиандру.
– Будешь сидеть дома и писать роман, – отрезала бухгалтерша. – Фантастический. Напишешь правду, и получится фантастический роман. Заработаешь кучу денег.
– А может, ты станешь водолазом или инструктором по дайвингу, – подсказала секретарша Сонечка. – На твои услуги будет большой спрос.
– А я куплю себе искусственную челюсть, и все дела, – пожала плечами Зинаида Валериевна. – Если тут у нас складывается такая сложная ситуация, то ну их, эти зубы!
Дрыгайло и Коршунов синхронно повернулись и посмотрели на секретаршу.
– Ну а ты, Сонечка? С нами? – спросил Виктор.
Секретарша побледнела. Она нервно сглотнула и посмотрелась в зеркало.
– Я бы пошла с вами, – медленно сказала она, – но… но…
Секретарша повернулась и ткнула хорошеньким пальчиком в двери, обитые уродливой пупырчатой кожей.
– Я просто боюсь, – объяснила она. – Помните, что случилось с доцентом Зергутовым? А ведь он тоже пытался убежать!
Дрыгайло и Коршунов повернулись и с содроганием посмотрели на двери.
– Он ужасно орал, – сказала Соня, – наверное, было слышно и в десяти километрах отсюда. А в институте, заметьте, еще полно дверей, которые можно декорировать.
– Ты думаешь, Утюгов посмеет? – глухо спросил заместитель директора.
– Один раз посмел же, – пожала плечами секретарша. – Я думаю, что он специально обил двери кожей Зергутова после того, как тот вырос размером с трехэтажный дом и лопнул. Чтобы другим было неповадно. И вообще, меня смешит такая постановка вопроса: «Утюгов посмеет, Утюгов не посмеет»… Он наш местный диктатор, у него абсолютная власть. Что хочет, то и делает. И я тебя уверяю, если он захочет обить твоей кожей стульчак у себя в туалете, ты ничего не сможешь этому противопоставить.
Услышав про стульчак, Коршунов насупился.
Ева упорно прыгала на одной ножке и трясла головой.
– А ну, вылезай, – приговаривала она, – ты, отвратительное создание природы и человека!
Раненый мозгоед, которому постоянные прыжки жертвы мешали продвигаться вперед, озверел и принялся кусать девушку изо всех сил, сжимая крепкие челюсти. Кровь хлынула ручьем. Красная, горячая, она текла по шее и плечу Ершовой. Боль в голове была чудовищной.
– Давай, кусайся, – хрипела Ева, – авось тебя вымоет из уха потоком крови!
Ее одежда промокла. Рот девушки быстро наполнялся горячей солоноватой жидкостью.
«Так недолго и от потери крови скончаться», – подумала Ершова, на секунду переставая прыгать и дергать головой вверх и вниз.
В тот же момент мозгоед двинулся вперед и приблизился к мозгу еще на полмиллиметра.
– Ах ты, сволочь! – воскликнула Ева.
Кровь хлестала струей. Насекомое напрягло уцелевшие лапки и передвинуло толстое брюшко еще на треть миллиметра. Его уродливая голова уткнулась в барабанную перепонку девушки. Твердые челюсти сомкнулись. Перепонка лопнула. Ева мгновенно оглохла на одно ухо.
– Не-е-е-ет! – испуганно завопила Ершова и сильно дернулась, ударившись головой о кирпичную стену.
Она ужасно жалела, что у нее нет ни шпильки, ни заколки-невидимки, ни пилочки для ногтей, ничего такого, что могло бы помочь выковырять насекомое из ее уха или хотя бы нанести ему некоторый ущерб.
Вдруг здоровое ухо девушки напряглось. Откуда-то слева послышался громкий удар, словно камень стукнул о сталь.
Ба-у-м!
– Что это? – спросила саму себя Ева.
В этот момент удар повторился.
Ба-у-м!!
Ершова быстро повернулась и прижалась к стене здоровым ухом. Ей показалось, что где-то недалеко шумит вода.
– Никого нет, – сказала Юля, заходя в столовую. – Непонятно, а где же Ульяна Ильинична?
– Наверное, вышла, – тихо сказал Гришин, придерживая подругу за локоток.
Он развернул Юлю и впился губами в ее губы. Темные очки девушки поползли в сторону. В этот момент вожак прыгнул вперед.
Алексея спасли темные очки подруги. За мгновение до прыжка он увидел в гладкой черной поверхности отражение зверя, приготовившегося к прыжку.
– А-а-а! – заорал Гришин, сбивая Юлю на пол.
Очки упали и разбились. Во все стороны брызнули осколки темного стекла. Вожак пролетел в миллиметре от лица Гришина и тяжело обрушился на стол. Через мгновение зверь повернулся. Его красные глаза блестели. Алексей схватил в руки табурет. Изо рта крысы капала слюна. Рыльце ее было перекошено от ненависти.
– Я ни в чем не виновата! – закричала Юля, глядя на зверя. – Помогите, кто-нибудь!
Но в помещении никого не было. Буфетчица Ульяна Ильинична, обычно делавшая для сотрудников НИИ бутерброды и наливавшая им чай, была мертва уже около двух часов. Ее тело, располосованное острыми зубами, лежало в подсобке, где она надеялась спастись от смерти.
– Я ничего не сделала! – продолжала кричать Юля.
Гришин молчал, сжимая в руках табурет. Вожак повернулся к орущей девушке.
– Примерно так же я чувствовал себя в армии, куда меня забрали со второго курса института, – сказал Овчинников, с чавканьем вытаскивая ноги из грязи. – Только автомата Калашникова не хватает и танковой рации.
Тьма была кромешной. По лицу полковника и Богдана хлестали колючие ветви, корни цеплялись за ноги, сверху капало.
– Скажи спасибо, что у нас есть проводник, – мрачно сказал Владимир Евгеньевич.
– А куда он, кстати, нас ведет? Не забывай, что псы любят мясо, – мрачно пошутил Овчинников.
– А аптечка тогда зачем? Для отвода глаз?
Богдан поскользнулся и упал.
– Фу-у-у, – сказал он откуда-то снизу, – какая тут гадость внизу! Червяки какие-то.
– Дождевые? – уточнил Рязанцев.
– Может, и дождевые. А может, и личинки какие-то, уж больно они скользкие, – пробормотал Богдан, поднимаясь и отряхиваясь. – Я, кстати, когда падал, ботинок потерял.
Они принялись рыться в грязной жиже, пронизанной корнями и кишевшей уродливой живностью, но ботинок как сквозь землю провалился.
– Я думаю, что его уже сожрали местные жители, – неудачно пошутил полковник.
– Странно, неужели твердый, жесткий и пропитанный вонючей краской ботинок лучше, чем вкусная, сочная и мясистая нога? – подхватил Овчинников и вдруг завопил благим матом.
