- Как мы докажем твою теорию? - Он споткнулся на «мы», едва произнес эти две буквы, и, сникнув, уныло усмехнуся. - Как докажем?
- Еще не знаю.
- Я бы хотел помочь тебе, - извиняющимся тоном добавил он.
Я подумал о десятках саркастических реплик и внутренне поежился. Это я шел не в ногу, а не они. Голос прошлого не должен мешать будущему.
- Ты будешь делать то, что нравится Саре, - наконец сказал я тоном приказа, а не насмешки.
- Не будь таким чертовски правильным.
К концу завтрака мы попытались построить новые отношения на обломках старых, сохраняя дружбу, хотя оба понимали, как проблематичны наши попытки.
Когда в назначенное время я встретился с ними в холле, то понял, что и Сара произвела переоценку своего поведения и теперь разумом контролировала эмоции. Она попыталась улыбнуться, увидев меня, и протянула руку. Я легко пожал ей пальцы и формально поцеловал в щеку. Она правильно все поняла.
Перемирие заключено, условия обговорены, пакт подписан. Посредник, Джик, самодовольно посматривал на результаты своих усилий.
- Ты только погляди на него. - Джик жестом трагика в провинциальном театре показал на меня. - Настоящий биржевой маклер. Костюм, галстук, кожаные туфли. Если он не будет осторожен, его изберут в Королевскую академию.
- Я думала, это большая честь, - удивилась Сара.
- Все зависит от того, как посмотреть, - довольно фыркнул Джик. - Посредственность, умеющую себя подать, выбирают в академию, когда художнику переваливает на четвертый десяток. Ремесленник со связями попадает в академию, разменяв пятый десяток. Ремесленник без оных - ближе к шестидесяти годам. А гениев, которые плюют на избрание в академию, замалчивают, сколько могут.
- Ты относишь Тодда к первой категории, а себя к последней? - спросила Сара.
- Конечно.
- У него есть основания, - заметил я. - Никто не слыхал о молодом гении, гений всегда старый.
- Ради бога, - вздохнула Сара, - давайте поедем на скачки.
Мы чуть ли не шагом двигались к ипподрому, потому что все машины города ехали, казалось, в том же направлении, что и мы. Когда мы наконец добрались, стоянка машин возле ипподрома «Флемингтон» напоминала гигантскую площадку для пикника, сотни компаний расположились между машинами для ленча. Столы, стулья, скатерти, фарфор, столовое серебро, хрусталь. Зонтики от солнца, оптимистично выставленные навстречу грозившим дождем облакам. Смех, визг, гул голосов и все покрывающие громкие возгласы: «Вот Это Жизнь!»
К моему удивлению, Джик и Сара тоже подготовились к пикнику. Они вытащили из багажника взятой напрокат машины стол, стулья, еду и бутылки и объяснили, мол, легко все предусмотреть, когда стоит только пожелать, и «Хилтон» все выполнит.
- У меня есть дядя, - сказала Сара, - которого называют Самый Быстрый Бармен Запада Австралии. Ему надо секунд десять, чтобы вынуть пробку, налить и сделать- первый глоток.
Она и правда старается быть приветливой, подумал я. И вроде бы не только ради Джика, а хочет и сама хорошо провести время. Если это стоит ей усилий, то виду она не подает. Теперь на Саре было надето необычного цвета оливково-зеленое полотняное пальто и такая же шляпа с широкими полями, которую она время от времени придерживала при легких порывах ветра. Это была другая Сара, хорошенькая, более естественная и менее напуганная.
- Шампанское, - предложил Джик, открывая бутылку. - Бифштекс и пирог с устрицами.
- Как я вернусь к какао и консервам?
- Потолстевшим.
Уничтожив привезенные деликатесы и снова загрузив багажник столом и стульями, с чувством участия в каком-то полурелигиозном ритуале мы влились в толпу, устремленную к воротам в святая святых.
- Сегодня гораздо хуже, чем по вторникам, - заметила Сара, которая несколько раз прежде бывала на таких пикниках. - Мельбурнский Кубок - это общественный праздник. В городе три миллиона жителей, и половина из них пытается попасть сюда. - Ей приходилось кричать, чтобы перекрыть шум толпы, и держать обеими руками шляпу, чтобы она не слетела в толкотне.
- Если бы у них была хоть капля здравого смысла, они бы остались дома и смотрели соревнования по телевизору. - У меня перехватило дыхание от удара локтем в почки: какой-то тип прокладывал себе путь в битком набитом проходе.
- В Мельбурне нельзя посмотреть Кубок по телевизору, будут передавать только по радио.
- Очень печально. А почему?
- Организаторы хотят, чтобы все пришли на ипподром. Поэтому на всю Австралию транслируют, а у себя дома не показывают.
- То же самое с гольфом и крикетом, - мрачно добавил Джик. - Не можешь даже сделать ставки в тотализаторе.
Посрамив верблюдов, мы пролезли сквозь игольное ушко вторых ворот и попали на спокойную зеленую лужайку, предназначенную для членов Жокейского клуба и зрителей, купивших дорогие билеты. Очень похоже на Дерби дома, в Англии, подумал я. Победа фаворита перевешивает все неприятности погоды. Сияющие лица под серым небом. Теплые пальто на дорогих шелковых подкладках. Зонтики, готовые защитить шляпы ценой в состояние. Когда я как-то нарисовал зрителей скачек под дождем, картина у многих вызвала смех. Я ничего не имел против. Мне казалось, смеявшиеся поняли: внутреннее тепло удовольствия нельзя остудить внешними огорчениями. С таким же успехом зрители скачек могли бы и в грозу дуть в фанфары, соревнуясь с громом.
А почему бы не нарисовать посетителя скачек, играющего на трубе в грозу, мелькнула мысль. Это было бы символично даже для Джика.
Мои друзья погрузились в оценку участников первого заезда. Оказывается, Сара разделяла с мужем страсть к пари, хотя ни в чем не соглашалась с ним.
- В Рэндуике на прошлой неделе грунт был мягкий. Но и здесь после таких дождей почва раскисла. А он любит твердую дорожку.
- В Рэндуике Бойблю обставил его, а Бойблю тащился в хвосте на Кубке Колфилда.
- Тебе лишь бы выставить свое глупое «я», - высокомерно фыркнула Сара. - Но для Грейпвайна почва слишком мягкая.
- Хочешь сделать ставку? - спросил у меня Джик.
- Я не знаю лошадей.
- Будто это имеет значение.
- Верно. - Я посмотрел в программу дня. - Два доллара на Дженерейтора.
- Почему? - Они оба удивленно посмотрели на меня.
- Когда сомневаюсь, всегда ставлю на номер одиннадцать. Однажды я чуть ли не единственный поставил на номер одиннадцать, а он выиграл.
Они поцокали языками и поохали, а потом сказали, что я могу подарить свои два доллара букмекерам или ГАТ.
- Кому? - переспросил я.
- Главному агентству тотализаторов.
Букмекеров, на мой взгляд, было чуть ли не больше, чем зрителей. Но все столы, где принимали ставки, подчинялись Главному агентству, которое, похоже, снимало сливки со скачек. Мельбурнский Кубок - соревнования богатые, солидные и процветающие. Гордость Австралии, сообщил Джик.
Мы выбрали лошадей, заплатили деньги, и Дженерейтор выиграл один к двадцати пяти.
- Новичкам всегда везет, - вздохнула Сара.
- Тодд не новичок, - засмеялся Джик. - Он еще в первом классе убегал с уроков, чтобы галопировать рядом с лошадью.
Они порвали свои квитанции, не получив ничего, и принялись обсуждать участников второго заезда. Я поставил четыре доллара на номер первый.
- Почему?
- Цифра одиннадцать состоит из двух единиц.
- Боже мой, вы тоже не лучше Джика! - вскинула брови Сара.
Самое агрессивное облако разразилось дождем, но совсем небольшая часть зрителей стала искать укрытия.
- Пойдемте, - предложил я, - поднимемся наверх, там сухо.
- Вы идите, - сказала Сара, - а я не могу.
- Почему? - в свою очередь, удивился я.
- Потому что там места только для мужчин.
Я засмеялся, решив, что она шутит. Но оказалось, это не шутка. Совсем не смешно, но факт. Около двух третей сидений на трибунах для членов Жокейского клуба и зрителей с дорогими билетами зарезервировано для мужчин.
- А их жены и девушки? - недоверчиво спросил я.
- Они могут подняться на крышу.
Сара, как австралийка, ничего странного в этом не видела, но для меня и, уверен, для Джика такой порядок выглядел нелепым.
- На большинстве крупных соревнований, - начал Джик, стараясь говорить нейтрально, - мужчины, управляющие австралийскими скачками, сидят в кожаных креслах и через стекло смотрят заезды. Мужчины в ресторанах и барах с пушистыми коврами едят и пьют, как короли. А своим женщинам они оставляют право есть стоя в кафетериях и сидеть на жестких пластмассовых скамейках на открытых трибунах среди остальных зрителей. Австралийцы считают такое поведение вполне нормальным. Все антропологические группы считают самые чудовищные привычки своего племени вполне нормальными.
- Я думал, тебе в Австралии нравится все.
- В мире нет совершенства, - тяжело вздохнул Джик.
- Я промокла, - вмешалась Сара.
Мы спрятались под крышу, где свободно гуляли сквозняки, принося капли дождя, и не было скамеек.
