туман большую прямоугольную постройку на четырех колесах, стоявшую на дороге возле школьного забора. В нее была запряжена грязно-белая лошадь. Лошадь! Я не видел этих животных лет двадцать, еще даже до тумана. Это было настолько удивительно и неуместно, что я сначала не поверил глазам, подумав, что галлюцинации из спортзала продолжаются.
— А ты, браток, видать, местный. Подскажешь, куда нам теперь двигать? — в разговор вновь вступил первый, которого назвали «Санычем».
Угрозы вроде они не представляли. Чего бы не подсказать?
— Вы по этой дороге не доедете. Вам на Рынок ресурсов надо — есть у нас одна, самый крупная в городе торговая точка. Сейчас прямо с полкилометра проедете, потом направо повернете, на перекрестке. По той улице уже до центра города сможете доехать. Не заблудитесь. Но в сам центр не суйтесь, там отрава почти концентрированная. Попутно у жителей дорогу спросите, там они чаще встречаются.
— Вот спасибо, братка! Так мы поедем? — Саныч полувопросительно, полуутвердительно обратился то ли ко мне, то ли к напарникам.
— Погодите. — сказал я. — А что продаете?
— Я же говорю, мясо, свинину свежую. Только вчера хряка закололи. Есть еще картошка, два мешка, но прошлогодняя.
— А почем?
Они переглянулись. Я подошел ближе:
— Я для себя спрашиваю. Купил бы у вас что-нибудь.
— Тебе за полцены отдадим. — наконец ответил второй. — Чтоб без обид было.
В итоге я купил у ермолайцев два килограмма свежего мяса и пакет картофеля за три средних мелка. Они оказались хорошими людьми, и мы быстро поладили. Саныч был у них кем-то вроде негласного старшего, именно он предложил идею торговли с городом. Третий оказался молодым парнем лет шестнадцати, то ли сын, то ли племянник второго, которого звали Михаил. Я очень удивился, когда подошел к повозке и увидел, что белая лошадь никак не защищена от тумана. То есть вообще никак — ее ноздри свободно вдыхали кислую отраву и выдыхали обратно желтоватыми струйками. Я, пораженный, спросил об этом Михаила, но тот ничего вразумительного не ответил:
— А ляд ее знает! По первой дохли. У меня коровы две было, одна слегла, а вторая поболела-поболела и встала. У Саныча вон куры передохли почти весь курятник, заколебался ямки копать, хоронить, хехе. А потом ничего, даже нестись опять начали. Попривыкли, наверное. Может, и люди попривыкнут.
— Не знаю, как ты, Миха, а я чет проверять не хочу пока! — сказал Саныч, и опять все засмеялись.
Повозка их была устроена грамотно: сваренный из металлических прутков каркас, к которому были прикреплены листы твердого пенопласта, склеенные монтажной пеной. Получилась легкая и герметичная коробка с дверью и окном спереди, установленная на платформу с автомобильными колесами. Внутри большую часть места занимал самодельный холодильник из того же пенопласта. Мясо и другие продукты заранее охладили и сложили в эту камеру, которая работала, как термос. На оставшейся площади разместили автомобильный задний диван и несколько аккумуляторов, силы тока которых хватало, что периодически профильтровывать небольшой объем воздуха помещения.
— Спасибо вам! — сказал я, пересыпая мелок в руку Саныча. — По поводу торговли разрешите дать пару советов: свежие продукты у нас ценятся, тем более такие, так что цену ставьте, не жалейте. Мзду за право торговли дать нужно только людям Человека (это самый главный на Рынке). Если кто другой подойдет, шлите их на три веселых. Таких там много, они как раз новичков высматривают. Если будут угрожать, просто позовите охрану, те мигом с ворьем разберутся — с этим на Рынке строго. Ночью обратно не езжайте — ограбят. Переночевать можно в снятой комнате, но дорого, а можете в своей кибитке. С охраной договоритесь — они вас либо в ангар пустят, либо, на худой конец, на безопасной стоянке оставят. Вроде все. Удачи в торговле!
— Спасибо, браток! За советы особенно… Погодь, ты чет лишнего мне сыпанул.
— Нормально, Саныч. Берите, пока у меня есть. — я улыбнулся. — Чтоб без обид было!
Саныч хлопнул меня по спине:
— Блин, хороший ты парень! Короче, будешь у нас в Ермолаевке, милости прошу в гости. Саныча там все знают. Если помочь чего, или продуктов каких — сразу ко мне. Или к Михе.
Мы попрощались. Ермолаевцы забрались в кибитку, лошадка тронулась и растворилась в тумане, а я принялся грузить школьное имущество.
12
«Странное существо — человек» — думал я, выезжая на дорогу. «То он готов загрызть себе подобного за минимум снаряжения, то делится последним. Причем делает это весело, без слез, угроз и проклятий». Я вспомнил своих недавних грабителей. Первые двое вряд ли смогли бы убить меня; избить, оставить умирать — да, но не хладнокровно прикончить на месте. А вот последняя группа расстреляла без колебаний, если бы я выходил из Машины чуть дольше или группа Макса замешкалась. А Саныч с единомышленниками — он легко и добровольно расстался с тем, ради чего другие пошли на преступление. Пусть за таблетки, но, как мне кажется, он мог поделиться и даром, если бы в этом возникла необходимость. А ведь я держал их на прицеле.
Так где же система дала сбой? Почему одни люди жертвуют человечностью ради вещей, а другие остаются людьми, отдавая нужное им самим? Самое странное, что я понимал логику и мотив первых (хоть и не принимал их), но совершенно не понимал вторых (хоть и поступал иногда точно так же). Что мне стоило не вмешиваться и просто смотреть с высоты второго этажа булочной на разборку Тимофея и той базарной тетки? Зачем дал ему обещание подумать про его будущее? И зачем я оставил коробку дорогого лекарства девушке, хотя за ее помощь можно было расплатиться много дешевле?
Я помотал головой и на мгновение зажмурился: «Делай вывод и хватит думать об этом». А вывод следующий: быть негодяем легко и закономерно, но я не умею и не хочу, а быть человеком — глупо, невыгодно, а еще проблемно и затратно, но я зачем-то иногда так делаю. Логика взяла выходной.
Машина медленно продавливала желтую вату, которая нехотя расступалась, чтобы тут же сомкнуться сзади, через равные промежутки справа возникали темные скелеты засохших деревьев, но вскоре эта цикличность пропала — я выехал за город. Здесь начинался частный сектор, множество одно- и двухэтажных домов стояло разрушенными или сгоревшими. Люди, кто не убрался из города и не отравился, переехали в жилую часть города, поближе к «цивилизации». Все самое ценное, что можно было увезти, они забрали с собой, и мародерам поживиться было нечем. Вдобавок некоторая удаленность от города мало способствовала
